Уважаемые участники встречи! Дамы, господа и товарищи! Предваряя наш разговор, я хочу сообщить, что все события, о которых вы сейчас услышите, действительно имели место. Все герои и соавторы моего повествования реальны,  даже если они не совсем обычны.  Всё, о чём я вам сейчас расскажу,  уже подробно описано в моих опубликованных книгах или будет описано позже.

Мне посчастливилось прожить три жизни. Одну там, в России и Казахстане, другую здесь, в Германии, и третью во сне. Каждую из них я готов повторить снова, несмотря на совершенные ошибки. Если пытаться не повторять прежних, им на смену придут другие, которые могут оказаться ещё хуже. Жизни без ошибок не бывает. Все мы живём по первому разу, робко и осторожно ступая по полю жизни, на котором разбросаны грабли.

Мои обстоятельства складывались таким образом, что я, зачастую не желая того, был вынужден пришпоривать лошадь своей судьбы и жить так, будто каждый из дней был последним.  Час, прожитый зря, и сегодня рвёт мне сердце на части.  Я презираю паразитов, не люблю физической лености, но более всего меня отвращает в людях леность ума. Тем приятнее мне сегодня видеть ваши лица.

 

«Я из простых собак, не из породистых».

По национальности белорус. Нам порой кажется, что «История» – это что-то далёкое, а мы являемся людьми современными. Но в моём конкретном случае именно она, «история», выраженная двумя словами - «армия Андерса», предопределила в 1955 году моё появление на свет в бараке для ссыльнопоселенцев.

История армии Андерса   в России малоизвестна. Это польское военное формирование, созданное генералом Владиславом Андерсом в 41-42 годах на территории СССР по соглашению с польским правительством в изгнании из польских граждан, попавших в советский плен в результате войны 39-го года, а также польских граждан, которые были депортированы и заключены в лагеря ГУЛАГа.

Антисоветские настроения и ненадёжность этой польской армии, её нежелание воевать с немцами до тех пор, пока не будет закончено формирование всех шести дивизий, вынудили советское правительство разрешить её эвакуацию на Ближний Восток, где она стала частью 8-й английской армии.

Национальный состав её был неоднороден: кроме поляков там было около 30% украинцев и белорусов, и 4 тысячи евреев. Причём на начальном этапе формирования евреи составляли до 60% от общего числа военнослужащих. Но потом поляки подтянулись и начали евреев выдавливать. Когда «Польская армия на Востоке», так она теперь официально называлась,  добралась  до Палестины, три тысячи евреев из неё дезертировали, не понеся за это никакого наказания. Видимо, такой расклад поляков устраивал.  Война войной,  а антисемитизм антисемитизмом. Но тысяча осталась, в основном на обслуживающих армию должностях. Войско пошло сражаться с немцами, а дезертирам через несколько лет предстояла своя война.

Самым знаменитым сражением корпуса после открытия «второго фронта» считается битва под Монте-Кассино, в Италии. Поляки им гордятся и даже сложили в его честь песню о маках Монте-Кассино, которые стали ещё красней от польской крови. Один из авторов песни еврей из той тысячи, что не осталась в Палестине. Их имеет в виду и Александр Галич в «Балладе о вечном огне», где есть такие строки:

 

Как нас чёрным огнём косило

В той последней лихой атаке…

«Маки, маки на Монте-Кассино»

Как мы падали в эти маки.

 

Оба моих деда, один из которых считал себя поляком, а другой белорусом, до войны проживавших на территории будущей Полоцкой области, участвовали в том сражении и были награждены «Крестом Монте-Кассино» и орденами «Виртути Милитари».

До 1946 года корпус оставался в качестве оккупационных сил в Италии. Затем был переправлен в Англию и там расформирован. Большинство его бойцов, как и сам командующий, не пожелали возвращаться в коммунистическую Польшу и остались в эмиграции. Но часть из тех, кто до войны проживал в Западной Украине, Западной Белоруссии и Литве в 1947 году вернулись к своим семьям.

1 апреля 1951 года, аккурат на Пасху, около тысячи человек бывших военнослужащих и члены их семей (всего около 4,5 тысяч человек) были задержаны, посажены в эшелоны и отправлены на поселение в Иркутскую область. Взять с собой разрешили только то, что могли унести в руках.

