Аршином не измерить. Но - безменом:

противовес  -  исконнейшая Русь,

чека  -  Урал, а на плече безмерном

висит пространства лесопустный груз.

Дмитрий Бобышев, «Русские терцины»

 

 

1

 

Народ у нас, как известно, хороший. У него только один недостаток: он существует в мире идей. Реальное же население оставляет, как говорится, желать. Вы спросите, чем народ отличается от населения? Ответ прост: народ это «биомасса» населения плюс некая субстанция, именуемая душой народа. И если, согласно Эпиктету, человек это «душа, обременённая телом», то можно сказать, что народ это душа, обременённая населением. Чтобы превратить население-субстрат в одушевлённый народ, надо этот субстрат как-то воодушевить. Проблема лишь в том, где взять подходящую душу. Идеологи либерального толка уверены в том, что населению нашей страны остро не хватает именно либеральной души — тех ценностей, которые они почему-то упорно называют общечеловеческими, хотя такого атрибута эти ценности (при всём к ним уважении) никак не заслуживают. Ведь строго - на языке математической логики - говоря, «общечеловеческие» ценности должны представлять собой пересечение ценностей различных культур. А поскольку культур много, то объём такого пересечения неизбежно будет весьма малым. Ценности, имеющие первостепенную важность на Западе, гораздо менее важны в остальном мире. В исламской, конфуцианской, индуистской, буддистской и православной культурах почти не находят отклика такие, казалось бы, самоочевидные ценности, как индивидуализм, конституционализм, права человека, равенство, свобода, демократия, свободный рынок, отделение церкви от государства.

 

Безапелляционно навязывая миру свои собственные ценности, выдавая их - безо всякого на то основания - за «общечеловеческие», Запад как бы говорит всему прочему миру: вы люди тёмные, настоящих ценностей не знаете, сейчас мы вас на этот счёт просветим. И пытаются это внушить России - с её тысячелетней историей. Лишь один понимающий человек нашёлся на Западе - Генри Киссинджер, который однажды в момент просветления меланхолично заметил: «Все наши рекомендации России были бы уместны, если бы у неё не было своей истории». Впрочем, сейчас история Западу уже не указ, Запад ведёт свою политику с позиций фукуямовской теории «конца истории», согласно которой западный мир, его ценности, экономическая структура и построенная на их основе политическая система представляют собой наивысшее и окончательное достижение человеческой цивилизации. (Странным образом, Фукуяма не вспомнил Гегеля, который двести лет назад точно так же воспринимал прусскую монархию). Остальные страны в рамках процесса глобализации обречены встраиваться в ряды догоняющих. Такая весьма удобная точка зрения позволяет Западу пренебрегать мнением всего остального мира и одновременно даёт право вмешиваться в любую ситуацию в любой точке Земли - разумеется, из гуманных соображений и исключительно во имя прогресса. Отсюда и практика проведения силовой «демократизации» отдельных стран под лозунгом продвижения демократии на планете. Запад исходит из того, что существует две категории стран – хорошие и плохие, при этом наихудшие из плохих объявляются изгоями - со всеми вытекающими отсюда последствиями. Поэтому Запад как лидер всех  хороших стран не только может но и должен делать с плохими странами всё, что ему заблагорассудится, вплоть до их полного подчинения и даже уничтожения - на том простом основании, что Запад сам по себе хорош. Примерно так же Смердяков полагал, что культурная нация должна завоевать варварскую - для её же блага.

 

Вообще говоря, у Запада есть серьёзные исторические основания для такого самодовольства. Западноевропейская («фаустовская» по терминологии Шпенглера) культура - великая преемница культуры античной, и по своему историческому весу она не имеет конкурентов среди других мировых культур - при всём к ним глубоком уважении. Проблема однако в том, что всё её величие, увы, в далёком прошлом. В настоящее же время западная культура находится в фазе цивилизации, то есть в фазе окостенения и  упадка: «Цивилизация  есть завершение, она следует за культурой как ставшее за становлением, как смерть за жизнью. Вместо мира - город. Вместо сросшегося с землёй народа - новый кочевник, паразит, обитатель большого города, выступающий бесформенной массой, неверующий, умный, бесплодный». - Шпенглер.

 

Цивилизация - суровый диагноз, он отсекает целый ряд жизненных содержаний как невозможных. Никогда нам уже не создать ни великой живописи, ни великой музыки, ни великой литературы, ни вообще какого-либо великого искусства. Наша область деятельности - экономика, производство, устремлённое в бесконечность, производство денег для производства денег - своего рода искусство для искусства: «На земле весь род людской чтит один кумир священный, он царит над всей вселенной, тот кумир - телец златой». Жизнь есть реализация возможностей, а у нас остались лишь внешние возможности: «культурный человек аккумулирует свою энергию внутри, цивилизованный расходует её вовне». - Шпенглер. Наш стиль жизни - политиканство (манипуляция массовым сознанием с помощью прессы) и администрирование, а также территориальная экспансия, поистине не знающая границ: когда был поделён и переделён глобус, мы ринулись в космос, хотя всем давно уже ясно, что делать там абсолютно нечего.

 

Да, конечно, саркастически закивают головой наши либералы: загнивает Европа, загнивает. Зато какой запах! Они, несомненно, имеют в виду прежде всего запах камамбера, пармезана и особенно рокфора. Запад увещевает весь прочий мир: примите, неразумные, наши ценности, и вы будете потреблять так же хорошо, так же много и также ароматно, как и мы. Увы, этот аргумент  устарел. В мире ограниченных ресурсов (наконец-то это стало ясно всем) семи миллиардам людей достичь уровня жизни золотого миллиарда невозможно по принципиальным соображениям. Укоризна Запада всему остальному миру («работать надо лучше») напоминает укоризну Ходжи Насреддина («бегать надо быстрее») тем ловцам баранов, которые остались с пустыми руками – при том, что с самого начала ловцов было больше, чем баранов. Выражаясь экологическим языком, Запад живёт на вершине пищевой пирамиды, и все мы туда просто не поместимся, это исключено законами природы. Место опоздавших - в основании этой пирамиды в качестве пищевого субстрата.

