По городу...

 

По городу, по улицам моим,

вдоль Летнего таинственного сада,

среди людей и улыбаясь им

не для проформы и не для парада,

уже не помня боли и обид,

и прочих мне доставшихся напастей,

я прохожу, и ветер холодит

меня, ласкаясь, — видимо, на счастье.

 

Уже сентябрь; у осени, увы,

то лето бабье, то совсем не лето —

не угадать — и даже у Невы

не отыскать желанного ответа.

Природа любит без занудных слов

потешиться, не спрашивая, так ли

мне хочется, но я опять готов

участвовать в сентябрьском спектакле.

 

Я соучастник, значит, я актёр.

Я соучастник, значит, я создатель

комедии, идущей с давних пор,

сюжет которой горек, но приятен

хотя бы тем, что я ещё храним

законами такого лицедейства.

Я прохожу по улицам моим —

Дворцовая, Сенат, Адмиралтейство...

 

 

Марсово поле

 

...а над Марсовым полем — полночная лень,

а на Марсовом поле очнулась сирень,

расцвела, распустилась, отбилась от рук,

напоив ароматом пространство вокруг.

 

...а на Марсовом поле средь каменных плит

позапрошлое время на страже стоит

позабытых героев, обретших покой

на гражданской, на братоубийственной той.

 

...а на Марсовом поле в июньскую ночь

ты задумала мне непременно помочь,

чтобы стал я от бед и от боли храним

самым первым и нежным объятьем твоим.

 

 

На улице Некрасова

 

Живёт на улице Некрасова

поэт (звучит, конечно, гордо).

Он бродит в поисках прекрасного

по улицам родного города.

 

Бредёт задумчивый, рассеянный,

в душе лелея строчки новые,

ветрами невскими овеянный,

ночами белыми целованный.

 

Ему мерещатся прощание

времён и их переплетение,

и Пушкина благовещание,

и Бродского словоречение.

 

Как будто нет забвенья властного

творцам звучанья эфемерного...

Живёт на улице Некрасова

поэт эпохи Двадцать первого.

 

 

 

Невский дождь

 

Дождь говорливый раскрывал объятья,

но я дождливых ласк не принимал.

Он говорил, что дождь и люди — братья,

конечно, врал.

 

Какие братья, родственники, если

всего меня от головы до пят

он поливал под радостные песни

весь день подряд.

 

Ему — забава, смех, аттракционы,

а мне — бежать и прятаться. Собор

Казанской Божьей Матери иконы

глядел в упор.

 

Дождь догонял и говорил, и мучил

манящей песней невских перспектив,

чтоб я запомнил, так, на всякий случай,

её мотив.

 

И чтобы я когда-нибудь, далёкий

от этих вод и набережных сих,

припомнил вдруг его по-братски лёгкий

дождливый стих.

 

 

 

Этот город

 

То ли осень пришла в этот город,

то ли город от солнца устал...

Разливается, мелок и долог,

дождь по самым заветным местам.

 

Не укрыться, не спрятаться, видно,

мне уже среди белого дня.

Очень мокро и очень обидно

этот город встречает меня.

 

Так совпало, наверное...или

дождь и ветер в назначенный час

ради встречи со мной зарядили

и затеяли свой перепляс?

 

Что с погодой поделаешь, если

этот город из яви и снов

распевает дождливые песни

без моих поэтических слов.

 

Я готов обижаться, но снова,

как и прежде, эпоху спустя,

замираю под властью такого

несмолкающего дождя.

 

И среди уплывающих зданий

я вдыхаю дождливый настой,

возвращаясь из долгих скитаний

в этот город и мой, и не мой.

 

 

 

 

Лодочка

 

Диоген

 

Ищу человека!

                                     Диоген

 

Диоген проживает не в бочке, а в пифосе.

У него из имущества — чашка в минусе,

разбитая с радостью

за ненадобностью.

 

Диоген, по классику, прост, как правда.

Ему для тела всего и надо,

чтоб не протух

дух.

 

Диоген, известно, живёт, как киник.