Ссылка длилась до августа 1958 года.  В ответ на мой вопрос, за что выслали, мать отвечала, что не знает и винила во всём Берию.  Отец был более категоричен: - «Болтали много лишнего». О, проницательные советские органы! Где же вы были,  когда эта болтовня, теперь красиво именуемая старым русским словом «гласность», потоком захлестнула страну и размыла её?

О каких-либо зверствах, чинимых чекистами, в разговорах никогда не упоминалось. Был режим, но жить давали. Все работали в леспромхозе. Отец выучился на тракториста в районном центре Усолье Сибирское и стал трелёвщиком. Мать обрубала сучья. В 1956 году её родители и два младших брата уехали в Польшу. Полякам после войны достались бывшие немецкие земли по реке Одер, в частности в районе города Грюнберг, сегодня именуемом Зелена Гура.  Немцев выдавили, а заселять было некем.

Стали искать поляков и вспомнили про «андерсовцев». Советская сторона не возражала. Тех, кто соглашался уехать, освобождали от ссылки. Но белорусы ехать отказались, видимо, помнили довоенное панство. Среди ссыльных разворачивались нешуточные дискуссии. Отголоском тех событий стала поговорка, которую часто употреблял отец: «Здесь дурных нема, все дурные у Польшу уехали».

Родители отца построили дом, и когда ссылка закончилась, решили остаться в Сибири. Сибирь, она притягательна  для русского  человека, во всех отношениях. Наша семья, однако, переехала в Белоруссию, но в 1961 году родители завербовались на целину. В селе Куспек, что в Северном Казахстане, они прожили 35 лет, пока были силы.

Мои отец и мать имели начальное образование, поскольку их детство пришлось на оккупацию. В Казахстане мать работала разнорабочей на току, потом техничкой в школе, затем, когда в совхозе открылась швейная мастерская, стала швеёй. Отец трудился трактористом в полеводческой бригаде,  затем мотористом в МТМ. Освоил зерноуборочный комбайн, стал асом комбайновой уборки и кавалером двух высоких орденов. Он был романтиком целины, этот сын «андерсовца», хотя и припозднился к началу.

Я учился в сельской школе, по окончании поступил в Омский, ордена Ленина, сельскохозяйственный институт имени Сергея Мироновича Кирова, на агрономический факультет. Работал по специальности,  в  30 лет стал директором крупного многоотраслевого совхоза, в должности которого пережил недоразумение, официально именуемое «перестройкой».  Не буду рассказывать, «как катался сыром в масле и пил крестьянскую кровь». День, когда после пяти с лишним лет, мне удалось от директорства освободиться, до сих пор считаю самым счастливым днём своей жизни.

В 1994 году благодаря немецко-русской жене всей семьёй перебрались в Германию. Жили в деревне, в 40 километрах от города Вюрцбурга, куда шесть месяцев ездили на языковые курсы. Потом в него переехали, сняв с помощью маклера квартиру.  Работал сначала на так называемой «двухмарочной» работе, затем, как официально признанный «академикер», год учился на компьютерных курсах. Но из-за плохого знания языка компьютер  в должной мере не освоил и по окончании выбрал работу, близкую к моей первой специальности.

Занимался благоустройством приусадебных участков, научился класть плитку и камень. Фирма разорилась, два месяца был безработным, а потом арбайтсамт предложил мне работу в винодельческом предприятии с шестимесячным испытательным сроком. Я выдержал конкурс среди пяти желающих местных немцев, и проработал там 25 лет, до выхода на пенсию. Продолжаю трудиться и сейчас, правда,  уже не так интенсивно. У меня четверо детей от двух браков: сын и три дочери. Восемь внуков и внучек. По гороскопу – Лев.

Теоретически любой человек может написать одну книгу. Материалом для неё будет являться собственная жизнь. Не будем же мы всех их называть писателями. Писатели – это те, у кого в «портфеле» лежат, как минимум, две книги. Одна, как у всех, документальная, а вторая - художественная.

