Современная культура несёт в себе забытые истоки Семиречья, мифы Греции и Рима, половодье христианства. Искусство, любовь и ненависть к ближнему, весь спектр международных отношений, — наследие прошлого, которым мы гордимся и кровопролитно отстаиваем. Мы много знаем о самоидентификации индивида. Народ, нация, толпа формируются по тому же сценарию: ориентация на большинство и силу. Именно поэтому, иудаизм, созревший в малой общине, оказался дикой нелепостью в языческом мире. Большие, как и малые, группы не существуют без структуры. Как в государстве, так и в семье, имеются формальные и неформальные лидеры, институты планирования, поощрения, наказания. Имеются юродивые и, конечно, скрыто или явно, отвергаемые. Структура любой группы не может существовать без Идеи и без Цели. Беда в том, что человеческое общество ставит свои идеи превыше всего. А. Шоненгауэр справедливо считал гуманизм оптимистичным, односторонним и поверхностным, противопоставляя его христианству с его пессимизмом. Что ему стоило связать гуманизм с демократией (демофилией), любовь с ненавистью, идею с воплощением? Как он объяснил бы постоянный и повсеместный человеческий парадокс: для того, чтобы любовь спасла мир, нужно, прежде всего, этот мир разрушить? Так уж повелось, что цивилизация испокон века тонет в собственном дерьме, хватается за соломинку любви и оплакивает жертвы. При этом каннибализм не только процветает вокруг, но и паразитирует внутри за счёт соседствующих культур. За счёт рафинированной демократии.

 

Открещиваясь от нечеловеческого иудаизма, народы мира, даже самые передовые, переносят свои страхи и ненависть на евреев, волей судьбы связанных с иудаизмом. Страшной иллюстрацией этого являются документы, изобличающие правительства США и Европы в двойных стандартах и в прямом предательстве единственного форпоста цивилизации на Ближнем Востоке — Израиля (Джон Лофтус, Марк Ааронс, «Тайная война против евреев»). Это уже не правительственный антисемитизм, а возвращение к язычеству, с его гуманным каннибализмом. Вычёркивая Дарвина из религии, «развитые» народы подсознательно исповедуют его идею борьбы за существование, спекулируют идеями сосуществования и стыдливо отходят в сторонку, когда взвешиваются баррели нефти. Да, на мусульманской нефти греется христианская любовь. Уместно напомнить замечание О. Уайльда по поводу того, что в эволюции выживают не столько сильнейшие, сколько зауряднейшие… Вот, и сегодня… Кто слышит крик души популярного американского юмориста Билла Косби о засилии паразитов, о желающих жить на халяву фундаменталистах, наркоманах, геях и профессиональных вымогателях, о злонамеренной беспомощности властей? (Б. Косби, «Мне 77 лет и я устал». Интернет). В его крике ничего нового, потому и ужасен этот крик. Мы примирились с мерзкими обочинами цивилизации.

 

Около пяти веков правления моголов в Индии не прошли бесследно. Более того, с тех пор вершины индуизма затягиваются мрачными грозовыми тучами. Насосавшись духовной крови индийской культуры, обретая социальные права и уверенность толпы, ислам прячет свою экспансию за спинами своих детей, матерей и гуманистов. Книга «Мистицизм звука» Хазрат Инайят Хана, жившего в Индии на границе с Пакистаном, повышает гуманистический рейтинг арабской нации. Но никто не обращает внимания на массу компиляций из индийского эпоса, сложившегося за полторы тысячи лет до появления мусульман. Никому и в голову не придёт обвинять ислам в неологизме таких терминов, как «Джелал» (активный принцип мужской силы, находящийся в правой стороне тела) и «Джемал» (пассивный женский принцип, — в левой стороне), хотя суть этих терминов изложена в Китае (Дао), как соотношение «Ян» и «Инь». Х. Инайят вырос в индийской культуре. Всякий раз, когда он поднимался на эзотерическую высоту и, чем выше, тем больше, проявлял себя как буддист. Мудрая книга, мудрый автор. А первоисточник попахивает исламом…

 

Хорошо учиться на прецедентах, но что делать, если заимствованная культура оборачивается наглостью террористов в общенациональном масштабе? А первоисточник тут как тут. Вначале седьмого века новой эры безграмотный эпилептик, по имени Мохаммад, вдруг, начал говорить стихами-сурами, которые впоследствии легли в основу Корана. Вся пикантность в том, что суры были заимствованы и переиначены из Библии и Нового Завета.

