Обсудим проблему человеческих понятий и, в частности, наиболее трудную проблему мышления, как процесса взаимодействия разума и чувств, иными словами – связи рациональных и иррациональных функций психики.

 

            Предварительно условимся максимально адекватно выражаться, поскольку лингвистика, философия, психология и психиатрия крайне зависимы от субъективности учёных, созидавших (свои субъективные!) фундаментальные теории. До Первозданной Истины им и нам ещё очень далеко. Тем более, что по общему согласию, психика – сложнейшее свойство высоко развитой материи. (Замечу, что и это определение сомнительно, хотя бы потому, что по мнению серьёзных вольнодумцев существует и мировое сознание, и квантовая психология, и никому не известная трансцендентальность. Всё это намного сложнее нашей психики). А главное, – “сложнейшее свойство высоко развитой материи” не в ладу с лингвистикой вообще и с этимологией в частности.

 

            Будем считать, что в проблемах лингвистики виновато Вавилонское Столпотворение. А вернее, – детская самоуверенность: “Я – превыше всего!”. Скучно стало общаться на едином праязыке? Вот и схлопотали: разобщились языки и народы, да так, что, даже отдельно взятая личность обрела свой язык. Оно и понятно: у каждого свой бог, свой пещерный костёр, свои мозоли. Это столпотворение было первым приступом “социальной шизофрении”.

 

            Последующий процесс лингвистики с неупорядоченным мышлением (“атактическое мышление”) проходил в перманентном конфликте эмоций с мышлением. Иными словами, – конфликт чувственной иррациональности с интеллектуальной рациональностью. Уже позади кульминация Ренессанса в средневековье, и поражение классики в конце позапрошлого века. Мы до сих пор на распутье.

 

            В настоящее время мы можем констатировать, что эмоциональный дефект общечеловеческой психики целесообразен, и компенсируется рациональным протезированием с помощью генной инженерии и Интернета. Целесообразность приближает нас к овладению кодированной (квантовой) коммуникацией и к возвращению к единому языку с Природой. При этом возрастает опасность нового Вавилонского Столпотворения, так как человеческий фактор крайне консервативен, чреват чувственной ностальгией и злоупотребляет метафоричностью.

 

            Приведу примеры неясности фундаментальных понятий психологии и психиатрии. В клинике сознание определяется как высшая форма ориентации в пространстве, времени и в собственном я. Оно может быть ясным, суженным, бредовым, раздвоенным, или, так или иначе, искажённым. Оно даже в норме, субъективно и зависит от личностных особенностей. Но, что представляет сознание в состоянии шока, в гипнозе, в медитации? Существует ли оно в состоянии клинической смерти? Что значит выражение “потерять сознание”? Противопоставляя сознание чувствам, мы заблуждаемся. Диалектика не построена  на противоположностях единства. С какой лёгкостью мы путаем потерю сознания с потерей чувств! С какой лёгкостью мы забываем о том, что сознание и чувство не существуют порознь!

 

            Об этом единстве обмолвился  З. Фрейд: “Быть сознательным – это прежде всего чисто описательный термин, который опирается на самое непосредственное и надёжное восприятие” (Избранное, Я и Оно, Москва, 1989, стр. 370). Правильно, но развить эту мысль ему помешала, по всей вероятности, её Величество Сексуальность. На ней он и построил своё восприятие.

 

            Сознательность, как рациональная функция психики, не обходится без восприятий, то есть, без животной рациональности чувств. Традиция уравнивает понятие иррациональности чувств с трансцендентальностью. Неужели мы до сих пор настолько примитивны,  что не позволяем себе, хотя бы, пытаться понять природу чувств. Я думаю, что чувства, стерильные от лингвистики, являются нетто коммуникаций организма со средой и самими собой.  А их природа давно изучается в научных лабораториях мира. Да, у нашей лингвистики великое кодовое будущее, но, увы, наши осознаваемые чувства предпочитают заблуждаться среди трёх деревьев, называемых Фрейдом “сознательное”, ”предсознательное” и ”бессознательное”.

