Соединенье

 

Соединенье музыки и слова —

поэзии достойная основа.

И я соединял мои слова

с мелодией какой-то непонятной,

родившейся, но всё ещё невнятной,

во мне звучащей лишь едва-едва.

 

Должно быть, это утро навевало

мелодии таинственной начало,

не ведая, что будет впереди...

Дождь начинался, громыхало где-то,

мелодия витала, недопета,

и диктовала строчки про дожди.

 

Я поддавался этому диктату —

куда деваться верному солдату

отряда стихотворческой страны?..

Давно известно — нами правит случай,

и я сдавался натиску созвучий

дождями необъявленной войны.

 

И удивлялся я — не чудеса ли

то, что слова выстраивались сами,

заветную мелодию храня?..

Дождь не кончался, но гроза всё тише

высвечивала молниями крыши

и уходила в дальние края.

 

 

 

Прохожий

 

Я сегодня прохожий, созерцатель, чудак,

на других непохожий, отмеряющий шаг

стихотворным размером неродившихся строк,

обольщаясь примером неизвестных дорог.

 

Но сегодня едва ли да и вряд ли потом

романтичные дали за ближайшим углом

я увижу, любуясь с детства близкими мне

перекрестьями улиц, тёплым светом в окне.

 

Городского пространства полунóчный уют.

Я ищу постоянства, не меняя маршрут,

не сбиваясь с дороги позапрошлых времён,

обивая пороги отошедших имён.

 

Видно, сладок до боли ностальгический плен.

Но гуляет на воле вечный дух перемен,

ни на что непохожий, и не друг, и не враг...

Я сегодня прохожий, созерцатель, чудак.

 

 

 

Сентябрь

 

Играет невская вода,

искрится, солнышко покуда.

Сентябрь...будут холода,

укутывайтесь, господа,

не ждите чуда.

 

Я поднимаю воротник

по старой, с юности, привычке,

мне так удобно, я привык,

пусть говорят, что этот шик

остался там, на перекличке

 

давным-давно ушедших лет...

что значит призрачная мода? —

сегодня — есть, а завтра — нет,

к тому же — прошлого привет,

к тому же — зябкая погода.

 

Брожу по улицам моим,

как по страницам старой книги,

герой которой был любим

за то хотя бы, что за ним

шёл сквозь сюжетные интриги.

 

А мой сюжет сегодня прост,

и потому я неспокоен.

Перехожу Анúчков мост,

где, поднимаясь в полный рост,

бунтуют клодтовские кони.

 

Но "Укрощение коня" —

как аллегория смиренья.

Вот Человек — средь бела дня

он укротить хотел меня

и выставить на обозренье.

 

Я на мгновенье стал конём,

хочу сорваться с пьедестала,

разбить гранитный окоём,

и, не жалея ни о чём,

умчать во что бы то ни стало.

 

Такие странные мечты...

но городские магистрали,

переходящие в мосты,

в плену житейской суеты

об этом ведают едва ли.

 

Который год, который век

не изменяются сюжеты,

и ходит, бродит человек:

я — ныне, завтра — имярек,

вчера — великие поэты.

 

Мы бродим в поисках следа

былых времён живого гуда...

Сентябрь...будут холода,

укутывайтесь, господа,

не ждите чуда.

 

 

 

Осенний мотив

 

...а я-то думал — что произошло? —

пустого дня зачёркнута страница,

и календарь напомнил, что число

тринадцатое в пятницу случится,

и я уже готовлюсь...голова

полна с ТВ сползающего мыла,

которое пытается в слова

преобразиться, да не тут-то было!

 

Должно быть, это осень: листопад,

дожди, ветра и прочие напасти,

в которых я совсем не виноват,

а если и виновен, то отчасти

всего лишь тем, что теплится в душе

воспоминанье о прошедшем лете,

за горизонтом скрывшемся уже,

конечном, как и всё на этом свете.

 

Теперь на царстве рыжая листва

и, кажется, кружась в неспешном ритме,

она подскажет нужные слова

моей молитве, обращённой к Митре.*

Мне обещало это божество

однажды непременно возвратиться.

...а я-то думал — что произошло? —

пустого дня зачёркнута страница.

 

 

*Митра - индоиранское божество согласия и солнечного света.

 

 

 

 

Сегодня

 

                                         Есть в осени первоначальной

                                         Короткая, но дивная пора...