 

Но даже не это главное. Говоря о западных ценностях, нужно иметь в виду, что они всегда предлагаются в пакете. И в этот пакет входит не только высокий уровень жизни, но и многое другое: пакет западных ценностей напоминает Троянского коня. «У тебя синдром осаждённой крепости!» – возмущённо кричали Приаму либерально настроенные троянцы, втаскивая на городскую площадь расписную деревянную лошадь. Они не заметили в этом подарке «мелкого шрифта» умолчанного условия - вооружённых данайцев, спрятавшихся в лошадином брюхе. А ведь предупреждал их жрец Лаокоон: «Бойтесь данайцев, и (гуманитарные) дары приносящих!». Вряд ли ценности, которыми нас так усиленно заманивают, стоит безоглядно принимать, если они покупаются ценой полнейшей утраты духовности.

 

Опираясь на неотразимый аргумент от «материально-телесного низа», Запад пытается всех убедить, что он стремится управлять миром на благо самого мира. Элитам стран-субстратов внушается представление о том, что они уже принадлежат к глобальному мировому управлению. В то же время идёт разложение национального самосознания «биомассы»: простому люду навязывается мысль о том, что их должна заботить исключительно борьба за свои индивидуальные права и свободы, без которых им-де никак не достичь истинного смысла жизни - высокого уровня материального потребления. При этом, уже совершенно не скрываясь, постулируется, что гарантию реализации этих прав и свобод может дать не национальное правительство, а исключительно «международный», то есть западный арбитраж. Эта экспансионистская западная идея ничем в сущности не отличается от исламистской идеи всемирного халифата: те ведь тоже хотят всего лишь обратить всех в свою веру, навязать миру исламистские ценности. Не собираются же они нас съесть – от нас всего лишь требуется принять ислам и жить по шариату. Вот и Запад хочет ровно того же: чтобы мы приняли его ценности и жили по его вере.

 

 

2

 

В скобках самокритично заметим, что соблазна руководить мировым сообществом (правда, на основе не материальных, а духовных ценностей) не избежала в своё время и русская идея. Такова была, в частности, мысль Вл. Соловьёва об объединении русского православия с римским католичеством на основе базисных идей восточного православия. Эта внешне привлекательная идея объединения двух ветвей христианства оказалась однако совершенно нежизнеспособной, и не только по политическим причинам, она была ущербна внутренне. Проблема заключалась в том, что не только западное, но и восточное христианство не удержалось в истине и было поглощено материалистической языческой стихией. Поразительно, что этот исход был ясен нашим далёким предкам уже во время христианизации Руси, о чём свидетельствует одна из метафизически самых глубоких былин русского народного эпоса - былина о Микуле Селяниновиче. Могучий богатырь Святогор, символизирующий христианство («Святая гора» это Афон - духовный центр православия) попытался померяться силой с обычным селянином, но не смог даже поднять с земли его котомку. Святогор прилагал нечеловеческие усилия, но при этом сам всё больше погружался в землю: в скромной крестьянской котомке было сосредоточено земное тяготение, не поддающееся духовным усилиям. Материя  оказалась сильнее духовности.

 

Православная объединительная идея так и осталась на стадии эскизного проекта, зато другая, на этот раз чисто западная коммунистическая идея всемирного братства народов, была воспринята у нас всерьёз и даже взята на вооружение. При этом у нас никогда не было претензии на свою какую-то особую исключительность, с самого начала предполагалось, что Россия способна сыграть лишь роль «слабого звена» и стать лидером в коммунистическом проекте лишь на самом начальном этапе разрушения капиталистической системы: «Слабое звено самое сильное, именно оно разрывает цепь» - Лец. Считалось само собой разумеющимся, что лидерство тут же перехватят развитые страны - Англия, Франция и Германия. Однако общественная жизнь Европы повернулась таким неожиданным боком, что сформулированная Бентамом в 19 веке и казавшаяся совершенно неопровержимой цель общественного развития как «максимальное количество благ для максимального количества людей» была радикально переформулирована как «максимальное количество развлечений для максимального количества людей».   Этот принцип и  управляет  нынешним  безудержным ростом  как  поп-культуры, так и средств массовой информации, он же служит главнейшим демократизатором и наиболее эффективным стабилизатором классового мира. Насколько важен этот принцип для сохранения хрупкого общественного согласия в современном всё более поляризующемся на богатых и бедных мире, показывает эпизод из жизни Максима Горького. В двадцатые годы все передовые люди в России с нетерпением ждали, когда же наконец и на Западе грянет предсказанная Марксом революция (примерно с таким же нетерпением всю войну мы ждали открытия второго фронта). И когда Горький вернулся из поездки в Англию, на него накинулись с жадными расспросами: скоро ли на Западе произойдёт революция? «Не будет там никакой революции» - грустно отвечал прозревший буревестник. «Как же так, а что будет?» - «Футбол!».

 

 

3

 

Однако вернёмся к нашей скорбной повседневности. Итак, по мнению западников, населению нашей страны необходимо – для его же блага - привить западные (отнюдь не общечеловеческие - не надо лукавить) ценности. Но для того, чтобы привить новое, необходимо прежде выкорчевать остатки старого, иначе новое будет упрямо отторгаться рудиментами прежней иммунной системы. Таким выкорчёвыванием всё последнее время занимаются наши либералы. Они прошлись по остаткам нашей душевности и духовности огнём и мечом либеральной инквизиции, заставив нас покаяться во всех грехах утопического коммунизма – как реальных, так и мнимых. Но этого им показалось мало. Как выяснилось, мы повинны ещё и в «голодоморе» на Украине, в Пакте Молотова - Риббентропа, а также в послевоенном угнетении восточноевропейских народов. Есть даже остроумная теория о том, что и в Холокосте мы виноваты. Аргумент такой: массовое уничтожение евреев началось тогда, когда германская армия стала терпеть ощутимые потери на восточном фронте, так что нацисты просто вымещали на беззащитных евреях свою досаду за поражения в России. Не дразнили бы мы их, сдались бы без боя – возможно, уцелели бы и евреи. Да и все остальные ничего бы не потеряли, полагают русофобы, ведь страна-победитель была столь же тоталитарной и людоедской, что и нацистская Германия – с тем лишь отличием, что просуществовала намного дольше, и соответственно, нанесла человечеству намного больший урон.