 

Конечно, были и другие арабы, помешанные на всеобщем благе. Саид Али-Мохаммад, Мирза Хусейн Али, Абдул Баха основали в Израиле религию — Бахайи, проповедующую веротерпимость и единство наций. Эти первопроходцы получили не один фунт лиха от собратьев мусульман. Остались прекрасные сады и дворцы, как туристические объекты. Но зачем Израилю четвёртая религия, когда и одной по горло? Ещё один мудрый автор-гуманист. — В США большой популярностью пользуется книга «Пророк», Халиля Джабрана, родившегося в Ливане и эмигрировавшего. Он очень убедительно приукрасил суфизм христианскими идеалами, чем умилил любвеобильную публику Старого и Нового Света. Но каждый из этих авторов, по большому счёту, опаснее для цивилизации, чем наркотики.

 

Так троянский конь исламского фундаментализма, нажравшись подачек и выторговав уступки, истоптал Францию, топчет Северную Пальмиру и косится на всё остальное земное пространство.

 

С выкладки Мальтуса о перенаселении начало проясняться будущее. Похоже, что запасы природного топлива пропорциональны арабской экспансии. Арабы стремятся самоутвердиться до того, как источники энергии будут исчерпаны. Вот тогда и настанет тёмное будущее прогресса. Альтернатива одна: уже сегодня действенно защищать от паразитов науку, культуру и принципы.

 

Культурологов ООН, конечно, возмутят «расистские обобщения». Но, исключение из правил ставит под сомнение само правило: такие маргиналы и диссиденты, как Х. Джабран или С. Рушди безуспешно пытались и пытаются раствориться в чуждой, но привлекательной культуре. При всём их героическом риске для жизни, они были, и будут находиться в рамках пограничных состояний, как с точки зрения клинической, так и социальной психиатрии.

 

Какая иезуитская ложь в призывах сеять светлое и доброе! Какая двойная мораль Ватикана может претендовать на справедливость, если её апологеты обращаются с любовью в равной мере к Сатане и Богу, к палачу и жертве!? Прошли времена слюнтяйства, господа склеротики и невротики! Время палачам испытывать чувство неполноценности и вины. Время жертвам набираться душевных и духовных сил для движения вперёд. Время прощать раскаивающихся. Некогда сводить фальшивые счёты, да и не с кем: мы стоим лицом к лицу с Мировым Сознанием. Не с исламом, не с христианством и не с самими собой.

 

На конгрессе Юнеско в Париже, посвящённом 850-летию со дня рождения Рамбама (Моше Бен Маймон, 1135-1204), советский учёный Виталий Наункин сказал о нём, что это был единственный философ Средних веков, а может быть и современности, который символизирует слияние четырёх культур: греко-римской, арабской, еврейской и западной. Естественно, такое утверждение не принято мировой общественностью как аксиома. Значит, не время… Рамбам, иудаизм и мировая общественность ждут своего часа.

 

Рамбам обогатил иудаизм не только философией, но и комментариями к Талмуду («Кодекс еврейского права», «Наставник заблудших» и др.). Интересен его методический подход: он изучил труды сотен мудрецов за тысячу лет и, отбросив малосущественное, обобщил их, изложив в виде энциклопедии. Подход актуальный и сегодня.

 

Среди прочего, Рамбам доказывал, что религиозная вера не означает отказ от разума, что вера позволяет разуму делать логические выводы. Не наоборот! Именно поэтому, иррациональные, кажущиеся абсурдными, предписания, законы и исторические сведения Библии даются для побуждения мыслить, для расшатывания заскорузлых предвзятостей. Рамбам учил, что первичная Сущность является основой основ, создавшей всё сущее, а Её бытие — первопричина всего созданного на небесах и на земле. При этом он подчёркивал, что иудаизм ставит Закон выше Любви, а дело — выше веры.

 

Как много дезориентирующих штампов и догм прижилось в нашей этике! «Спаси-бо!» — Кому, или кого? «Благо-дарю!» — Вас, или Вам? «Молитва», но «молиться Богу»? — Как можно молить себя Богу? Или это кощунственная просьба-подсказка Богу одуматься? Молитва должна адресоваться самому себе, своему ближнему, обществу, наконец. Можно ссылаться на инструкции, кодексы, Заветы, Бога. Но умолять Бога послушать и послушаться, значит, умалять Его, перекладывать проблемы с больной головы на здоровую. Низводя Абсолют до уровня водки, мы отстаиваем «человеческое достоинство» за счёт трудно перевариваемого Идеала.

 

Кстати, в иврите слово «молитва» («тфила») намекает на другие ассоциации. В произношении и в написании, в зависимости от контекста, это слово обретает отрицательные смыслы: напраслина, суеверность, безвкусица, несущественность, даже, паразитизм… По-видимому, гиматрия этого слова намекает на расхлябанную человеческую логику. Не молитесь всуе!

 

Исказив, а затем, присвоив библейские тексты, христианство отступило от иудейской философии единобожия. Дионис и Вакх оказались хорошей приправой к «духовной» пище масс. Как часто западную культуру называют иудео-христианской! И путают божий дар с яичницей.