Он человека в беде не кинет.

Да жаль, что от века до века

ему не найти человека...

 

 

 

Начало

 

                                    Открылась бездна звезд полна...

                                                       М.В.Ломоносов

 

Нет и не было начала у Вселенной, как известно,

потому что неизвестно, что же было до того,

как однажды взрыв раздался, взрыв большой, и повсеместно

жизнь планетная возникла ну совсем из ничего.

 

Жизнь возникла...  что-то с чем-то как-то там соединилось,

закипело, забурлило без морей, равнин и гор.

То ли Бог, согласно Книге, оказал такую милость,

то ли всё само собою так и катится с тех пор.

 

Эволюция, однако...  Я и сам себя считаю

незаконченным продуктом непрерывных перемен,

и мечусь, не понимая, — или мне свалится с краю

дня сегодняшнего или всё же лучше встать с колен.

 

Говорят, шизофрения, раздвоение, иначе,

современно выражаясь, когнитивный диссонанс.

Я, увы, не математик — нерешённые задачи

мной и раньше не решались, не решатся и сейчас.

 

Надо мною небо, звёзды, бездна тьмы и бездна света —

всё смешалось в этом мире полу-яви, полу-снов.

Жизнь когда-то зародилась, может, здесь, а, может, где-то,

и закончится, и снова где-нибудь начнётся вновь.

 

 

 

 

Дело

 

                         Что ж, пора приниматься за дело

                                             Александр Блок

 

Что ж, пора приниматься за дело,

потому что безделье задело

за живое. Полуденный зной

расплавляет и тело, и душу.

Обнимаю горячую сушу,

охлаждаюсь балтийской водой.

 

Затянуло меня, засосало,

потому и на роли вассала

так легко оставаться в плену

у залива, у сосен, у пляжа.

Пропадаю, но эта пропажа

незаметна уже никому.

 

В полусонном движеньи пространства

невозможно найти постоянства;

может, точка опоры — вовне?

Обижаться бессмысленно. Впору

пресловутую эту опору

не искать ни в какой стороне.

 

Замирает июльское лето —

перегрето, пропито, пропето.

Видно, Блок совершенно неправ —

кто, скажите, решительно, смело

в эту пору возьмётся за дело ? —

только Лев Николаевич, граф.

 

Вот цена поэтичного слова —

от желания дела до снова

бесконечно текущего дня.

Солнце греет, волна наплывает,

словно новый мотив напевает

для меня, для меня, для меня...

 

 

 

 

 

Волшебник

 

                                   Я не волшебник, я только учусь.

                                                 Евгений Шварц, «Золушка»

 

Я, конечно, не волшебник, и учиться слишком поздно,

даже если и возможно научиться волшебству.

Ночь тиха, пространство внемлет нависающему грозно

небу, гасящему звёзды неизвестно почему.

 

Если звёзды зажигают, то и гасят — это нужно,

стало быть, кому-то тоже непонятно для чего.

Там, на небе, свет не важен, там и так живётся дружно —

так мне кажется порою, и не более того.

 

Так мне кажется, поскольку я почти религиозен

и почти атеистичен, только грешен не почти.

Бог из Ветхого Завета на меня взирает, грозен,

и у Нового Завета я, должно быть, не в чести.

 

Вот такая незадача...Небо выдалось беззвёздно

и безлунно этой ночью сновиденьем наяву.

Я, конечно, не волшебник, и учиться слишком поздно,

даже если и возможно научиться волшебству.

 

 

 

 

 

Лодочка

 

Ах, этот сладостный мотив,

весёлая работа —

гребу на лодочке, и мне

послушны два весла.

Ну так зачислите меня

в состав речного флота,

чтоб славно лодочка плыла

без отдыха и сна.

 

Плыви же, лодочка, плыви...

Река — она такая,

она меня когда-нибудь,

конечно, приведёт

в тот самый край, где с давних пор,

причудам потакая,

живёт, совсем не дуя в ус,

приветливый народ.

 

Ах, эти сладкие мечты,

заветные виденья...