 

Бессмысленность приписывания советскому режиму человеконенавистнических намерений настолько очевидна, что трудно даже говорить на эту тему: от негодования слова застревают в горле. Но всё же попробуем. Начнём с Катыни. Полякам пора, наконец, открыть страшную для них тайну: в Катыни расстреливали вовсе не поляков как поляков (подобно тому как нацисты убивали евреев как евреев), в Катыни расстреливали классовых врагов. Если бы стояла задача уничтожить поляков как поляков, Сталин не ограничился бы тремя тысячами военных преступников (повинных, среди прочего, в уничтожении десятков тысяч красноармейцев в 1920 году) и не отпустил бы полностью экипированную и вооружённую за счёт России армию Андерса в Иран - после того, как Андерс отказался помочь в обороне Москвы. Точно так же в Сибирь после войны ссылали не литовцев, латышей или эстонцев, ссылали активных пособников нацистов — в том числе и исконно русских власовцев, которых было куда больше, чем страдальцев - прибалтов. И «голодоморили» в тридцатые годы не украинцев, а крестьянство, независимо от этнической принадлежности: на территории, ныне называемой «Украиной», этнических русских во время «голодомора» пропало не меньше, чем этнических украинцев. Сказать «пропало» будет корректнее, чем «погибло», потому что немалая часть пропавших (разумеется, не все, голод был реальным и от него действительно умерло много людей) чудесным образом воскресла на Магнитке и на других стройках первых пятилеток: репрессии против крестьян проводились не ради их физического уничтожения, а ради перекачки рабочей силы в промышленное производство, поскольку вполне справедливо полагалось, что механизированное коллективное сельское хозяйство не потребует столь большого количества работников, как при ручном труде.

 

И вот теперь, для того чтобы рассчитаться за все эти исторические грехи (на которые уже и проценты начислены из расчёта упущенной выгоды), России предлагают продать себя с торгов и, закрыв от стыда лицо руками, сойти с исторической сцены. Вот какое лечение прописала для России одна наша крупная (телесно тоже) правозащитница: «Лечение для России - это пресечение её имперских амбиций, разделение на небольшие безобидные части, без нефти и газа, без ядерных боеголовок. Россия, лишённая возможности заноситься, на кого-то давить и ни с кем не считаться, откроется миру, станет учиться у Европы, станет работать, развиваться, и люди её будут счастливы. У нас всё ещё слишком большая территория и всё ещё слишком много оружия и халявных ресурсов. Спасение России, как ни странно, в её распаде на небольшие компактные государства. Иначе у нас шансов нет».

 

Прав был Достоевский, когда пророчествовал: «Если кто и погубит Россию, так это будут не коммунисты, и не анархисты, а проклятые либералы».

 

Что ж, надо, наконец, честно признать: виноваты во всём, виноваты кругом. Нет нам, отпетым грешникам, оправдания. И этот наш непростительный исторический грех – наша врождённая  глупость. Надо, правда, заметить, что русская глупость особого рода, она не от жадности (как это чаще всего бывает), а от наивной доверчивости. И ещё от комплекса неполноценности: мы всегда ощущали себя частью западной цивилизации, но сильно отставшими от передовых стран, у которых, как мы всегда полагали, нам надо ещё учиться, учиться и учиться. Мы всегда смотрели на Запад с благоговением и восхищением, при этом несколько робели и тушевались перед ним: «Мы смотрим на европейцев как провинциалы на столичных жителей: с подобострастием и чувством собственной вины, принимая каждое различие за наш недостаток». - Герцен. Разумеется, мы всегда были уверены в безусловной порядочности наших западных партнёров, но никогда не были вполне уверены в том, что и они смотрят на нас такими же глазами. Поэтому мы всегда торопились выдать им аванс своей порядочности, торопились полностью перед ними разоружиться, протянуть обе открытые ладони, расстегнуть рубаху, чтобы все могли наглядно убедиться в отсутствии у нас камня за пазухой.

 

 

4

 

Именно так – искренне и честно, то есть с точки зрения реальной политики как самый последний простак – поступил в своё время Горбачёв, сдав Западу всех наших восточноевропейских сателлитов, не удосужившись должным образом – юридически и бухгалтерски – оформить акт сдачи-приёмки, просто поверив уважаемым и цивилизованным людям на честное слово, без излишней среди порядочных людей расписки. Впрочем, не он был первым в своей наивной открытости. Когда Австро-Венгрия отвернулась от России во время Крымской войны – вскоре после того, как Россия спасла её от неминуемого распада, подавив венгерское восстание, Николай I сказал: «Я самый глупый государь во всей Европе». И такое неприкрыто наплевательское, хамское отношение Европы к России было типичным во все времена. Ещё Пушкин говорил: «Европа в отношении к России всегда была столь же невежественна, как и неблагодарна». А вот что писал Анненков Тургеневу: «Хоть распинайся за цивилизацию и всеобщий мир, Россия ничего другого не получит в ответ, кроме merde».

 

Нам сейчас легко поносить Горбачёва. Но он поступил, исходя из тех же благородных мотивов, какие были у каждого из нас. Мы всей душой отвернулись от своего тоталитарного прошлого и устремились к Западу – в уверенности, что он нас, своих заблудших детей, великодушно примет и пригреет. Мы искренне радовались за наших прибалтийских друзей, которым было суждено войти в Европу и приобщиться к счастливой жизни раньше нас. Нам это не было обидно, мы понимали, что они в большей степени достойны стать частью Европы, чем мы. Растопырив руки для радостных объятий, мы торопились излить европейцам свою душу в надежде, что они нас поймут и полюбят. А они нас, оказывается, всё это время просто с холодным любопытством изучали - как подопытных кроликов. До сих пор уши горят от стыда, когда вспоминаешь издевательски подлые репортажи западных журналистов, колесивших по российской глубинке, которым наши простофили открывали свои души. Когда мы, наивно полагая, что нас примут как равных, повернулись к Западу открытым просветлённым лицом в надежде, что он научит нас уму-разуму, мы получили в ответ плевок и указание на место, которое нам уже заранее было отведено в системе нового мирового порядка. Это место было у параши: раздираемая внутренними этническими конфликтами, экономически и морально загнивающая страна-калека, из которой можно задаром выкачивать природные ресурсы и изымать интеллектуальную элиту, идеальное место для свалки радиоактивных и прочих ядовитых отходов, о чём страстно мечтал Станислав Лем незадолго до своей смерти - даже самый умный поляк вчистую теряет весь свой ум, как только коснётся русской темы.

