В тот же день в 16 часов Регина Кон рассказала о старейшем в Германии Моцартовском фестивале, который ежегодно проводится в Вюрцбурге. В нынешнем году этот фестиваль особенный: ему исполняется ровно 100 лет. Для нас это имеет вдвойне особенное значение, потому что главные концерты фестиваля проводятся именно у нас в Зале имени Давида Шустера.

13 июня Станислав Яржембовский прочитал на платформе ZOOM лекцию "Язык Торы". Содержание лекции автор предоставил нам для "Летописи событий" в виде тридцати трёх тезисов:

1. В библейских текстах так много нестыковок и противоречий - вплоть до совершенно абсурдных несуразностей, что возникает вполне закономерный вопрос: можно ли вообще этим текстам хоть в чём-то доверять?

2. Вопрос стал особенно острым, когда возникло и утвердилось научное мировоззрение. Его основатели, начиная от Галилея, решительно отвернулись от «книжного знания» - схоластической интерпретации Библии - открыв для себя, а затем и для всех других «Книгу Природы». Их логика была такой: Бог дал Закон не только людям, но и природе. И этот природный Закон не испорчен неграмотным человеческим прочтением, не захватан корыстными пальцами, в нём невозможны подчистки и произвольные вставки, поскольку записан он не на сомнительном и лукавом человеческом языке, а на чистейшем «небесном языке» - языке математики.

3. В рамках этого «нового благочестия» были предприняты попытки подвести под библейскую фантастику научный фундамент, в том числе - объяснить библейские чудеса естественными причинами. Но, как правило, такого рода объяснения оказывались весьма натянутыми, исключений очень мало. В целом библейские чудеса оставляют ощущение тягостного недоумения: и выкинуть их мы вроде бы не вправе (как-никак - «Священное Писание»), но и делать с ними нечего.

4. Ответ на эти недоумения дал в своё время Паскаль: «Когда Слово Божие кажется нам ложным, это значит, что оно истинно в духовном смысле». Святость Писания заключается не в протокольно точном изложении исторических хроник, а в идеях, которые изложенными в них событиями передаются. События, о которых идёт речь в Библии, лишь канва, зачастую сильно мифологизированная, главное же в Библии - теодицея как защита и пропаганда веры в Бога.

5. Мы, современные люди, очень гордимся своим познавательным реализмом, о чём говорит главный реалист 20 века Фрейд: «Все религиозные представления являются иллюзиями. Некоторые из них находятся в таком противоречии со всем тем, что человечество с таким трудом узнало о реальном мире, что их можно сравнить с бредовыми идеями. Наши предки были намного невежественнее нас, они верили в то, что для нас уже совершенно неприемлемо». Ему возражает (из 19-го века) Ницше: «Каждая эпоха имеет свой собственный вид наивности, изобретению которой ей могут позавидовать другие эпохи. И сколько такой самодовольной и безгранично глупой наивности кроется в сознании своего превосходства у нынешнего учёного, в той беспечной, легкомысленной уверенности, в силу которой он считает религиозного человека низшим сравнительно с собой типом, от которого он давно ушёл - он, самовлюблённый карлик и плебей».

6. «Плебейство» наше заключается в том, что вопреки нашей безмерно завышенной самооценки в глубинных интуитивных предпосылках наша «научная» уверенность держится на суевериях - не на том, что на самом деле есть, а на том, чего нам в глубине души хочется. При этом наша псевдонаучная вера грубее и примитивнее веры древних. Их вера поднимала человека над миром к небу, и притом не требовала насилия над разумом, они ясно видели дистанцию между реальностью и её знаком. Чудо они понимали не буквально, а символически - как знамение, как знак чего-то гораздо более важного, чем непосредственная осязаемость происходящего.