В отношении себя я нахожусь в сомнении. Имею ли я право считать себя писателем? «Корочек» у меня нет.  С одной стороны, я до сих пор пишу ту одну, которая права на это звание не даёт. Но, с другой, это трилогия, и общий объём выстраданных страниц перевалил за тысячу.   Уже давно я не просто описываю происходившие со мной события, а осмысливаю их. То есть в ткань одной книги вплетаются сюжеты другой, которая рассказывает уже не обо мне, а об окружавшем меня мире. Два в одном. И тогда получается, что я параллельно пишу две, и писателем называться вправе.

Гомер написал две книги. Я тоже пока две. Но через несколько месяцев я его обгоню и у меня будет три. Он был слепой, я глухой, нет, у меня есть что-то общее с писателями.

Первую свою книгу я начал писать в 54 года и закончил в 60. Поначалу я вообще наивно полагал, что ограничусь одной,  а потом  это мучение прекратится, и я опять стану свободным человеком. Но не тут-то было.  Я понял, что книгой мне не отделаться, а нужна трилогия. Сегодняшняя действительность обстоит таким образом, что трилогия будет состоять из четырёх книг. Первая и вторая уже изданы, но третья, заключительная, будет представлена двумя томами под общим названием «В зоне рискованного земледелия».   Это только о советской жизни. Надо же рассказать и о немецкой. Это что, тетралогией уже пахнет? Хорошо ещё, что жизнь во сне удалось вместить в две главы и втиснуть в третью книгу.

Вы можете меня сейчас совершенно справедливо спросить,  а какого  чёрта,  тебе, мужик, не жилось спокойно? Зачем ты полез в писатели, если это так, по твоим словам, тяжело? Чтобы более-менее правдиво ответить на этот вопрос, нужно вернуться в 1994 год.

Начиная с первых дней эмигрантской жизни и до выхода на пенсию у меня всегда была полная занятость, будь то учёба или работа. Кроме того, не привыкший к выходным дням, я сразу начал «по-чёрному» подрабатывать в садах, число которых в отдельные годы доходило до 12.  Вёл дневник. Но, насколько всё-таки жёстче была наша тогдашняя сельская североказахстанская жизнь, если даже такая загруженность не отогнала мысли о том, что я в состоянии сделать что-то ещё. И я решил самостоятельно получить ещё одно высшее образование – гуманитарное, а именно – историческое, которое частично включало бы в себя и историю культуры.

Я всегда много и охотно читал. Но все мои познания существовали разрозненно, не складываясь в одну целостную картину. И я решил выстроить для себя историческую конструкцию человечества, создать скелет, который мог потом обрастать, образно говоря, мясом.

Но с самого начала решил, что это будет не просто чтение, а настоящее изучение, с написанием конспектов, рефератов, и, даже, докладов. Через десять лет смог с чистой совестью сказать, что поставленную перед собой задачу выполнил. Конструкция была создана и находилась внутри меня. За первый год я с трудом перевёл и изучил 76 страниц «Мировой истории» на немецком языке, но потом мне повезло. В России начался издательский бум и появилась возможность выписать практически любую интересующую тебя книгу. Я собрал пусть и небольшую, всего несколько сотен томов, но очень содержательную библиотеку. И прочёл её книги с карандашом в руке. Не буду утверждать, что взял бога за бороду, но кое-что в голове отложилось.

Нельзя знать всё. От этой ереси меня предостерёг Станислав Юрьевич Яржембовский. Я его послушался, а сам он что сегодня творит со своим «Взглядом и Нечто»? Двойные стандарты исповедуете, Станислав Юрьевич!

Важно не количество прочитанных книг, а их глубина. Самой сложной, которую смог прочесть, считаю «Закат Европы» Освальда Шпенглера, где история представлена не просто событиями, а связками событий, позволяющих на основе уроков прошедшего создавать предположения о будущих временах. Которые, впрочем, не желают сбываться.