 

А ведь предупреждал нас другой наш классик, Тютчев: «Как перед ней ни гнитесь, господа, вам не снискать признанья от Европы: в ее глазах вы будете всегда не слуги просвещенья, а холопы». Запад сделал всё, чтобы распахнутая душа русского человека замкнулась, и, вероятно, уже навсегда. Именно Запад заставил нас охладеть к нему, именно Запад слишком рано списал Россию со счетов, за что теперь может поплатиться потерей стратегического партнера. Вместо того чтобы совместно осваивать русские пространства, с одной стороны усиливая Россию, а с другой гарантируя и самому себе безопасное будущее, Запад пролетает мимо этого партнерства, разговаривая с Россией хамски надменно.

 

 

5

 

И это очень странно, если принять во внимание глобальную войну Севера и Юга, которая ведётся на протяжении уже нескольких тысячелетий, и в которую периодически вмешивается грозный восточный фактор – степняки-кочевники. Поначалу северяне непрерывно атаковали: они вторглись на Балканы, в Малую Азию, на Иранское нагорье и на Индостанский субконтинент, пытались проникнуть в Египет («народы моря»). Где-то им удалось закрепиться, но большей частью они либо были отброшены, либо ассимилировались с завоёванными народами и полностью утратили свой северный дух, проникнувшись южным колоритом: персы, таджики, афганцы, пакистанцы, кавказцы – все эти индоевропейцы почти поголовно стали мусульманами. Южная (в настоящее время - исламская) идея в конечном итоге побеждала и побеждает до сих пор: она захватила степняков-тюрков, с успехом завоёвывает Юго-Восток Азии (Индонезия, сейчас идёт борьба за Филиппины), и практически уже завоевала Африку. Более того, Юг ведёт активное наступление и на исконную территорию Севера – как за счёт мирной миграции, так и за счёт мощнейшего демографического фактора: на этом фронте западная демократия явно проигрывает мусульманской демографии.

 

Северная идея имела в этой борьбе лишь один реальный успех – ассимилированное европейской культурой еврейство. В этой связи неожиданное звучание приобретает следующий анекдот. Одна верующая старушка делится со своей соседкой потрясающей новостью: «Батюшка намедни сказал, что Иисус-то наш Христос - еврей был!». На что другая, поразмыслив, отвечает: «Это ничего, он ведь в конце концов нашу веру принял». Эта вторая старушка была единомышленницей Шпенглера, отчеканившего классическую фразу: «Не христианство преобразовало западного человека, а западный человек преобразовал христианство». А через него, добавим от себя, и еврейство. Евреи это единственные южане, которые ментально стали стопроцентными северянами, внёсшими колоссальный вклад в западную науку и культуру XX века. Что же касается территориальных завоеваний Запада, то фактически всё, что от них осталось после распада эфемерной колониальной системы (просуществовавшей каких-то двести-триста лет) это «Иерусалимское королевство» - государство Израиль как единственный удерживаемый Западом плацдарм «малой земли», подвергаемый непрерывному обстрелу «ораниенбаумский пятачок».

 

Вполне очевидно, что Юг в настоящее время безоговорочно выигрывает, а Запад, вместо того, чтобы объединиться с Россией в единый Север, бросает все свои силы на борьбу с ней. Трудно представить, что Запад этого не понимает. Ему ведь об этом совершенно прозрачно намекают руководители России, политкорректно называя общего противника «террористами». Понимает, конечно, но у Запада свой расчёт. Он, безусловно, возьмётся и за «террористов», но только после того, как разделается с независимой от него Россией. Россия ему в этой будущей борьбе несомненно нужна – но не в виде равноправного партнёра, а в виде территории, богатой ресурсами, которые дадут ему возможность на период войны обойтись без ресурсов Юга. Запад смотрит на Россию примерно так, как Германия перед Второй Мировой Войной смотрела на Польшу: в качестве удобного плацдарма для начала войны с Россией Польша показалось Германии более ценной, чем в качестве союзника (немцы не без основания решили, что такого «союзника» лучше иметь в противниках). Беда однако в том, что пространства и времени для манёвра у Запада остаётся всё меньше: Юг напирает всё сильнее и агрессивнее, а Россия, кажется, уже не оставляет Западу никакой надежды на то, что когда-нибудь сдастся: Россия всё-таки не Польша.

 

 

6

 

Почему же Запад не спешит протянуть России руку, ведь это, на наш взгляд, было бы так естественно? Ответ прост: Запад нас боится. Презирает, но одновременно и боится. И надо признать, что для такого страха есть весомые основания. Достаточно взглянуть на географическую карту: огромным бесформенным пятном нависла Россия над Европой, дыша ей в затылок. Страх российской территории пришёл к европейцам не сразу. Европейцы когда-то были отважными людьми: горстка викингов завоёвывала целые королевства, а крошечный (менее двухсот человек) отряд Кортеса покорил огромную империю ацтеков. Так что и на Россию, несмотря на её размеры, европейцы долгое время смотрели как на пустое место. Впервые страх перед Россией появился в Европе после Полтавской битвы. После разгрома под Нарвой Россию считали окончательно разбитой, и поход шведов воспринимался как рутинная полицейская акция. Известие о том, что «северный Александр Македонский» (Карлу XII было всего 27 лет) по собственной глупости, недооценив противника, потерпел сокрушительное поражение, Европу потрясло. Русские просто должны были проиграть, у них не было никаких шансов! Но почему-то не проиграли. На Полтавском поле Россия впервые в своей новейшей истории поднялась на мировую сцену, а Швеция навсегда сошла с неё в зрительный зал. Здесь Запад впервые столкнулся с непонятной ему до сих пор загадкой русской души: поступать вопреки собственной выгоде. Нам же от всей души несли цивилизацию, а мы обошлись с послами доброй воли так неласково! Точно так же неласково встречал русский народ и других своих благодетелей-цивилизаторов: до Полтавы - крестоносцев, после Полтавы – Наполеона.