7. Тем более, что и границы возможного никогда не бывают чётко однозначными. Чудеса, которые творили Моисей или Иисус, хотя и поражали воображение очевидцев, но всё же не воспринимались как нечто абсолютно невозможное. В сообщениях о библейских чудесах интересно то, что когда о них заходит спор, ни одна сторона не подвергает сомнению сам факт чудесного происшествия. Сомнения возникают лишь относительно источника силы, вызвавшей это чудо - от Бога оно или от дьявола. Тогдашние маги тоже ведь умели превращать воду в вино, высекать воду из скалы, превращать сухой жезл в зеленеющую ветвь и даже воскрешать умерших. Каждая эпоха обладает своим представлением о том, каким из «сверхъестественных» явлений можно найти разумное объяснение и тем самым в конечном итоге присвоить статус «естественных», а какие отбросить как «неестественные», то есть бессмысленные. В средние века, например, никто особенно не удивлялся рассказам о чертях,  леших и прочих фантастических существах: они встречались на каждом шагу и было бы верхом глупости отрицать очевидное. В наше время они исчезли, но вместо них появились тарелки, пришельцы, телепатия и телекинез - тоже вещи вполне очевидные.

8. На божественные темы нельзя смотреть глазами «земного реализма», но поскольку других глаз у нас нет, следует попытаться как-то адаптировать наше земное зрение к небесным реалиям.

9. Начать с того, что для библейских текстов характерен двоякий язык. С одной стороны это язык прямых указаний: делай то-то и не делай того-то. При этом преобладает язык запретов, грозящих суровыми карами за неисполнение предписанного. Такой «командный» язык вполне уместен в критической ситуации, когда нет времени для раздумий и осмыслений.

10. Однако в долговременной перспективе более эффективен язык иносказаний, которые напрямую ничего не навязывают, а лишь намекают, оставляя человека в недоумении в расчёте на то, что, возвращаясь время от времени к загадочным для него высказываниям, он сможет в конце концов догадаться об их смысле: «Сказка ложь, да в ней намёк - добрым молодцам урок». Язык иносказаний адекватнее внутреннему строю человека, поскольку отражает бытие в полном его объёме, включая эстетическую и моральную составляющие, а не только отвердевшую логическую его форму.

11. Важным преимуществом образного языка является его устойчивость. Слова как лексические единицы имеют тенденцию не только ветшать, снижаясь до пошлостей, но и кардинально менять смысл. Соответственно тому и смыслы меняют слова, так что на слова как таковые надо опираться с осторожностью. Более того, формальный язык, принадлежащий бытию в качестве его ипостаси, обладает парадоксальной способностью давать имена тому, чего не существует, и тем самым, вызывать призраки небытия, претендующие на то, что они представляют собой что-то, тогда как на самом деле они не представляют ничего. Именно поэтому, если логически безупречная «буква» может убить, то образная интерпретация способна оживить изжившее себя логическое понимание.

12. Однако в современном переусложнённом мире для достижения конкретной цели востребована точность, чему образный язык никак не способствует. Мы являемся пленниками логики, пленниками рационального мировоззрения, так что приходится искать способы трансформировать «линейный» прозаический текст в образный поэтический. И здесь можно провести аналогию между фигурами речи и коническими сечениями - окружностью, эллипсом, параболой и гиперболой. Окружность символизирует чистую логику, с неизбежностью создающей в суждениях порочный круг. Эллиптические (сжатые, неполные) речевые конструкции хитрее, в них всегда есть элемент недосказанности.  Предсказания оракулов, которые можно понимать по-разному («бабушка надвое сказала»), например, предсказание «если ты начнёшь войну, то разрушишь великое царство», скрыто предполагает, что этим царством может оказаться и твоё собственное. Ещё дальше от логического круга уходит парабола, которая выводит суждение за пределы непосредственной данности. И наконец, гипербола символизирует полный разрыв с логикой. Можно сказать, что эллипс и парабола это нормальные формы образного мышления, а окружность и гипербола — крайние его формы.

13. Рассмотрим эти фигуры речи, начав с простодушной окружности. Как выразился один математик, по сравнению с хитроумным эллипсом окружность напоминает бессмысленную улыбку идиота. Применительно к нашей теме это означает в частности идиотские насмешки над логической противоречивостью таких приписываемых Богу атрибутов как «всемогущество, вездесущие, всеведение и всеблагость». Всё дело в том, что взаимная противоречивость указанных атрибутов возникает, когда Бога помещают в структурированный мир, тогда как небесный мир значительно богаче земного, тот является лишь частным проявлением божественной ненаблюдаемой онтологии. В мире онтологии нет ни времени ни пространства, «ни мужского пола ни женского, ни эллина ни иудея» - поэтому в нём вполне возможны и вездесущие и вневременность - а значит, и всеведение. Простейшей моделью для понимания служит сопоставление временнóго и спектрального представления процесса или явления.