Новые знания накапливались во мне и, не имея естественного выхода, превращали мозг в кипящий котёл, грозящий взорваться.  Грех гордыни обуял меня всё больше и больше. Это усугублялось и спецификой моей основной работы. Я уже не помещался на кровати.  Рос и рос, становясь вровень со Вселенной. Главный философский вопрос, мучивший Циолковского, не стал давать покоя и мне. «Зачем всё это? Зачем существуют материя, растения, животные? Зачем существует мир, вселенная, Космос? Зачем?» Меня стала преследовать навязчивая мысль, а что произойдёт, если я замкну начало и конец времён.

Да, прав был мудрый Фамусов, когда предостерегал: «Ученье – вот чума,  учёность – вот причина, что нынче пуще, чем когда, безумных развелось людей, и дел, и мнений. Уж коли зло пресечь, забрать все книги бы да сжечь».

А где найти это время? Вселенная безначальна и бесконечна, и времени не существует, его придумали люди для удобства своих исчислений. Но однажды меня осенило! А спираль? Та самая спираль из диалектики Гегеля, про которую нам, молодым атеистам, читали на лекциях в институте. В ней ведь около 30000 лет. Весь период осмысленного существования человечества.

И я действительно совершил это действие душной летней ночью 2005 года, став необычайно могучим и дерзким. Поднялся на небо, нащупал в темноте что-то напоминающее растянутую пружину и потянул. Раздался страшный удар грома, блеснула молния. Но, прежде чем провалиться в беспамятство, я успел соединить концы…

Мир вокруг не изменился. Но я проснулся другим человеком.  Пытался осознать новизну, возникшую во мне, и не мог дать ей определения. Единственно, что я знал точно, в эту ночь произошло что-то необычайно важное в моей жизни.

С той поры я стал спокоен. Гордыня покинула меня навсегда. Почему-то стал прибавлять в весе. Всю взрослую жизнь до 50 лет я стабильно весил 67 килограммов, теперь вот хорошо перевалил за 100. Заматерел.  А ещё стал видеть сны. Я и раньше не мог пожаловаться на их отсутствие, но теперь они превратились в такие яркие картины путешествий и приключений во времени, что вечерами старался как можно раньше лечь в постель и закрыть глаза.

Стал записывать увиденное ночами, и у меня накопилось множество материала, позволившего сделать вывод о физиологической основе снов, приправленной   эмоциональностью проживаемых  дней. Свои записи я озаглавил словами великого русского физиолога Ильи Михайловича Сеченова: - «Сновидения – небывалые комбинации бывалых впечатлений».

Ещё одним следствием произошедших во мне изменений стало то, что родилась и окрепла идея написать книгу о нашей семье, вернее, о нашем роде.  Три года ушло на её обдумывание.  В ту пору я ещё работал на конвейере по розливу вина и этикетированию бутылок. Руки привычно делали работу, голова оставалась свободной. Идеальные условия для человека, решившего заняться творчеством. И деньги в семью, и мысли в голову. Их я записывал на обратной стороне винных этикеток и складывал в коробку из-под обуви, пока она не заполнилась до краёв. Как-то само собой родилось и название будущей книги: «Путешествие по замкнутой спирали».

 Но, по-настоящему сесть и начать писать, меня побудил Михаил Веллер, две книги которого «Слово и профессия» и «Слово и судьба» с подзаголовком «Как стать писателем» были мной прочитаны в канун нового, 2009 года. Следуя его советам, я создал территорию творчества, своеобразный кабинет, который расположился в одной из комнат нашей большой квартиры. Это было не трудно. Дети уже выпорхнули в самостоятельную жизнь, внуки ещё не родились. Места хватало.  Вы сейчас видите его часть. К сожалению, не нашлось зелёной лампы, как у него, но я застелил стол зелёной бумагой. Кроме того у меня была библиотека, интернет, синяя домотканая дорожка, волшебное кресло и окно, выходящее в сад.

Писал я по воскресеньям и праздничным дням. Впрочем, зимой использовал ещё и субботы, если не было обязательств перед семьёй и другими людьми. Вставал рано, часов в 6, принимал ванну, одевал свежую одежду и садился за стол. Накануне прибирался в комнате. Во всём должна была быть чистота. В кабинете, в теле, в помыслах. Если бы верил в Бога, то ещё бы и молился. Но я атеист.