 

В последние годы, по мере роста исламского фундаментализма, в средствах массовой информации появляется всё больше резких и, почти, бескомпромиссных выступлений в поддержку Израиля в противостоянии с исламским экстремизмом. Но компромисс в завуалированном виде, всё-таки, существует: христианская интеллектуальная элита (например, пастор Хейджи) милостиво называет человеческие ценности иудео-христианскими, затушёвывая зазоры между этикой и религией, истоками и устьями. Идеальная преемственность духовных ценностей не знает конфессий.

 

Э. Фромм представляет религию авторитарной. Ссылаясь на «Оксфордский Словарь» («признание высшей невидимой силы, управляющей судьбой и требующей понимания, почитания и поклонения»), он легкомысленно объединяет религию Запада под общей характеристикой — «иудео-христианская». Ассимилированному в европейской культуре учёному еврею такая фраза не кажется странной. — В этом альянсе Фромм не рассматривал крестовые походы и изгнания евреев. Но главное, он не усмотрел принципиальность различий. Фромм вытеснил из своей памяти основную идею иудаизма: религия, как и мистика, — диалог человека с Богом, позволяющий еврею стоять в споре с ним на своём, и не становиться перед Богом на колени.

 

Иудейские источники называют своих праотцев и праматерей пророками и родителями, но не святыми: они, как правило, были выходцами из языческих народов. В исламе и христианстве родоначальники святые! Не правда ли, что иудейские источники можно назвать учебниками исправления, а исламо-христианские — учебниками поклонения? Выпускные экзамены придётся проходить всем вместе…

 

Нет истоков, — нет русла, нет и устья. Новая вера начинается с отвержения прежней. Апостол Павел в послании к филиппийцам ставил себя в пример: «…я не почитаю себя достигшим; а только, забывая заднее и простираясь вперёд, стремлюсь к цели, к почести высшего звания Божия во Христе Иисусе». Какова память, такова и цель…

 

Во времена апостолов пересадку кожи не делали. Обрезанные в детстве, став взрослыми, апостолы не только осуждали обрезание, но и призывали к уничтожению обрезаемых. Не из церквей, а из синагог призывал Павел язычников — ефесян, галат, коринфян, колоссян, фессалоникийцев забыть «заднее». Но где теперь их крайняя плоть? Где они сами?.. Остались секиры крестоносцев, костры инквизиции и беспомощная в своём величии эстетика (Искусство). Этика — для греха, эстетика — для утешения.

 

Смутно представляя события кембрийского периода, житие динозавров или шашни в райском саду, мы легко можем различить основные вехи последних четырёх тысяч лет. Вначале, по сговору с Богом, Моисей всадил занозу монотеизма в душу язычества, положив начало хроническому воспалению совести. Тысячу лет маялось язычество в поисках причин своего страдания, пока не воспитало выдвиженца на роль Спасителя и, одновременно, на роль Искупителя всех грехов. Выдвиженец, распятый на кресте, оказался почему-то не чукчей, а евреем. Тогда же, цивилизация, вспомнив опыт вавилонского столпотворения, засеяла свои поля фундаментальной ненавистью-любовью и подвела идеологическую базу своей цели — взаимоуничтожение во имя милосердия, любви и праведности… ну, и во имя территорий наилучшего проживания.

 

В начале второго тысячелетия предтечей крестовых походов за освобождение Гроба Господня был папа римский Георгий седьмой, по происхождению еврей… Возглавить те походы он не успел, так как с головой окунулся в идею объединить европейские нации под рукоприкладством Ватикана. И пошло-поехало — изгнания евреев, погони за ведьмами, Возрождение искусств, обогащение Церкви, революции, энциклопедисты, империалисты… И, между делом, там и сям, охота на евреев.

 

Через тысячу лет кому-то приспичило вновь объединять Европу, но уже под экономическим стягом. Незамедлительно последовал идеологический кризис, который обозвали экономическим, чтобы не дразнить акул идеологии. Тем не менее, понятие культуры вышло из берегов и смешалось с мелкими кровавыми разборками, пиратской романтикой, проституцией на разных уровнях социальных лестниц, милитаризмом в науке и в домашней кухне. Когда-нибудь (если успеем) обнаружат нового предтечу и этого кризиса. Безусловно, им окажется еврей. Или, еврейский заговор. Впрочем, когда обнаружится еврейская причина кризиса, то сам этот кризис обретёт размеры третьей мировой войны (сегодня, мы нюхаем её цветочки), а обвинять кого-либо будет поздно.