14. Что касается божественного всемогущества, то соответствующий латинский термин omnipotentia означает обладание неограниченными возможностям - подобно омнипотентным («стволовым») клеткам зародыша, из которых могут развиться любые нужные организму клетки. Такое «всемогущество» вовсе не предполагает актуальной власти в реальном мире: омнипотентные клетки сами по себе не обладают вообще никакими конкретными возможностями, кроме как порождать специализированные клетки. Соответственно, и у Господа Бога «на земле у власти меньше, чем у городового». - Бердяев. Нашим миром управляет не архитектор-Бог, а свихнувшийся на почве мании величия прораб-дьявол. «Если признать, что миром управляет Бог, то понять в нём ничего нельзя. Если же миром управляет дьявол, всё становится на свои места». - Льюис. Также и всеблагость означает не непрерывное увеличение благостности мира, а лишь финальную победу добра в результате смертельной схватке со злом (Армагеддон — от города Мегиддо).

15. Перейдём от окружности к эллипсу. Главная «эллиптичность» (в смысле сжатости) библейских текстов заключается прежде всего в том, что они дают ответы на забытые вопросы. Подлинной единицей мысли является не высказывание как таковое, а нечто более сложное - комплекс высказывания и того вопроса, ответом на который оно является. В каждом из нас скрывается Сократ, ставящий эти вопросы. Например, почему Бог предпочёл жертву Авеля жертве Каина? Потому что дело не в жертве, а в жертвователе. Богу нравился сам Авель - вольный созерцатель, кантианец-пастух, любующийся звёздным небом и непрерывно прославляющий Бога. И отверг Бог не вегетарианскую жертву Каина, а самого Каина - труженика-землепашца, гордого своими личными достижениями - будущего Лапласа, не нуждающегося в «гипотезе» Бога. Этим обусловлен и дерзкий ответ Каина: «Разве я сторож брату своему?» - в смысле «какое тебе до этого дело, что ты ко мне привязался!».

16. Эллиптичность текста проявляется и в том, что от читателя скрыто нечто такое, что позволяет взглянуть на ситуацию другими глазами. Например, в кровосмесительном преступлении Лота поразительно то, что даже с учётом этого безобразия Лот остался в еврейской истории праведником. Можно сказать: ну, по пьяни же, с кем не бывает, простительно. Но ведь праведником был признан и совершенно трезвый и вполне расчётливый Давид, который с точки зрения человеческой морали был преступником: послал своего полководца Урию на верную смерть только для того, чтобы овладеть его красавицей-женой Вирсавией. С той же гуманной точки зрения ещё бóльшим преступником, виновным в массовом истреблении своего собственного народа был Моисей. Да и сам Авраам, праведник из праведников, совершил, с точки зрения Канта, моральное преступление, проявив непоколебимую решимость убить своего единственного сына. При этом гипотезу «испытания» следует сразу же отвергнуть: Бог не провокатор, он не искушает человека, этим неблаговидным делом занимается исключительно дьявол. Авраам прислушался к прозвучавшему в нём божественному распоряжению потому лишь, что воспринимал бытие божие как своё собственное. Нельзя всё же забывать, что голос Бога звучит всегда в человеческой душе, он не доносится до нас из внешней природы — будь то обычное грозовое облако или космическое Магелланово.

17. Спасало всех этих праведников то, что в отличие от своих благонамеренных сограждан они верили в Бога. Противоположный пример: неверующая жена Лота, которой все женщины, начиная от Анны Ахматовой, сочувствуют до сих пор. Вполне возможно, что, хотя мы о ней вообще ничего не знаем, она была вполне достойной женщиной, своей жизнью никак не заслуживавшей такого сурового наказания. Но не менее (и наверняка даже более) достойным человеком был и Иосиф Прекрасный, о котором мы точно знаем, что в человеческом плане он был просто образцом человеческого совершенства: красив, умён, талантлив, добр и т.п. И что же? Этот достойнейший человек оказался в глазах своего отца Иакова совершенно безнравственным, так как отпал от веры предков и полностью погрузился в «египетскую тьму», став другом и фактическим соправителем фараона.