                                                                           Ф. И. Тютчев

 

Сегодня день особенно суров,

чернее тучи и дожди мокрее,

и покрывалом сорванных листов

укрылись опустевшие аллеи

Таврического сада...я и сам

спешу скорей добраться до кровати,

поближе к кухне, а не к небесам,

которые разверзлись так некстати.

 

Первоначальной осени пора,

увы, ушла...теперь иные трели

выводят загулявшие ветра,

качая волны в невской колыбели.

Ненастная погода...Петербург

недаром носит звание столицы,

но северной...а ветер рвёт из рук

мой бедный зонт, выламывая спицы.

 

Я тороплюсь, но до родных пенат

сквозь дождь и ветер добежать непросто,

и в этом, несомненно, виноват

тот самый Пётр немаленького роста.

Уж этот Пётр! — взобрался на коня,

взмахнул рукой...но как-то несурово

вдруг бросил взгляд на мокрого меня —

бегущего, весёлого, хмельного...

 

 

 

 

День начинался...

 

День начинался просто и легко,

и продолжался и легко, и просто.

Грудные дети пили молоко,

а дяденьки немаленького роста

в воскресный день переходили на

другие интересные напитки,

из коих прибыль черпает страна,

а дяденьки, естественно, убытки

несут, но диалектика едва ль

здесь применима...погоди, философ,

выуживать глубокую мораль

из мелких и обыденных вопросов.

 

День продолжался просто и легко,

и завершался и легко, и просто.

Грудные дети спали глубоко,

а дяденьки немаленького роста

обхаживали жён своих и дев

в предчувствии желанного свиданья

в ночной тиши под сладостный напев

мелодии любви и обладанья.

Но ты обид, философ, не таи —

где царствует и властвует природа,

там не нужны познания твои

в священный час зачатия народа.

 

 

 

 

Альт

 

                               Мы вышли в открытое море...

                             Николай Букин, "Прощайте, скалистые горы"

 

Я сегодня вышел, но не в море.

...двор знакомый, улица, асфальт...

вдруг услышал — радость или горе? —

скрипка, что ли?..нет, похоже — альт.

 

Тёплый, будто бархатная штора,

звук меня окутывал. Вокруг

жизнь неслась и хмурилась сурово,

не воспринимая этот звук.

 

В суете, в погоне, в рваном ритме

мчащихся и стонущих авто

жизнь неслась, не зная о молитве

музыки, которую никто

 

не услышал, не узнал, не понял,

и никто не замер на пути,

чтобы вдруг горячие ладони

к небу или к сердцу вознести.

 

Видно, боги оказали милость

только мне...и под волшебный альт

жизнь неслась, но всё преобразилось:

двор знакомый, улица, асфальт...

 

 

 

 

И снова...

 

Среди переулков чужих городов,

где всё необычно и странно,

я снова, как прежде, услышать готов

призыв городского обмана.

 

И снова покажется, что за углом

за тем, а возможно, за этим

на солнечной улице солнечный дом

расставит любовные сети.

 

И снова заманят меня этажи,

и будут, как некогда, мниться

в стране заоконной счастливая жизнь

и женщин прелестные лица.

 

И снова в пылу поэтических слов,

а, может быть, снов поэтичных

среди переулков чужих городов,

не суетных и не столичных,

 

среди не спешащих и сам не спеша,

я сердце своё приоткрою.

И вновь совпадёт городская душа

с моей неспокойной душою.

 

 

 

 

 

Ожидание

 

                   Я ждал тебя в Серебряном бору.

                                                     Евг. Евтушенко

 

Я ждал тебя в Таврическом саду.

Бубнил под нос стихов белиберду,

нисколько не задерживаясь на

серьёзных мыслях. Тихая весна

легко переворачивала лист

последних дней и под пернатый свист

без горестных и жалостливых нюнь

перетекала медленно в июнь.

 

Я ждал тебя в Таврическом саду.

Покачивались утки на пруду.

По небу проплывали облака,

покачивая белые бока.

Покачивался ветер в стороне,

покачиваться предлагая мне.

И правил миром благостный покой

в предчувствии свидания с тобой.

 

Я ждал тебя в Таврическом саду.

Я, кажется, с собою был в ладу,

уже забыв о прошлой суете,

о женщинах, которые не те,

о времени предательств и потерь,

как будто изменившемся теперь,

преобразившем быт и бытиё

сегодня в ожидание моё.