 

От витального страха неандертальцев, через экзальтацию язычников к оторопи перед иудейским монотеизмом и, дальше, до растворения в Мировом Разуме — необходимый путь человечества. В этой последовательности этап формирования иудейской религии и философии оказался кульминационным. Большим народам трудно с этим согласиться: «мы сами с усами». Масса давит и подавляет личность, даже такую, как З. Фрейд. В книге «Человек по имени Моисей и монотеистическая религия» он взглянул на историю задом наперёд. По его мнению, жестокая религия иудеев явилась из лона гуманной религии Атона — Эхнатона, а само имя Атона осело в сознании евреев, как Господь (Адонай). Отказывая Моисею в его еврейском происхождении, сводя к монотеизму греческого Зевса, египетского Ра, древнеиранского Митру и иудейского Иегову, Фрейд отдал на откуп христианке Е. Блаватской гиматрическую интерпретацию имени Иегова («будет-есть-было»). Отвоёвывая психоаналитическое место под солнцем, Фрейд с лёгкостью оставляет христианину Фридриху Ницше поле боя с христианством. Опьянённый эдиповым комплексом, Фрейд предполагает, что Моисей — отец еврейского народа был убит этим самым народом. Оказывается, еврейский народ минимум дважды наступал на грабли, сначала «убив» Моисея, а затем, Иисуса. Как не пришло в голову Фрейда, что Будда был отцом еврейского народа?!

 

Да, только жестоковыйный народ может вынести столько вины.

 

Оставаясь сторонним наблюдателем в изголовье кушетки, на которой лежала история цивилизации, Фрейд формально писал о преемственности культур, а по существу, оставлял цивилизацию без перспективы и без ретроспективы. И, действительно, зачем лечить далёкое прошлое, если не знаешь, какое здоровье нужно далёкому будущему?

 

На какую научную объективность мог претендовать Фрейд, если он воспроизводил личность и поведение Моисея по скульптуре Микеланджело и по замыслу заказчика Папы Юлия второго (Пророк Моисей с рогами?!)?

 

Слишком субъективный и авторитетный психотерапевт, собирая анамнестические сведения и ставя диагноз, в конечном счете, попадает в психоаналитическую ловушку: он связывается не с объектом, а с субъектом, то есть, занимается самоанализом. Не даром доктор наук по педагогике Лоренс Дж. Питер («The Peter Principle», 1985) заметил с сарказмом, что единственным достижением Фрейда было позволить своим пациентам проникнуть в глубины его собственного подсознания.

 

Казалось бы, отстранённость способствует объективности. Но по Фрейду: «мы не верим сегодня, что существует единый великий бог, а в первобытные времена существовала единственная личность, которая должна была казаться тогда чрезмерно великой и которая вновь всплыла в памяти людей, возвысившись до божества». Или: «Я уже сказал — и при этом с удовольствием сослался на согласие с другими авторами: центральным фактом развития иудаистской религии было то, что бог Яхвэ (Иегова) с течением времени утратил свои собственные качества и всё больше приобрёл сходство со старым богом Моисея Атоном». Скажете, что цитаты вырваны из контекста этой предсмертной исповедальной книги? Но проверить легко.

 

Фрейд вполне мог бы заинтересоваться вопросом преемственности культур, в частности, о связи египетского понятия «Атон» (бог) с ивритским «Адон» (Господь). Но он счёл эту ассоциативную связь проблемой сугубо лингвистической.

 

Знаток мифологии и основоположник психоанализа мог бы увидеть не только превращение яйца в курицу, или «путь из варяг в греки». Он мог бы увидеть и человеческий исход из природы биологической в природу метафизическую. Дело не в еврействе Моисея, Авраама, самого Фрейда, или Маркса с Жириновским… Важен даже не посыл вождя или законодателя. Важен результат, о котором извещает Его Величество Время. Имеющие слух, да услышат.

 

Время не молчит. Мы его не слышим из-за мощного информационного шума авторов и авторитетов, первопроходцев и проходимцев. Их толпа заглушает Время. Тем более что Время говорит на интуитивном языке.

 

Не с Божьей помощью, а благодаря Фрейду, естественная преемственность оказалась нарушенной, и прогресс с регрессом поменялись местами. При этом обильная психоаналитическая приправа отвлекла людей от этики и заманила на уровень эстетики — к желудку и ниже. Так, фальшивый камешек исказил общечеловеческую мозаику культуры. Эта эквилибристика Фрейда объясняется не только еврейским комплексом, созревшем в антисемитской среде, но и реальной угрозой нацизма. Упомянутая книга была написана в самом конце страшных тридцатых годов.

 

Тяжело быть оселком культуры. Золотым сечением цивилизации. Тайной спиралью ДНК. Опасно объявлять «мизер» или «пас» в игре с крупными ставками.

 

Вот вам и ответ — почему не любят евреев антисемиты и сами евреи. Кто может любить козлов отпущения, даже если козлы избраны самим Богом? Вернее, тем более что они избраны Богом.