18. Вера в Бога уже в те времена (а скорее всего, во все времена) была невероятным чудом, это мотив всех Псалмов, особенно покаянного: «Никто не верит в тебя, я один-единственный во всём мире, помилуй меня!». Из всех допотопных патриархов верующим был один только Енох (отец Мафусаила и прадед Ноя) - в отличие от всех прочих праотцов,

доживших до весьма почтенного возраста, он был взят на небо ещё совсем молодым человеком: «И ходил Енох пред Богом; и не стало его, потому что Бог взял его. «Ходить перед Богом» означало «верить в Бога».

19. В Библии поражает именно парадоксальность с точки зрения здравого смысла. Лишь немногие, вроде ап. Павла, Тертуллиана, Лютера, Кьеркегора, Льва Шестова, Шпенглера, Честертона понимали, что наша обыденная мораль – убогая мелочёвка рядом с божественной мощью. Конечно, это не значит, что бытовую мораль надо отбросить - её надо

исполнить как нечто само собой разумеющееся и идти дальше.

20. Здесь корень противоречия между религиозным и гуманистическим мировоззрениями. Гуманизм это попытка взаимодействия людей напрямую, без ухода в небесные высоты. Опасность гуманизма в том, что он не учитывает снижающего воздействия земного тяготения: для того, чтобы попасть в цель надо целить выше. Если мы хотим быть человечными, надо стремиться не к человеческому, а к божественному, иначе мы попадём в преисподнюю: благими пожеланиями вымощена дорога в ад, что и показывает современный гуманизм, главным достоинством которого провозглашена толерантность, которая всех нас в конечном счёте и погубит.

21. Описанная «навесная» траектория целеполагания с точки зрения математики представляет собой параболу, что позволяет перейти и от филологического «эллипса» к филологической же «параболе». Математическая парабола это «раскрывшийся» эллипс, филологическая parabel (притча) это раскрывшаяся метафора. Греческий термин «метафора» означает «перенос» или «перевод», и сам по себе такой «перевод» похож на обратную сторону вытканного на ковре узора. Для того, чтобы восстановить первоначальный смысл «переведённой» мысли, нужно снова и снова «домысливать» предполагаемый «узор», основываясь на несовершенном его отображении на обратной стороне ковра.

Это типичная «обратная» задача, и решение такой задачи возможно лишь в том случае, если вкладывать в сакральные тексты не прямой, а переносный смысл.

22. Метафора это отдалённая аналогия, связывающая аспекты и слои бытия, генетически не связанные между собой. Неявная связь существует благодаря изоморфизму различных аспектов бытия: «Метафора не диктуется нищенской логической необходимостью, её цель - дать внутренний образ структуры». - Мандельштам. Отсюда важность метафоры

для творчества: она позволяет не только отражать существующие первообразы реальности, но и творить новые.

23. В этом смысле метафора может играть роль указателя - невербального знака. У китайцев есть замечательная поговорка: «Когда мудрец показывает на луну, глупец смотрит на палец».

24. Расширенной метафорой является притча - рассказ, использующий образы и явления повседневной жизни, иносказательно выражающие духовные истины. В притче происходит развоплощение земных реалий в сторону духовной абстракции, она делает идеи ощутимыми: события и поступки запоминаются лучше, чем рассуждения. Благодаря своей

лаконичности, поэтической структуре и яркой образности притчи прочно врезаются в память. Ещё одна важная особенность притчи заключается в том, что она, в отличие от заповеди, не возлагает бремя ответственности на слушателя: «Кто имеет, тому дано будет и приумножится, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет». То есть дурака учить только портить: заставь его Богу молиться, он лоб расшибёт.

25. Впрочем, образность притчи из достоинства может обернуться недостатком. Некоторые библейские притчи звучали столь живо, что позднее были переосмыслены в описание якобы реальных событий: таковы притчи о превращении воды в вино, о насыщении толпы пятью хлебами, о хождении по водам и многие другие.

