Луна

 

Письменный стол — у окна, у окна.

Ночью в окно заглянула Луна

и, заглянув, зашептала:

"Звёздному небу вокруг, погляди,

тоже не спится...А что впереди?..

Холодно нынче...Устала...".

 

Что я отвечу уставшей Луне?

В северной дальней моей стороне

холод — обычное дело.

Если погреться захочется вдруг,

можно отправиться к морю, на юг —

солнцем побаловать тело.

 

Но и на жарком морском берегу

я всё равно позабыть не смогу

то, что однажды в начале

долгой зимы и морозного сна

в гости ко мне заглянули Луна,

звёздное небо, печали...

 

 

 

 

 Всё случилось...

 

Всё случилось ни так и ни этак,

видно, осень сподобилась вдруг

сбросить листья уставшие с веток

и дождём расплескаться вокруг.

 

А давно ли, ища оправданья,

убегая, пророку сродни,

гулкий август вещал на прощанье

про какие-то летние дни,

 

про какие-то летние ночи

и про бабий горячий сентябрь?

Только, видно, не то напророчил

мимоходом, проказник и враль.

 

Вот и верь после этого слову,

вот и слушай цветистый рассказ...

Лучше мне подобру-поздорову

скрыться в доме и в тысячный раз

 

за проёмами лестничных клеток,

припадая к окну, созерцать,

как всё то, что ни так и ни этак

продолжает случаться опять.

 

 

 

Я шёл...

 

               По-байроновски наша собачонка

                  Меня встречала с лаем у ворот.

                                                                                Сергей Есенин

 

Я шёл к тебе ночами белыми,

и радостными и печальными,

как и всегда, чуть-чуть несмелыми,

как и всегда, чуть-чуть венчальными.

 

Я добирался от Литейного

мостá и от ему окрестного

полуподвальчика питейного

до дома, мне давно известного.

 

Твой пёс встречал меня по-бродскому,

не изменяя постоянству.

И расстилался лай по плоскому,

по петербургскому пространству.

 

А там за окнами открытыми

плыла, устав от приключения,

Нева, укачивая ритмами

неторопливого течения

 

твой дом и за его пределами

весь мир с причудами причальными...

Я шёл к тебе ночами белыми,

и радостными и печальными.

 

 

 

Всё происходит...

 

Всё происходит не так, как хочется —

мечты пусты.

Я спасаюсь от одиночества,

а ты?

 

Руки и губы прильнут друг к другу,

и голоса.

Всё повторится, пойдёт по кругу

за полчаса.

 

Встречи случайность, горячность речи —

почти обман.

А за окном расстилает вечер

дожди, туман.

 

Времени плавность, тéла усталость

уносят в сон.

Но и сквозь сон я услышу радость:
"Спасён, спасён..."

 

 

 

 

Старинный дом

 

В вечерний час в старинном доме

на предпоследнем этаже

царили в сладостной истоме

мы, утомлённые уже.

 

Осенний дождь стучал о стёкла,

грозы раскатывался гул.

Казалось, вся земля промокла,

и грешный город утонул.

 

А мы укачивались этой

почти что вагнеровской злой

симфонией, над всей планетой

уже звучащей, дождевой.

 

Качалось время на изломе

былых и будущих годов

и замирало в старом доме

в отдохновеньи от трудов.

 

Лишь за окном дождя и грома

всё шла немолчная игра.

А мы укачивались снова

и засыпали до утра.

 

 

 

 

Конечно

 

 И звезда с звездою говорит

                    Михаил Лермонтов

 

Я радовался миру, он радовался мне,

как и тебе, конечно, а где-то там вовне

земного притяженья, в космической дали́

мелькали отраженья тебя, меня, Земли.

 

Я расскажу, конечно, тебе когда-нибудь

про эти отраженья, про то, что Млечный путь

заглядывает в окна который век подряд,

про то, что даже звёзды друг с другом говорят.

 

Земле дано вращаться, а мне с недавних пор —

с тобою не прощаться под этот разговор.

В распахнутые окна вплывает звёздный свет,

но нам уже, конечно, до звёзд и дела нет...

 

 

 

 

 

Сентиментальный вальс

 

Поговорим серьёзно, если вообще возможно

поговорить серьёзно в наши-то времена.

Я подбираю слово медленно, осторожно,

словно цежу по капле горький настой вина.

 

Солнце садится рано, время такое — осень.

Рады ещё, что солнце, а не занудный дождь.

Ты подбираешь слово, чтобы меня не очень

словом своим поранить — всё-таки бережёшь.

 

Что это с нами было — море, июль, истома?..

Осень всегда серьёзна, осень всегда права.

Жёлтые листья крýжат вальсами возле дома,

и желтизной печалит вянущая трава.

 

Слово приходит к слову, слово идёт за словом.

Речи всегда болтливы, словно уже без слов

нам невозможно выжить в этом осеннем, новом

мире, где правит проза северных городов.