 

 

 

Холст

 

               Когда б вы знали, из какого сора...

                                                          А. Ахматова

 

Художник напишет картину

на грубом невзрачном холсте

и явит притихшему миру

в божественной наготе

Венеру, Диану, Данаю —

вершины земной красоты, —

а были-то, я повторяю,

грубы́ и невзрачны холсты.

 

Зерно прорастает из почвы —

сурова её чернота.

Хирурга движения точны —

и грешная плоть разъятá.

Стихи вырастают из сора.

На лжи утверждается власть.

Тому, кто не ведал позора,

уже не покаяться всласть.

Сквозь блеск мишуры маскарада

уродства души не видны.

О, эта жестокая правда

обратной, другой стороны!

 

...но если с тобой на рассвете

проснёмся устами в уста,

то мы, будто малые дети,

забудем про грубость холста.

 

 

 

 

Планета крутится....

 

Планета крутится, кругла,

вокруг своей оси.

А я спешу, почти загнав

вечернее такси.

«Куда?»...«Вокзал!»...мой поезд скор

и рвётся сгоряча

бежать, лететь во весь опор,

на стыках грохоча.

 

Планета крутится, кругла,

вокруг своей оси.

А за окном — ночная мгла

и мрак на небеси.

И только искрами огня

мелькает резкий свет

на полустанках, где меня

и не было, и нет.

 

Планета крутится, кругла,

вокруг своей оси.

Я из вагонного угла

бегу почти без сил.

Твоё окно...входная дверь,

как точка на пути,

и что-то главное теперь

должно произойти.

 

Недаром столько вёрст назад

я начал этот путь

затем, чтобы в твоих глазах

сегодня утонуть.

...а дождь стекает со стекла

в предутреннюю синь...

Планета крутится, кругла,

вокруг своей оси.

 

 

 

Женщина дождя

 

Если не можешь — не приходи,

но если можешь — приди.

День ожидается впереди

солнечный или — прогноз погляди —

будут дожди?

 

Зонт раскрывая, как рыжий гриб,

лужи не обходя,

выйдешь, любуясь на молнии нимб

над головой дождя.

 

Непромокаема...  или чуть,

если — не переждёшь,

но и тогда от избытка чувств

не обругаешь дождь.

 

Вечер устанет, пробравшись в ночь,

и на ночной груди

тихо скончается. Будут толочь

воду всю ночь дожди.

 

Мы не заметим такой беспредел,

в завтрашний день уходя

сладкой истомой горячих тел

под перепев дождя.

 

 

 

 

 

Чайный романс

 

                              У самовара я и...

                                   Фанни Гордон

 

Сегодня ты завариваешь чай.

Завариванье чая есть искусство.

И я боюсь возвышенные чувства

нечайным словом ранить невзначай.

 

Я молча наблюдаю за тобой.

И рук твоих неспешные движенья

я ощущаю, как прикосновенья,

дарящие и сладость, и покой.

 

Вся атмосфера комнаты: цветы,

журнальный столик, превращённый в чайный,

свет приглушённый, будто бы случайный,

виденья прошлого, неясные мечты —

 

всё словно шепчет грустное "прощай"

и тотчас вновь воспламеняет чувства...

Завариванье чая есть искусство.

Сегодня ты завариваешь чай.

 

 

 

 

Сон разума

 

Всё мне снится и снится угрюмый старинный дом.

Молодая девица живёт за его углом,

потому-то (так странно!) и вход в этот дом с торца.

Поднимается рано девица. Её лица

не касается непогода — дожди ли, снег.

Не зависит от времени года её побег

в мир, который так мелок, и в прочую маяту.

Время крыльями стрелок мелет дней пустоту.

 

Я вползаю, как в омут, в пространство такого сна.

У старинного дома должна бы цвести весна,

перелётные птицы должны бы слетаться, но

холод длится и длится, как в очень плохом кино.

Всё мне кажется, будто и я в этом доме жил,

возвращался под утро, взбирался на этажи,

проклиная и девок, и лестницу на ходу.

Время крыльями стрелок мелет дней пустоту.

 

Сон ещё не кончается. Девица спешит, легка.

Ничего не случается и вряд ли случится, пока

я смотрю зачарованно на спешку красивых ног

в ожидании нового — девиц ли других, дорóг?