26. Один из самых интересных примеров метафоричности - заключительная заповедь в раннем варианте Декалога: «не вари козлёнка в молоке матери его». Если рассматривать эту заповедь как запрет смешивать мясное и молочное, то непонятно почему нельзя варить козлёнка именно в молоке его матери, а не вообще в молоке. А главное, почему этой заповеди придаётся столь важное значение: она ведь повторяется в Торе трижды - как ни одна другая, так что следует ожидать, что смысл её должен быть какой-то особенный. Если же рассматривать эту заповедь как метафору, то она может означать - в особенности с учётом того, что она идёт последней - как бы итоговой: не извращай смысла данных тебе заповедей, материнское молоко должно перевариваться телёнком, а не телёнок вариться в материнском молоке.

27. Ярким примером непонимания переносного значения слова служит метафора верблюда и игольного ушка. Образ верблюда, пытающегося пролезть через игольное ушко, настолько нелеп (почему, собственно, верблюд?), что распространилось толкование слова «верблюд» как искажённого «канат». Но и «канат» выглядит как-то уж слишком натянуто. На самом же деле всё обстоит гораздо проще. «Игольными ушами» на востоке называли овальные отверстия в городской стене рядом с воротами. Ворота на ночь или в моменты опасности закрывались, игольные уши оставались открытыми: в случае нападения защищать их было легко: даже человек без поклажи протискивался через них с трудом. Что уж говорить о верблюде, символе накопленного богатства: всё с себя надо сбросить, на колени встать, гордую голову покорно склонить - и то не удастся протиснуться.

28. В Новом Завете одной из самых загадочных считается притча о неверном управителе. Хозяин (Бог) временно передал свои полномочия управителю (человеку), и вернувшись, обнаружил, что тот разбазарил вверенное ему имущество. Осознавая неизбежность наказания, управитель подтасовал кредитные записи, приуменьшив долги должников, в расчёте на то, что те помогут ему в трудное для него время, когда его выгонят с работы. Хозяин же вместо того, чтобы наказать обманщика, похвалил его за догадливость, и даже ввёл этот обман во всеобщий принцип: «приобретайте себе друзей богатством неправедным». В чём смысл парадокса? Обычно полагают, что в притче имеется в виду материальное богатство, и притча эта призывает человека без колебаний раздавать его, поскольку, всякое богатство неправедно: «всякая собственность есть кража» - Прудон. Но ведь неверный управитель раздавал не своё богатство, а богатство Бога, которое по определению не может быть неправедным. Парадокс разрешается тем, что речь в этой притче, как, впрочем, и во всех других, идёт не о материальной, а о духовной сфере. В своих мыслях (которые слышны на небесах) мы в отношении других людей должны быть их заступниками перед Богом, мы должны думать о них лучше, чем они того заслуживают. Не наше дело быть прокурором (собственная совесть обвинит их), и уж тем более, не наше дело быть судьёй, воздающим виновным, как они того, на наш взгляд, заслуживают. Наша роль адвокатская, мы должны всячески приуменьшать «долги» наших ближних. И эта заведомая ложь вменится нам в праведность.

29. Одним из самых поучительных «чудес» является насыщение пятитысячной толпы пятью хлебами, после чего осталось ещё пять корзин хлеба. Накормить народ так, чтобы хлеба осталось больше, чем было съедено, можно только хлебом духовным, который от употребления только возрастает: речь идёт о Слове Божием: «не хлебом единым жив человек, но всяким словом, исходящим от Господа». О том же небесном хлебе как манне небесной говорится и в Ветхом Завете. При этом там даётся важное уточнение: манна должна быть каждый раз свежей, она не переносит длительного хранения, от которого становится ядовитой - это означает, что слово Божие должно звучать в нас каждый раз заново.

30. Перейдём, наконец, к гиперболе как предельному случаю параболы. Гипербола - наиболее действенная фигура речи, её можно сравнить с иронией. Сама по себе ирония в сакральных текстах никогда не используется, так как она является суррогатом веры: «Есть два способа преодолеть трагедию жизни: религия и ирония». - Замятин. Ирония нужна тем, кому вера не нужна, тем же, кому она нужна, не нужна ирония - аналогично тому, как «юмор не нужен тем, у кого есть всё остальное».