Прежде, чем начать писать, мне необходимо было впасть в транс. Это действие заключалось в том, что я должен был воспарить над землёй. Мысленно, естественно.

Я видел нужную мне картину в мельчайших подробностях, вплоть до царапин на клеёнке обеденного стола. Оставалось только найти правильные словосочетания. В нахождении и заключалась вся сложность писательского труда. Долго такое напряжённое состояние продолжаться не могло, и, если мне за пять часов удавалось написать две страницы стандартного книжного текста, считал день удачным.

Я последовательно прошёл через все стадии действий, подстерегающих на этом пути дилетанта. От обширного цитирования через плагиат к выработке собственного стиля. Основная борьба развернулась с текстовым редактором. Ему не нравился строй моих фраз. Он не вписывался в его представления о литературном языке.  Скрипя зубами,  я подчинялся диктату, чтобы не прослыть неучем. Но во второй книге  я показал  ему средний палец правой руки и стал ставить знаки препинания по своему усмотрению, так, как считал нужным, кроме тех случаев, где они в тексте обязательны. И, знаете, он притих, этот бюрократ.

Макет книги я создавал сам. В Wordе. Как это делать, мне подсказал  Станислав, которого я за это почитаю крёстным отцом «Броуниады». Был и автором, и редактором, и корректором, и художником. Начинал печатать одним пальцем, затем научился пользоваться четырьмя. Заказ отдал в немецкую типографию. В момент, когда взял в руки свою первую книгу,  я понял, какие чувства испытывает женщина, когда ей подают её первого ребёнка. С тех пор было напечатано около 80 экземпляров первой и второй книги, они разлетелись по миру, и мне рассказывали, что одну из них видели даже в Новой Зеландии.

Всеми нами уважаемый редактор «Круга интересов» Эдвард Ефимович Ковалерчук предложил мне напечатать книги в электронном виде на его сайте. Я согласился, и ни разу не пожалел о своём выборе. Эдвард замечательный редактор, и у меня порой складывалось впечатление, что он болеет за произведение больше, чем сам автор. Думаю, что люди, которые с ним сотрудничали, согласятся с этим утверждением.

Слóва «Броуниада» не существовало в русском языке.  Я его придумал и ввёл в оборот. Это производное от «броуновского движения», которое подразумевает тепловое движение взвешенных в жидкости частиц, происходящее под действием толчков со стороны молекул окружающей среды. Я осмелился предположить, что взвешенная частица - человек, а окружающая среда – жизнь.

Читателей может удивить появление в повествовании Мира, существа фантастического. Но, смею вас уверить, он настолько же реален, как и я сам. Помните, как я замкнул цепь времени? Мир, вероятнее всего, есть ожившая в результате замыкания историческая конструкция. А может быть, когда я хулиганил и трогал спираль, мне его отдали как копию, вроде шелушинки от лука.

Сегодня он мой соавтор и мудрый советчик. Есть ещё один тип, который так и норовит влезть со своими циничными комментариями. Но так получается даже интереснее, и мы его не прогоняем. Ну а четвёртый наш соавтор – это сама книга. На определённом этапе текст приобретает самостоятельность и характер, позволяющий ему диктовать автору своё видение дальнейшего развития сюжета. То, что автор задумал, и что получилось в конце – это две разные вещи.

Книги для удобства чтения разбиты на главы, которые с натяжкой можно считать самостоятельными рассказами. Они снабжены говорящими названиями. Жизнь и события, происходящие в первой, показаны глазами маленького мальчика, любопытно смотрящего на окружающий мир. Он проведёт вас по комнатам дома. Покажет, что ели и пили, о чём говорили и пели, зимой, весной, летом, осенью. Вы заглянете в сарай, на огород, сходите в лес, в магазин, в общественную совхозную баню.

Вторая книга рассказана юношей. В ней описаны школьные годы и время обучения в институте. Жизнь в общежитии. Но в биографическое повествование уже вплетаются элементы той, другой книги, которая даёт мне теоретическое право называться писателем. Это можно заметить по названиям глав. «Как становятся «идейными?», «Обыденность волшебства», «Волшебство обыденности», «Кошмары и радости сельской жизни».