 

Тем более есть основание пугаться гигантской русской территории в настоящее время, после того, как Россия уже доказала, что она гораздо больше, чем просто территория, что «лесопустный груз» Сибири вовсе не пуст, скорее, наоборот, под завязку набит всяческим добром, которое становится всё более востребованным в нашем мире стремительно скудеющих ресурсов, к которым помимо нефти и газа скоро присоединится и пресная вода. И здесь второй источник страха помимо пространственного: Запад боится наших ресурсов, точнее, боится, что мы будем распоряжаться ими во вред ему, что имеем возможность удавить его ресурсной удавкой. Все наши уверения в том, что мы ровно в той же степени зависим от западных технологий, как Запад от нашего сырья, так что нам совершенно не с руки нагнетать напряжённые отношения, не достигают цели. До недавнего времени нам казалось, что европейцы просто от непонимания тревожатся о своей зависимости от России в плане нефти и газа. А потом до нас дошло: дело не в их зависимости, а в нашей независимости. Запад совершенно не устраивает паритетность взаимоотношений: он свято верит в то, что у него должна быть полная, абсолютная, стопроцентная гарантия своей безопасности, ни на какой размен гарантиями и взаимными обязательствами он никогда не пойдёт. Запад понимает, что абсолютная гарантия безопасности одной стороны предполагает полное отсутствие такой гарантии для другой стороны, однако же он тем не менее никогда не поставит себя на одну доску с нами. Хотя бы по той причине, что ему есть что терять (высочайший уровень житейского комфорта), тогда как нам, голодранцам, терять, как он полагает, нечего. Именно поэтому с западной  точки зрения никакой обмен гарантиями не будет эквивалентным.

 

Странно только, что непрерывно пугая сам себя русской угрозой, Запад почему-то не хочет взглянуть на проблему взаимоотношений с Россией с противоположной стороны: а нет ли у России основания опасаться Запада? Ведь в новейшей истории Европа объединялась уже дважды - Наполеоном и Гитлером, и оба раза объединение кончалось походом на Россию. Оба раза Россия пыталась как-то договориться: Тильзит, Молотов-Риббентроп – бесполезно. И вот Европа едина в третий раз и в союзе с Америкой мощна как никогда в своей истории. С точки зрения рядового россиянина, расширение НАТО это просто продолжение дела Наполеона и Гитлера, разве что до поры до времени другими средствами, а именно,  медленным экономическим, политическим и идеологическим удушением (план «Анаконда»). А если Запад с негодованием отвергнет эти обвинения (ну что вы, это же всё исключительно для самообороны, нет у нас агрессивных намерений!), то самое время напомнить ему о тех обещаниях, которые он давал при роспуске Варшавского договора, выводе из Восточной Европы советских войск, объединении Германии и т.д. Пусть он теперь думает, как задним числом эти обязательства исполнить - начиная с исключения из НАТО всех, кого туда приняли в нарушение прежних обещаний. Разумеется, Запад ничего такого никогда не сделает. И именно для того, чтобы иметь моральное право этого не делать, в средствах массовой информации Запада на протяжении последних двадцати лет ведётся против России немыслимая даже во времена холодной войны пропагандистско - психологическая война. Россию равномерно мажут чёрной краской, представляя её перед мировой общественностью в образе авторитарного имперского монстра, который только и знает, что посягать на территории соседних государств, затягивать энергетическую петлю на шее Запада, растаптывать права и свободы человека и убивать всех подряд правдорубов - журналистов и блогеров.

 

 

7

 

Отношение Запада к нам не является следствием недостаточной информированности или неверного обобщения имеющейся информации, что можно было бы исправить в рамках доверительного диалога. То, что мы наблюдаем, это совершенно сознательное тотальное неприятие всего, что так или иначе связано с Россией. На Западе Россия воспринимается как страна, совершенно чуждая западному миру в культурном и ценностном плане, несмотря даже на Чайковского и "Толстоевского", так что доверия к нам у Запада не будет никогда.  Западу по большому счёту не нужны долгосрочные договоренности с Россией, все его договорённости носят исключительно конъюнктурный характер. Многие из нас, кто был убеждёнными западниками, сейчас сожалеют об этом: мы не понимали, что все страны имеют свои интересы и продавливают их любой ценой, мы не понимали, что для Запада помехой для продавливания его интересов была наша страна, из последних сил защищавшаяся коммунистами. Мы не понимали, что следующим шагом после развала СССР станет развал России, поскольку Россия не устраивает Запад не потому, что она недостаточно хороша, а самим фактом своего существования. Для Запада неприемлема Россия как великая держава, как огромное государство, у которого есть свои геополитические интересы. Западу не важно, монархия у нас, коммунизм или демократия, ни одной из великих держав не нужна сильная - пусть даже тысячу раз демократическая - Россия, которая в этом случае станет для них опаснейшим конкурентом. В глазах Запада Россия останется империей зла, пока у неё остается нефть, газ и ядерное оружие, так что ни на что другое как на наш полный распад Запад никогда не согласится: для него хорошая Россия это мёртвая Россия.