 

            В жизни  и  философии  нет  ничего  только  отрицательного,  или только положительного. Потеря сознания, как и потеря чувств, – защитный механизм. Наркоз, защищающий организм от болевого шока.

 

            В психиатрии наблюдаются различные виды нарушения сознания (альтернирующее, мерцающее, суженное, сумеречное и др.), но его отсутствие является реакцией на тяжёлые травмы мозга, инсульты, инфекции, когда мозг нуждается в покое. В естественных условиях выраженное нарушение ориентации имеет место при глубоком сне, или гипнозе. При возвращении из “небытия” после грубых нарушений мозговой деятельности, зачастую, остаются более или менее выраженные когнитивные нарушения со снижением уровня интеллекта и с эмоциональной неуравновешенностью.

 

            Ещё больше неясности привнесла психоаналитическая теория, сосредоточившись на понятии “бессознательное”. Используя  этот  термин на немецком-австрийском языке, З. Фрейд имел в виду недоумение, неосознание, вытеснение необъяснимых впечатлений. В  буквальном  переводе  это понятие  более  категорично  и  неточно: изначальное  отсутствие сознания исключает возможность его появления. В самом глубоком шоке, при клинической смерти оно сохраняется, скажем, в подсознании. Увы, если нет сознания, то откуда оно появится?

 

            Ориентация, как способ выживания, присуща организмам, и, чем проще организм (например, микроб или амёба), тем адекватнее “осознание” и надёжнее адаптация в непосредственно близкой среде. Цена жизни при этом падает. Антибиотики и другие гибельные причины их не пугают: миллионы погибнут, а вид выживет. Но это – в сугубо животном мире. Человеческая  среда всеобъемлющая и наш вид обречён на растворение во Вселенной.

 

             Смешивая бессознательное с подсознательным, мы из науки психиатрии отклоняемся в сторону  метафорической психологии и  художественной  литературы  вместо  того, чтобы углубиться  в  изучение психики на уровне микро молекулярных процессов и трансмиттеров. И при условии, что психика непосредственно связана со Вселенной.

 

            Допустим, что в основе первичного сознания находятся восприятия, или впечатления (протопатическая и эпикритическая чувствительность по H. Head). Путаницы с ними ещё больше. Во-первых, они напрямую связаны с органами чувств и только с осознанием обретают субъективные характеристики. Во-вторых, их характеристики у каждого индивида, в случае заболевания, отражаются в иллюзиях, галлюцинациях и, соответственно, в реакциях и поведении. В-третьих, восприятие и запечатление различного рода раздражителей зависит, как от врождённых особенностей индивида, так и от приобретённых. Отсюда психиатрическая диагностика далеко не всегда связывает особенности нарушения восприятий с личностными особенностями. А, ведь, от психиатра зависит не только здоровье, но и судьба пациента.

 

            Понятно, что психиатрический опыт позволяет дифференцировать, например, истинные галлюцинации при алкогольном делирии от псевдогаллюцинаций при шизофрении. Однако, огромный спектр причин и следствий затушёвывается всё тем же лингвистическим столпотворением. А это, в свою очередь, приводит к ошибкам не только диагностики, но и терапии.

 

            В качестве примера субъективности мышления процитирую известного антропософа Рудольфа Штайнера: “… как мыслительная, так и нравственная жизнь человека, приводят нас к его двойной природе: восприятию (непосредственному переживанию) и мышлению. Интеллектуальная жизнь преодолевает эту двойную природу посредством познания, а нравственная – посредством физического осуществления свободного духа” (Философия свободы, С-Петербург, 2018, стр. 232). Да, восприятие, нравственность и нрав имеют непосредственную  связь  с  понятием чувства. Но противопоставление их в данном контексте затуманивает смысл сказанного. То же самое с “интеллектуальной жизнью”: в быту принято подразумевать под интеллектом некую духовность, а в психологии и психиатрии подразумевается покоящийся запас знаний, который, в случае надобности, может быть  измерен и использован мышлением, мотивацией и поведением. Таким образом, чувственность, в том числе и нравственность, тяготеет к характеристике качества, а интеллект – к характеристике количества. И ещё: смысл первой фразы Штайнера тавтологичен: дуализм мышления и чувств приводят нас к двойной природе чувств и мышления. Но, ведь природа их едина. Во второй фразе и без Штайнера понятно, что познание невозможно без багажа интеллекта. Но он использует понятие “интеллектуальная жизнь” в то время, как интеллект покоится, а живёт душа.  А уж такой пассаж, как “посредство физического осуществления свободного духа”, напоминает шизофреническое резонёрство.