 

Будет зима и, значит, будет опять погоня

ветра, метели, вьюги...но, позабыв о том,

мы постоим сегодня возле окна, в ладонях

грея бокалы с терпким и молодым вином.

 

 

 

 

Ты говорил...

 

Ты говорил о живописи. Я

едва вникал в научные созвучья.

За окнами покоилась земля,

чернело небо, и на все края

земные тень набрасывалась тучья.

 

Что ей, природе, до твоих словес?..

Поди поймай рукою, сердцем, глазом,

карандашами, красками и без

её, когда она и дол, и лес,

когда свой лик она меняет разом.

 

Поди поймай её, художник... Я

смотрел в окно. Гроза резвилась где-то

и приближалась, молнией маня

и мучая предчувствием меня,

и гром гремел, и продолжалось лето.

 

 

 

 

 

Октябрь

 

   Ветер гонит листву...

                   Иосиф Бродский

 

Ветер гонит листву переулками бывшей столицы.

Это значит — октябрь. Невский ветер напорист и бодр.

Дождь стучится в окно, убеждая меня, что напиться

очень даже полезно под этот октябрьский аккорд.

 

Я согласен с дождём, я ему возразить не сумею,

потому что и сам напеваю осенний мотив.

Александр Сергеевич Пушкин подхватит идею,

в день Лицея дождливый и сумрачный день превратив.

 

Только нынче напитки не те, что когда-то пивали.

Но шампанское есть, не из Франции, правда, но всё ж...

Лицеисты уходят, они возвратятся едва ли,

и следы уходящих смывает безрадостный дождь.

 

Александр Сергеевич Пушкин стихов не читает.

Александр Сергеевич молча стоит у окна.

Лицеисты уходят. Октябрь года вычитает —

вот и этот прошёл. Впереди Рождество и весна.

 

Может, белая ночь впереди, может, Чёрная речка.

Был бы повод хороший для выпивки и для стрельбы.

У меня ни камин романтичный, ни русская печка —

батареи не греют и водка не греет, увы...

 

 

 

 

 

Сумерки

 

Я не роботоподобен и не работоспособен

нынче вечером. В окно

лезут сумерки. Ограда у Таврического сада

еле видится. Темно.

 

Фонари ещё неявны. Я уже не строю планы

на вечерние часы.

На руке — часы ручные. Ходят стрелки заводные

мягкой поступью лисы.

 

Взять бы время на поруки. Я протягиваю руки —

тень бросается ко мне.

В полусумраке квартиры отражаются картины

чертовщиной на стене.

 

Мир почти фантасмагорен, может, пьян, а, может, болен,

может, просто недосуг

разобраться ночь ли, день ли. Фонари, ограда, тени,

Блок, блокада, Петербург...

 

 

 

Бег

 

Поезд мой с Московского вокзала

убегает в дальние края.

Убегает призрачная слава.

Убегает отчая земля.

 

Убегают облики и лица,

станции, посёлки, города —

убегают, и остановиться

вряд ли им сподобится когда.

 

За окном мелькает, убегая,

прошлого навязчивая власть.

Убегает, круглая такая,

от меня планета, веселясь.

 

Вот она кружится в рваном ритме —

реквием, оркестр, голоса...

Ноты остаются на пюпитре.

Звуки убегают в небеса.

 

 

 

Печальки

 

Стою, тоскуя, у окна.

А за окном такая слякоть,

что тотчас хочется вина

испить и, может быть, заплакать.

 

Печальны двери, крыша, дом.

Печальна в небе птичья стая,

хотя она молчит о том,

на юг печально улетая.

 

Печальны улица и парк.

Печальны дело и безделье.

И я печален — просто так,

без суеты и сожаленья.

 

Печальны день и каждый час.

Печальна каждая минута.

Печален простенький рассказ,

мной сочинённый почему-то

 

о том, что хочется вина

испить и, может быть, заплакать,

о том, что стоя у окна,

я молча созерцаю слякоть.

 

 

 

 

  Утро

 

Хорошо в плену постельной лени

нежить тело лёгким полусном.

Утро. Осень. Наползают тени

серых туч, беременных дождём.

 

Поднимаюсь, начинаю снова

жить в миру, где серым тучам в лад

ветер зывывает и сурово

бьётся в окна, сам тому не рад.

 

Выхожу, толкая смело дверь я,

вырываюсь в уличный проём.

Ветром разорённые деревья

плачутся о чём-то о своём.

 

Никуда не спрятаться, не деться,

не спасут ни зонт ни паруса, —

вот и славно! Значит, наконец-то

ливнем разродились небеса.

 

 

 

  Окно

 

Открываешь окно, а на улице дождь.

Пахнет утро и чисто и мокро.

Начинается день, от которого ждёшь

слишком много.

 

Закрываешь окно, а на улице дождь.

Сушит вечер дневные одежды.

Завершается день, значит, нового ждёшь,

не теряя надежды.