 

В сознании западных элит до сих пор ещё господствует представление о том, что Россия должна занять позицию побеждённой Германии, то есть, признать своё поражение в холодной войне, капитулировать и за все своё прошлое беспрестанно извиняться. Как-то получилось так, что мы (и только мы!) все время кому-то что-то должны: то извиниться, то покаяться, то денег дать, то острова вернуть. А перед Европой мы, окаянные, должны (предварительно сделав двойное «ку») извиниться за то, что спасли большую часть её населения от газовых камер Освенцима. Однако нет таких судей, которые бы имели моральное право нас судить. Умалчивая о немцах (это всем хорошо известная тема), пусть тогда американцы сначала ответят за геноцид индейцев, англичане – за подавление восстания сипаев (в одночасье народу было расстреляно больше, чем в России за десятилетия сталинских репрессий), французы - за наполеоновские войны (не забыть и жестокую  войну в Алжире), турки - за геноцид армян,  японцы - за оккупацию Кореи и Китая (37 миллионов убитых мирных граждан – много больше того, что натворили немцы в Европе), поляки - за уничтожение десятков тысяч пленных красноармейцев, украинские западенцы – за волынскую резню. А посмотрите на этих беззаботных итальянцев  - это же потомки тех извергов, которые львов на своих аренах кормили христианами!

 

Запад должен покаяться ещё и за то, что своей совершенно безответственной послевеймарской политикой взрастил такое чудовище как германский национал-социализм, хотя вполне мог задушить его ещё в зародыше. Нам постоянно тычут пактом Молотова-Риббентропа. Но ведь этот договор был последним из всех, подписанных Германией со своими соседями. А что до секретного протокола, устанавливавшего границы сфер влияния, то соглашения между крупными политическим игроками о разделе сфер влияния – обычнейшая мировая практика, имеющая тысячелетние традиции, здесь нет ничего дьявольского - соглашение как соглашение. Но если даже предположить на минуту, что это была ошибка, и не стоило вступать с дьяволом ни в какие соглашения (мюнхенское не в счёт, там Советского Союза не было, значит, не было и преступления), то разве не заплатил Советский Союз с лихвой за эту ошибку? И не только тем, что потерял миллионы своих граждан (о них на Западе никогда не вспоминают – сами, мол, виноваты), но и тем, что ценой этих непомерных жертв в конечном итоге спас Европу от коричневой чумы.

 

 

8

 

После распада СССР Запад некоторое время терпеливо выжидал, когда же Россия, наконец, окончательно сдуется и сдастся. И был несказанно возмущён тем, что, едва окрепнув, Россия позволила себе наглость начать сопротивляться вмешательству в свои внутренние дела, и - что хуже всего -  вдруг ни с того ни с сего стала рассматривать бывшие советские республики как сферу своих жизненных интересов. В 90-е годы Запад настолько привык воспринимать Россию как униженного просителя, обивающего пороги западных банков, что наши нынешние попытки проявить хоть в чём-то самостоятельность объясняются не иначе, как нашей врождённой агрессивностью и имперскими амбициями. Они ведь считали нас вчистую проигравшими, которым можно диктовать условия. Поэтому, как только у нас появляется хоть что-нибудь, с помощью чего мы можем противостоять их давлению - будь то источники энергоносителей, модернизированная армия или чувство национального достоинства – сразу же возникает истерика и Запад начинает лихорадочно размышлять, как бы нас этого лишить. Но самое смешное, что по мнению Запада Россия проиграла холодную войну не только Соединённым Штатам и Западной Европе, но и своим бывшим сателлитам и даже бывшим союзным республикам. Поэтому они так настойчиво и нагло требуют от России репараций во всех видах, от политических (признание оккупации) до экономических (выплаты компенсаций).

 

Надо честно признать, что наша страна попалась на пропагандистский крючок с наживкой в виде «демократии», «прав человека», «общечеловеческих ценностей», которые существуют только на словах и которых нет на деле. Мы заглотили «демократическую» наживку и перешли на игру по западным правилам, что привело к разрушению страны в политическом, территориальном и экономическом планах. Пора, наконец, отказаться от навязанных нам правил игры, и начать действовать исключительно в интересах своей страны, кто бы и что бы нам ни говорил. Ведь до сих пор все наши уступки воспринимались как должное и ничего, кроме презрения, на Западе не вызывали. Нашими основополагающими принципами взаимоотношений с Западом должна стать триада: «не верь, не бойся, не проси». Ведь по количеству преступлений Запад (и особенно его нынешний лидер – США) намного превосходит весь прочий мир взятый вместе. «Я просто трепещу за свою страну, когда вспоминаю о божественной справедливости». - Джефферсон. Очень точно подметил дух американизма Курт  Воннегут: «У всех народов есть предания о людях очень бедных, но необычайно мудрых и благородных, а потому и гораздо больше заслуживающих уважения, чем власть имущие и богачи. Никаких таких легенд американцы не знают. Они превозносят только тех, кто больше всех преуспел в жизни». Эмерсон ещё в 1837г. писал: «Разум нашей страны, приученный обращаться к низким предметам, пожирает себя изнутри».  Даже такой ближайший союзник Америки как Черчилль и тот не удержался, чтобы не съязвить: «В принципе можно рассчитывать на то, что американцы в конце концов  поступят по совести. Но лишь после того, как испробуют все прочие альтернативы». Ещё решительнее выразился Гюнтер Грасс: «Соединенные Штаты недостойны того, чтобы выносить нравственное суждение по какому бы то ни было вопросу». Возможно, он имел в виду следующий чрезвычайно наглядный исторический факт. Есть две Америки: северная (англо-саксонская) и южная (латинская). Первая - демократическая, вторая - либо совсем диктаторская, либо, мягко говоря, не слишком демократическая. Так вот, если в латинской Америке индейцы и метисы составляют подавляющее большинство населения, то в демократической северной Америке коренного населения практически не осталось. Вывод об эффективности «протестантской этики»  очевиден. И особенно зловеще звучит сейчас пророчество Бертольда Брехта, высказанное им в 1938 году: «Когда демократия превратится в фашизм, она будет иметь лицо Америки».