 

            Горе от ума великих философов испытывают  не только  современные  читатели, но и учёные-специалисты. Вот, ведь, ссылаемся на Баруха Спинозу, а сами не думаем. Размышляя об “Этике, доказанной в геометрическом порядке” (Избранное, Минск, 1999, стр. 559) он пишет: “Перехожу, наконец, к другой части этики, предмет которой составляет способ или путь, ведущий к свободе. Таким образом, я буду говорить в ней о могуществе разума (Ratio) и покажу, какова его сила над аффектами и затем, – в чём состоит свобода или блаженство души…”. Оставим без комментариев аффективный эпатаж, овладевший его разумом и направившем его на геометрический путь этики. Задумаемся не о могуществе разума Спинозы, а о соотношении сил чувств, формировавшихся миллиарды лет, с лепетом интеллекта,  созревшем пять – десять тысяч лет назад  в греко-римской  культуре. Известный С. Хокинг, не будучи философом, социологом, психологом или психиатром, посмел возразить Б. Спинозе: “Вовсе не очевидно, что разум имеет значительную ценность в плане выживания. Бактерии отлично живут без него и переживут нас, если так называемый разум приведёт к самоуничтожению в ядерной войне” (Мир в ореховой скорлупке, СПБ, 2007, стр. 179).

 

            Взаимодействие сознания с восприятиями настолько многообразно, что необходимо уточнять и классифицировать психиатрические термины и понятия. Попробуем вчерне построить их по ранжиру, оставив субъективные факторы в ведении психологов и литераторов. Поначалу выстроим две взаимосвязанные психические функции (чувствительность и сознательность) по принципу “от простого к сложному”,  и сопоставим их, как в норме, так и в отклонениях от нормы, не углубляясь в клиническую психиатрию.

 

            Здесь следует оговориться, что мои “построения” не идеальны, но, тем не менее, я пытаюсь отсеивать мусор субъективности.

 

            Итак: осязание – ощущение – впечатление – восприятие – эмоция – чувство.

 

            Этот психофизиологический ряд у человека сопровождается мышлением с его словесным и понятийным арсеналом. Вместе с мышлением,  этот  ряд  основан на биологии.

 

            Осязания, как мало дифференцированные ощущения различных рецепторов органов чувств, побуждают сознание обратить на себя внимание, чтобы оценить и принять соответствующие меры. По сути – это элементарный психофизиологический акт. Ощущения – более сложный психофизиологический акт с констатацией раздражителя и его свойств, будь то ощущение холода или опасности. Восприятие, как конкретное осознание раздражителя, зависит от множества факторов и, прежде всего, от психоневрологического состояния (наследственность, темперамент, интоксикации, инфекции,  травмы, актуальные переживания, даже, климатические и социальные условия). Впрочем, перечисленные в скобках факторы лежат в основе всех сфер психики.

 

            Осязания, ощущения и восприятия относятся к психофизиологической сфере, где сознание играет вторичную роль. При впечатлениях, эмоциях и чувствах сознание последовательно укрепляет своё участие и влияние на психофизиологические функции. Однако, освободиться от животного начала сознанию не удаётся (человек не робот и не киборг). Поэтому конфликт чувств с интеллектом зачастую нарушает не только межличностные отношения, но и провоцирует психозы. Высшие чувства, связанные с усвоенными идеалами и этикой, – не исключение, более того, их нарушения судьбоносны.