Река течёт и всё течёт,

и лодочка легка.

Плыви же, лодочка, плыви,

поскольку без сомненья

нас ожидают в том краю

кисельные луга.

 

Ах, это Пушкин говорил

когда-то, вопрошая:

"Куда ж нам плыть?.. Куда ж нам плыть?..",

но не успел найти

ответ на простенький вопрос...

Река — она такая —

непредсказуема. Но нет

заманчивей пути.

 

 

 

 

 

Дороги

 

Ветер

 

Сегодня ветер вечером опять

рассказывал о разных дальних странах,

переходя с мелодий иностранных

на местные, чтоб каждый мог понять

его игривый песенный настрой,

с которым он легко и музыкально

мелодии насвистывал и тайно

подкрадывался к девушкам, герой.

 

Играй, играй, мой ветер, ворожи,

порасскажи мужчинам, детям, дамам,

какое нынче небо над Вьетнамом,

какие над Сахарой миражи.

Витийствуй, коли дар счастливый дан

тебе всего касаться торопливо.

Шуми, шуми, послушное ветрило, ©

волнуйся за окном, гудящий автобан!

 

 

 

Музыкант

 

Музыкант играл на скрипке.

Я не видел музыканта.

Я мелодию услышал

у открытого окна.

Мимо жизнь текла привычно,

без особого таланта,

очень будничная с виду

от рассвета и до сна.

 

Музыкант играл на скрипке.

И мелодия звучала

то печально, то с улыбкой,

удивляя и маня,

то раскачиваясь мерно,

словно лодка у причала,

уплывающая нынче

в неизвестные края.

 

Музыкант играл на скрипке.

Музыкант не знал, конечно,

то, что я его услышал,

то, что он меня прощал

этой музыкой, звучащей

обещаньем жизни вечной...

Мир вокруг её не слышал,

ничего не обещал.

 

 

Облака

 

Облака плывут над крышами,

не тяжёлые, а так —

словно, перистые, вышли

погулять в небесный парк.

 

Облака плывут, кудрявятся —

ни газонов, ни оград.

Облакам, конечно, нравится

плыть который день подряд.

 

Мы с тобой сегодня ожили —

утро, солнце, облака.

Мы ещё не подытожили

наше прошлое пока.

 

Мы ещё утрáми ранними,

да и в сумерки потóм,

вспоминаем, что над нами

эта крыша, этот дом,

 

что ещё не стали лишними

наших дней за шагом шаг...

Облака плывут над крышами,

не тяжёлые, а так.

 

 

 

Сумерки

 

Ещё не ночь, но сумерки. Ужé

и фонари зажглись, и стало тише

на улице. И только дождь по крыше

выстукивает: «Будь настороже!».

 

Вид из окна, конечно, неширок.

Фонарный свет не освещает дáли.

И дождь, меня предупредив, едва ли

расскажет, от чего предостерёг.

 

Беззвёздность неба порождает грусть.

Взгляд из окна становится печальней.

Уходит вечер. Ночь в дороге дальней

слова дождя заучит наизусть.

 

Будь строже или будь настороже,

не засыпай, шагая третьей стражей...

А фонари склонились над пропажей

утраченного времени уже.

 

 

 

Дороги

 

                   Можно

                            убедиться,

                                что земля поката, —

                               сядь

                            на собственные ягодицы

                                              и катись!

 

                                    Владимир Маяковский

 

...а дороги впереди — та да эта,

если хочешь, можешь выбрать любую.

Говорят, шарообразна планета,

а не нравится — катись на другую.

 

Были чёрными моря, стали бéлы,

исчезая и теряясь в тумане.

Бригантины по морям, каравеллы

проплывают, как в старинном романе.

 

Так и плавают они на удачу —

то ли айсберг впереди, то ли берег,

потому что если плавать иначе,

ни Антарктик не открыть, ни Америк.

 

Было семь чудес у старого света,

значит, прóжил старый свет не впустую.

...а дороги впереди — та да эта,

если хочешь, можешь выбрать любую.