 

 

9

 

Россию постоянно упрекают в имперских амбициях. Но, положа руку на сердце, эти амбиции вполне оправданы: Россия, как бы она ни скромничала, никогда не сможет стать «нормальной как все» страной. Для России «быть собой» и означает быть великой державой, она настолько богата и велика, что будет либо великой либо никакой. Русский народ при всех своих национальных недостатках - государствообразующий по исторически сложившемуся менталитету. Так уж получилось, мы в этом не виноваты. При этом Россия – особенно в фазе СССР - если и была империей, то совершенно необычной, это была как бы «империя наоборот», в которой инородная периферия получала от центра больше, чем давала. Как можно сравнивать, скажем, Британскую империю, качавшую ресурсы из своих колоний, с Россией, а тем более Советским Союзом, в котором метрополия накачивала свои «колонии» средствами и ресурсами, прежде всего – культурными и интеллектуальными. «Я был сначала удивлён, а впоследствии тронут тем, как много своеобразных верований и культур уцелело - и теперь процветают, - несмотря на долгие годы угнетения при советском коммунизме»  – пишет западный журналист. У них на Западе просто не укладывается в голове, что это не «вопреки», а благодаря. Им кажется невероятным, что русские, заняв огромные территории, не только не вырезали проживавшие на них народы, но заботливо сохранили их своеобразие, впридачу дали им ещё и письменность, приобщили к великой русской культуре, а через русский язык и к мировой культуре. Щедро делились с ними всем, отрывая от себя. Вот что пишет белоэмигрант Солоневич о характере русского империализма: «Русский империализм наделал много ошибок. Но общий стиль его был таков, что человек, включенный в русскую государственность, получал все права этой государственности. Министры поляки (Чарторыйский), министры армяне (Лорис-Меликов), министры немцы (Бунге). В Англии было много свобод, но только для англичан - невозможно представить себе министра индуса. В России свобод было меньше, но они были для всех». Арап Петра Великого стал генералом. Представьте себе генерала-негра в Англии 18 века, владеющего белыми рабами - крепостными крестьянами.

 

Что касается СССР, то если он и был империей, то империей идеократической, в которой руководящей идеей была идея братства всех народов Земли. Конечно же это была особо злостная империя, тюрьма для артистов и режиссёров, певцов и виолончелистов, писателей и поэтов, учёных и инженеров, среди которых было немало представителей и «угнетённых» народов. Если бы мы, как британцы, завоевывали колонии под своим национальным флагом, или как немцы, завоевывали бы земли под лозунгом «все ценное арийцам, остальных - в топку», тогда был бы смысл признавать ошибки русского народа. «Он хату оставил, пошёл воевать, чтоб землю крестьянам в Гренаде отдать» - только представьте, что это об англичанине или французе, не удержаться будет от смеха. И ведь это не выдумка Михаила Светлова, это характерная черта русского человека, которую точно подметил и такой ярый антисоветчик как Авторханов: «В характере русского человека сделать весь мир счастливым, самому будучи несчастным». А вот что говорил о русском характере лорд Керзон (тот самый, до линии которого, прочерченной им в 1918 году, аккуратно дошла Красная Армия в 1939 году): «Русский братается в полном смысле слова. Он совершенно свободен от того духа превосходства и высокомерия, который ожесточает противника ещё больше, чем жестокость. Русский не уклоняется от социального и семейного общения с чуждыми расами. На такое англичане никогда не были способны».

 

 

10

 

И здесь мы подходим к парадоксу русской государственности. Самое удивительное в русском успехе то, что он был достигнут не благодаря, а вопреки обстоятельствам - вопреки природно-климатическим и геополитическим факторам. Мощное государство возникло там, где впору думать исключительно о выживании: Россия - страна с самой низкой в мире среднегодовой температурой. Куда девались хазары, половцы и печенеги? Были времена, когда они подавали куда больше надежд. В конечном счете, в пользу России решился и затяжной «спор славян между собою», хотя стартовая позиция России выглядела несравненно более слабой в сравнении с польской. У поляков было всё: богатейшие земли, трудолюбивое население (малороссы и белорусы), развитая городская культура, тесные контакты с просвещённой Европой. Одним словом, у поляков в прошлом было блестящее будущее. Но они упустили исторический шанс объединить всех славян под своей эгидой, променяв его на разгул шляхетских вольностей: такой вакханалии демократии, как в польском сейме, мир не знал ни до ни после: в шведском языке до сих пор существует выражение «польский ригсдаг», имеющее тот же смысл, который мы вкладываем в слово «бардак». А ведь счастье было так близко: во времена лжедимитриев  Польша практически сокрушила своего соперника на востоке. И вдруг эти вроде бы уже окончательно поверженные варвары воспряли и вышвырнули завоевателей. И далее всё пошло как в страшном сне: отсталая Россия начала понемногу откусывать территории от Речи Посполитой, и в конце концов вообще проглотила Польшу, стёрла её с политической карты мира. И самым позорным для польской шляхты было то, что с ней не пришлось даже воевать, её просто купили.

 

В противостоянии полякам ещё раз наглядно проявила себя загадочная русская душа  – неизвестно откуда берущаяся в критический момент способность собраться с силами и предпринять решительные действия. При этом главная сила Россия всегда была в её стойкости: нас много и нещадно били, но всякий раз мы поднимались и в решающей схватке побеждали противника: символом России мог бы стать Сильвестр Сталлоне, во времена горбачёвской антиалкогольной кампании ласково прозванный у нас «Сильвестром с талоном». Сидение польского ставленника в Кремле – с последующим вылетом его из пушки в виде пепла. Сидение Наполеона в том же Кремле – с последовавшей за этим ледяной купелью в Березине. (К слову сказать, berezina до сих пор ходовое выражение в современном французском языке для обозначения полной катастрофы, при том, что слово Borodino им ни о чём не говорит). Но идём дальше: позорное для нас «чудо на Висле» в 1920 году - и раздел Польши в 1939 году. Разглядывание немецкими биноклями башен Кремля в 1941 году – и водружение знамени Победы над Рейхстагом. Постыдно-поспешная, под издевательское улюлюканье, ликвидация военных баз в Грузии – и молниеносный разгром грузинского агрессора в пятидневной войне. Опыта отыгрываться нам не занимать, мы умеем учиться на своих ошибках (если бы ещё умели на чужих - но это предел мечтаний). Бисмарк говорил, что русского недостаточно убить, его нужно ещё толкнуть изо всех сил, чтоб он, наконец, упал: хороший образ создал Урбанский в фильме «Коммунист». Россию убивают и толкают в могилу не одно столетие, а она всё стоит, всё никак не упадёт  Возможно, что Россия никогда не была такой сильной, какой бы ей хотелось быть, но уж заведомо никогда она не была такой слабой, как о ней думали её недоброжелатели. И какой бы слабой она ни казалась в данный момент, у неё всё впереди: «Фундамент сильной России существует уже сейчас. И дело даже не в экономике, а скорее в том огромном культурно-историческом багаже, который я называю историческим ядром. Это и спасет Россию. Залогом славного будущего страны является её славное прошлое». -  Морис Дрюон.