Третья книга уже политизирована.  А иначе и не могло быть. «Броуниада» задумывалась как рассказ о «потерянном поколении» одним из его представителей, робко пытающимся пролепетать,  что «мы тоже были». Но по мере работы у меня стали появляться сомнения. «А судьи кто?» Кто нас в потерянные определил? Уж не те ли скользкие типы с бегающими глазами, что стояли в стороне, боясь замараться, корчили недовольные рожи и держали фигу в кармане? А когда дорвались до власти, то наворотили таких дел против своего народа, что злодеяния коммунистов кажутся поступками благородных рыцарей.

Советник президента Ельцина во времена реформ, экономист Джеффри Сакс жаловался позднее: – «Главное, что подвело нас – это колоссальный разрыв между риторикой реформаторов и их реальными действиями. И, как мне кажется, российское руководство превзошло самые фантастические представления марксистов о капитализме: они сочли, что дело государства – служить узкому кругу капиталистов, перекачивая в их карманы как можно больше денег и поскорее. Это не шоковая терапия, а злостная, предумышленная,  хорошо продуманная акция, имеющая своей целью широкомасштабное перераспределение богатств в интересах узкого круга людей».

Я использую свою книгу как плацдарм для полемики с теми, кто определяет сегодня идеологическую повестку дня. Я не ретроград. Я готов уважать чужое мнение. И вижу то хорошее, что капитализм принёс России. В любой ситуации существуют две правды. Но историю пишет победитель. Потом проходит время, и её переписывают. Для меня существует только один ограничительный критерий: справедливо или несправедливо. И я утверждаю, что  Советский Союз  был более справедливой страной  для  большинства людей, чем сегодняшняя Россия или Казахстан.

Через несколько месяцев, если мир окончательно не сойдёт с ума,  третья книга увидит свет. И вы, если захотите, конечно, сможете в ней прочесть, почему я пришёл к выводу, что коллективизация явилась благом для сельского хозяйства, что кулак не был крестьянином, что образ того крестьянина, что существовал тогда и которого стремятся возродить, живёт только в воспалённом ненавистью  мозге либерала, и хорошо, что его не стало.  Я покажу вам людей, которые пришли им на смену, трактористов, каждый из которых заменял 50 крестьян 28 года, и перед их трудолюбием, талантом, мастерством, рабочей совестью я преклонял и преклоняю колени. Ни один немецкий бауэр, ни один немецкий трактор, не работают так интенсивно, как работали наши совхозные мужики на наших тракторах. В книге будет рассказано о том, кто явился  виновником  голода 33 года и куда  делись  мёртвые души. Там будет показан пример, как рождаются цифры, которыми сегодня оперируют либералы и националисты. И ещё много чего другого.

Я не лезу в чужой монастырь со своим уставом. Пишу только о том, что видел и ощущал сам или доверяюсь мнению уважаемых мною людей. В основном на сельскохозяйственную тему. Но делаю экскурсы  в историю.  Безусловно, нашлись бы такие, которые смогли бы написать лучше меня, но для этого нужно, чтобы для них благоприятно сложилось много обстоятельств. Что греха таить, для моих бывших земляков и товарищей по совместной совхозной работе ручка и тастатура компьютера не являются предметом первой необходимости. Их мозолистые руки больше привыкли к рулям тракторов, машин и комбайнов, топорам, вилам, косам и стаканам. Не нам их судить. Довольствуйтесь моими трудами, я рассказываю и за них тоже.

Я знаю цену своим книгам. Они не универсальны, поэтому не могут рассчитывать на всеобщее внимание. Но их с удовольствием читают мои земляки.  А для любознательного человека это кладезь таких конкретных деталей советской сельской действительности, которых он не найдёт ни у кого другого. К тому же они просто интересны. В них жизнь представлена и описана как Чудо.

Писать надо только тогда, когда ты не можешь не писать. Это мой случай. Своими книгами я отдаю долг тем людям и тому строю, которые оболганы ненавидящими их.  Я же отделяю зёрна от плевел. И если меня сегодня спросят, зачем я пришёл в этот мир, я честно отвечу: с интересом прожить жизнь, продолжить род и написать «Броуниаду».