31. И всё же без иронии как некоего общего принципа речь обойтись не может: «есть вещи настолько серьёзные, что говорить о них можно только иронизируя». - Нильс Бор. Гипербола и есть своего рода «ирония» познания. Многие библейские чудеса следует воспринимать именно как гиперболы, и наши далёкие предшественники, в отличие от наших современников, это прекрасно понимали. Они ясно видели разницу между воображаемым и реально возможным, просто они любили вымысел, их восприятие было эстетическим в отличие от нашего - тупо реалистического.

32. Глубокое понимание библейских текстов даёт новая научная парадигма, «апостолами» которой стали Эрвин Шрёдингер, Вернер Гейзенберг, Джон Уилер, Давид Бом, Илья Пригожин и другие. В рамках этой парадигмы не ищется объяснение тем или иным конкретным загадочным местам библейских текстов, внимание сосредотачивается на главном. Новая парадигма возвращает нас из почти четырёхсотлетнего господства материализма в науке к представлениям, характерным для религиозного взгляда на мир: видимый мир является бледным и неполным отражением более содержательного невидимого мира. Основой этой парадигмы является принцип изоморфизма: структурное родство различных аспектов бытия, включая родство бытия и сознания: отсюда и два языка - объективный научный и субъективный мифологический.

33. Впрочем, главная проблема библейских текстов - не в трудных местах: «В Библии меня смущают не те места, которых я не понимаю, а те, которые я понимаю». - Марк Твен. Задолго до него о том же писал Овидий: «Вижу и одобряю лучшее, а следую худшему». То есть даже самое глубокое «понимание» само по себе не спасает, необходимо нравственное усилие: «Царство Небесное силою берётся». Но это уже совсем другая тема.

20 июня в 16 часов состоялась последняя в этом сезоне онлайн-встреча на платформе ZOOM. Это была 33-я встреча по проекту «Притяжение тайны». Её тему ведущий Эдвард Ковалерчук назвал: «Откуда родом Авраам?». Похоже, что библейская тематика, которой был в той или иной мере посвящён цикл онлайн-встреч в уходящем сезоне, всерьёз заинтересовал слушателей проекта «Притяжение тайны». 13 июня живейший интерес и оживлённую дискуссию вызвал доклад Станислава Яржембовского «Язык Торы» (см. выше). Теперь внимание было обращено на историческую составляющую Священного писания. Наряду с библейскими текстами, которые изобилуют метафорами, символами и иносказаниями, были озвучены также сведения из других источников, являющихся результатами археологических и лингвистических изысканий, в том числе расшифровка древнейших шумерских текстов, записанных на клинописных глиняных табличках. В результате такого синтеза сведений из разных источников сделана попытка реконструкции исторических событий XIX – XVIII веков до нашей эры в их хронологической последовательности и в довольно увлекательной, даже, можно сказать, приключенческой форме. При этом, отдавая дань концепции цикла «Притяжение тайны»,  оставлена в качестве интриги неразгаданная тайна причин странного и необъяснимого поведения влиятельнейших исторических фигур второго тысячелетия до нашей эры.

С 17 Тамуза (27 июня)  - это начало трёхнедельного траура, три самые тяжелые недели для евреев. 17-го  Тамуза   отмечают  разрушение  Храма  и  потерю  независимости  народа израильского. В этот день решилась судьба осажденного Иерусалима. Врагу удалось прорваться в город сквозь его стены.

По  преданию  и  другие  беды  нашего  народа  случились  именно  в  этот  день:  когда  евреи,  вышедшие  из  Египта, находились  в  пустыне,  они,  воспользовавшись  отсутствием  Моисея,  сделали  золотого  тельца.  Когда  Моисей спустился с горы Синай и увидел, как низко пал его народ, он бросил скрижали и разбил их (это произошло 17- го Тамуза).

Во  времена  Второго  Храма, когда  была  братоубийственная  война  между  Аристобулом и Гирканом, Иерусалим был осажден, и был такой голод, что 17-го Тамуза пришлось отказаться от жертвоприношений в Храме.

Примерно  за  20  лет  до  разрушения  Второго  Храма  римский  наместник,  желая  оскорбить  чувства  еврейского народа и пробудить его гнев, публично сжег свиток Торы 17-го тамуза

17-го тамуза был поставлен идол в Храме.

Начиная с 27 июня в течение последующих трёх недель никакие развлекательные мероприятия у нас в общине, разумеется не проводились.