 

Даже её коммунистическое прошлое, посмеем сказать. Нам довелось жить в двух полярных мирах, мы на своей шкуре прочувствовали и «развитой» социализм и перезрелый капитализм: мы осознали, что всё, что советская пропаганда говорила о коммунизме, оказалось враньём, а  что о капитализме - правдой. Поэтому у нас есть бесценный опыт, которого нет ни у одного другого народа. И нам не следует просто так, за здорово живёшь, выкидывать этот опыт только потому, что кто-то уже который год кричит о преступлениях коммунизма. У русского народа была цель построить справедливое общество, и эта цель вызывала огромные симпатии на Западе в 20-60-е годы прошлого века. Тогда идеи коммунизма, несмотря на все «косяки» практической их реализации в России, были чрезвычайно популярными во всем мире. Вся западная интеллигенция прошла через увлечение коммунизмом – огромный список имен писателей, художников, кинематографистов, которые прошли через коммунистическую или левую идею. Многие ведущие идеологи западной цивилизации не только не отрицали коммунистической идеи, но и считали вполне закономерным развитие западного общества в направлении достижения коммунизма. Милль ещё в 1861 писал в своём «Размышления о представительном правлении»: «Когда люди перестанут отдавать предпочтение самим себе перед другими, тогда коммунизм будет не только вполне реальной, но и единственно приемлемой формой социального устройства».

 

Именно в смысле крушения великой идеи построения справедливого общества провал советского эксперимента стал величайшей геополитической катастрофой XX века, а вовсе не в том смысле, что рухнул тоталитарный монстр – как внушают нам западные идеологи. Да, эта идея не выдержала испытания реальностью, и теперь умники злорадствуют по этому поводу, но рано или поздно идеи справедливости снова выступят на первый план. Да и вообще, независимо от конъюнктурных соображений - чисто этически и даже эстетически - капитал как основание, движущая сила и смысл человеческого сообщества есть нечто непристойное - как расписка в служении дьяволу. И если уж мы отказались от идеи богоносности русского народа, несущему миру свет истины, то в куда большей степени нам следует отказаться от либеральной модели мира.

 

Но прежде всего мы сами должны отказаться от пренебрежительного взгляда на свою страну, взгляда, который, судя по его постоянному воспроизведению, вырастает из отечественной почвы. Начиная с первой трети XIX века (традиция идёт от Чаадаева) в русской интеллектуальной жизни доминирует уничижительная оценка русской истории как череды непрерывных ошибок и преступлений. «Можно было бы дать анализ современного явления, приобретающего всё более патологический характер. Это русофобия некоторых русских людей – кстати, весьма почитаемых. Раньше они говорили нам, что в России им ненавистно бесправие, отсутствие свободы печати и т.д., и т.п., что потому именно они нежно любят Европу, что она бесспорно обладает тем, чего нет в России. А что мы видим ныне? По мере того как Россия, добиваясь большей свободы, всё более самоутверждается, нелюбовь этих господ только усиливается». Это написал не наш современник, это написал Тютчев в 1867г.

 

Ситуацию подытожил Булат Окуджава: «Вселенский опыт говорит, что погибают царства не от того, что тяжек быт или страшны мытарства. А погибают от того (и тем больней, чем дольше), что люди царства своего не уважают больше». Сейчас Россия близка к тому, чтобы начать снова уважать себя, на этот раз не в качестве запала в бомбе мировой революции, а в качестве позитивной составляющей нового мирового порядка. А это означает не героическое самопожертвование, а трезвое и здравое участие в мировом историческом процессе – без утраты своей глубинной идентичности. Наши внутренние ценности остаются с нами, мы просто перестаём тыкать ими в глаза себе и другим, держим их при себе.

 

 

11

 

Наши критики не без основания говорят нам, что пресловутые русские ценности нестяжательства, общинности, христианского смирения и далее в том же духе, которые мы привыкли противопоставлять западным ценностям потребления и эгоизма, имеют чисто символическое значение и никак не подкреплены реалиями нашей жизни: на практике мы такие же отъявленные материалисты и прагматики, как и все прочие. Да, конечно, реальность именно такова. Однако реалии это ещё не всё, душа реалиями не измеряется. Есть нечто такое, что у человека спрятано глубоко, глубже любых реалий. Это совесть, которая, может быть, и не предотвращает злых деяний, но во всяком случае позволяет человеку видеть их без самообмана. Маяк совести указывает человеку правильное направление, даже если ему не всегда достаёт сил идти в этом направлении. «Загадочная русская душа» давно уже стала притчей во языцех, излюбленным объектом либеральных насмешек. В чём же её тайна? «Загадочная русская душа. Коль вы - друзья, скажу вам по секрету: вся тайна в том, что тайны вовсе нету, открытостью она и хороша. Тот, кто возвел неискренность и ложь в  ранг добродетелей, понять бессилен, что прямота всегда мудрей извилин, где нет замков - ключей не подберешь». - Долматовский.

 

Как бы то ни было, судить себя мы должны своим собственным судом, не привлекая в качестве обвинителей «правозащитников» прозападной ориентации. Если мы и нуждаемся в покаянии, то исключительно для самих себя — в качестве катарсиса, очищения души. Никакого нагло требуемого от нас покаяния на публике наши недруги от нас не дождутся. Для внешнего мира у нас всегда будет гордость за свою страну, за свою историю, за своих героев. И на суде истории Россия будет взвешиваться безменно - целостно и интегрально, не размениваясь на мелочёвку гирь-аргументов той или иной весомости.