Пробуждение, кажется, уже невозможно. Домá

продолжают куражиться, и сводят меня с ума.

Я от этих проделок впадаю, как в бред, в немоту.

Время крыльями стрелок мелет дней пустоту.

 

Ничего не кончается. Часы замедляют бег.

Замирает красавица, должно быть, на целый век.

Как в прочитанной сказке когда-то давным давно,

замирают коляски, младенцы и я заодно.

На застывшие лица нисходит не этот свет.

«Это сон! Это снится» — кричу я, но голоса нет.

Словно из-под расстрела, из сна вырываюсь в поту.

Время крыльями стрелок мелет дней пустоту.

 

 

 

 

Ощущение

 

Ощущение жизни больше

каждодневного бытия.

Даже если твердить: "О, Боже!"

постоянно в теченьи дня,

всё равно, передать словами

сопричастность моей души

ко Вселенной смогу едва ли,

как бы ни были хороши

и легки, и умны, и ёмки

те слова, что верней всего

лишь по кромке скользнут...по кромке

ощущения моего.

 

 

 

 

Бег

 

Убегают дни за днями. Я бегу за ними вслед.

Тяжело бежать ногами. Я куплю велосипед.

 

Не поможет скорость эта. Убегают дни вдвойне.

Скорость быстрого мопеда, может быть, поможет мне.

 

Но мопед — одни убытки, только треск и только пыль.

Дни бегут, легки и прытки. Я куплю автомобиль.

 

Может, он помчится с ходу, гонкам «Формулы» подстать?

Может, матушку-природу он сумеет обогнать?

 

Нет, не выйдет — всё напрасно. В неизвестные края,

быстротечна и прекрасна, убегает жизнь моя.

 

 

 

 

 

Круг

 

...а кто сказал, что круглая Земля? -

она кругла, но, видимо, отчасти,

и невозможно на круги своя

вернуться снова, думая о счастье

когда-то бывшем, силясь воскресить

его очарование былое...

Земля кругла (возможно...может быть),

судьбы моей разматывая нить

с рожденья и до вечного покоя.

 

 

Облака

 

Не всё ещё потеряно, пока

по небу проплывают облака.

 

И чудится в движеньи облаков

неспешное течение веков.

 

И видятся в просторах пустоты

ушедших лиц знакомые черты.

 

Как будто там, в заоблачной стране,

сегодня кто-то вспомнил обо мне.

 

 

 

 

Еврейское кладбище

 

              Еврейское кладбище около Ленинграда.

              Кривой забор из гнилой фанеры.

                                                            Иосиф Бродский

 

Еврейское кладбище нынче в черте Петербурга.

Забор из фанеры сменился на каменный. Впрочем,

всё это не важно прожившим и тихо, и бурно,

за этим забором лежащим давно и не очень.

 

Лежат и отец мой, и Марк Антокольский, и рядом —

родные жены и друзей, и знакомых. Огромно

пространство, которое вряд ли окинется взглядом,

и мной осознается вряд ли, обычное словно.

 

И, может быть, здесь и сокрыта великая тайна,

и с нею лежат и уже не восстанут вовеки

ушедшие люди, к которым совсем не случайно

приходят, печалясь, живые ещё человеки.

 

Приходят с поклоном, с молитвой, с рассказом житейским

о том, что случилось, о том, что уже не случится...

А в питерском пасмурном небе, совсем не библейском,

кружáт и кружáт, словно души, молчащие птицы.

 

 

 

 

 

Однажды

 

                                 Наталье Глебовой

 

Однажды всё уже произошло.

Сегодня повторяется былое,

случившееся, может быть, назло

сегодняшнему, чтоб не знать покоя

и мучиться, и повторять слова

рефреном, заклинаньем, чем угодно,

что всё равно душа моя жива

и даже в повторении свободна.

 

Однажды всё уже произошло.

Уже Ромео полюбил Джульетту.

Уже Колумбу крупно повезло,

и Чацкий в горе прокричал: "Карету!.."

Уже пылятся книжные тома,

в которых всё описано подробно,

но всё равно душа моя жива

и даже в повторении свободна.

 

Однажды всё уже произошло.

 

Однажды всё случается впервые.

И даже если сломано весло,

Харон легко добудет запасные.

Но и тогда, когда умрут слова,

и жизнь мелькнёт, мгновению подобна,

я прошепчу: "Душа моя жива"

и выдохну: "Душа моя свободна".