 

            На фоне конфликтов чувств с разумом триггерами нарушений могут быть самые разнообразные, как эндогенные, так и экзогенные. Отсюда – проблемы классификации психопатологии, за счёт субъективных факторов, а также, не специфических симптомов и синдромов. Пока человек является существом биологическим, сознание не сможет играть заглавную роль.

 

            Впечатление  удерживается некоторое время сознанием (в зависимости от степени толерантности) и затем погружается в подсознание, где и дремлет, пока не испытает подобное раздражение. Так, через десятки лет, в других краях и с новым житейским багажом, оно может вернуться с  ностальгической  силой  от случайного ощущения,  которое пробудит  в  тебе  давно  забытую встречу, или крохотный эпизод из детства с запахом полыни, торчащей из телеги.

 

            Реакция узнавания сообразна приобретённому опыту. Впечатления, как следы, остаются не только в латентном состоянии, но и, явно или подсознательно, формируют личность. Осознание впечатлений – процесс самоконтроля и коррекции, но, в случае низкого порога толерантности и слабости защитных механизмов (биологических и-или социальных), может нарушаться и способствовать заболеванию. Неосознаваемые травмирующие  впечатления самого Фрейда породили его теорию психоанализа и катарсиса (рациональное осознание чувственных проблем). Однако, психоанализ, как диагностика, и катарсис, как лечение, не имеют отношения к клинической психиатрии. Медикам – диагностировать и лечить психозы, психологам – устанавливать личностные проблемы и использовать собеседование, как метод рационального преодоления личностных заблуждений.

 

            Расстройства восприятий разнообразны и по клинике, и по этиологии. По степени выраженности они делятся на иллюзии (в клинике рассматривается около восьми видов) и галлюцинации (около пятидесяти). Каждое из расстройств восприятий соответствует нарушению сознания, что, в свою очередь, отражается на способности пациента оценивать переживаемое.      Следует подчеркнуть, что каждую нозологическую форму (диагноз) необходимо рассматривать как целостную систему, при которой комплекс различных симптомов и синдромов сводится к одному диагнозу. Любой симптом, выпадающий из системы,  должен  быть  проанализирован  и объяснён врачом, а сформулированный диагноз позволит планировать успешное лечение.

 

            В ряду наиболее дифференцированных чувств (от восприятий до эмоций и чувств) возрастает значимость сознания с его логикой и рациональностью. При этом следует помнить о наших интеллектуальных возможностях. Постольку, поскольку мы существа биологические, то есть, животные, то любые, самые высокие помыслы (этические, религиозные, гуманитарные) находятся во власти психофизиологии, а не витают в несусветных эмпиреях.

 

            Итак, в чём секрет жизни и выживания разума, которым  так гордится Гомо Сапиенс? Зачем эволюция одарила нас “коромыслом”, на концах которого подвешены чувства и разум?

 

            Попробую сформулировать на свой риск и страх некоторые предположения. Я высказывал их в компании друзей и в беседах со знакомыми учёными разных специальностей. Спорил, убеждал, но убедительных возражений не получал.

 

            1. Взаимодействие чувств и разума – суть нашей эволюции – от биохимической коммуникации до коммуникации квантовой. В нашем посмертном будущем нет сентиментов.

 

            2. Секрет интеллектуальной эволюции – в подготовке биологического разума к функционированию в информационной системе Мирового Разума. Подготовка к анабиозу в процессе протезирования атавистических чувств посредством рационализации.

 

            3.  Оптимальное неравновесие чувств и мышления – основа коммуникации в информационном поле Мирового Сознания. Речь идёт о неравенстве потенциалов в процессе взаимодействия положительно заряженной информации с отрицательной. Всё это происходит не в мозгу, а в полях элементарных частиц.

 

             4. Средством информации является не лингвистика, а коды информационных символов, наподобие азбуки Морзе или компьютерных битов и байтов. При этом, коммуникация мгновенна и адекватна. Её виртуальность и материальность не противоречат друг другу.

 

                       5. Информационные поля элементарных частиц нашего ДНК – вечные подсистемы глобальной системы, способные к воплощению, развоплощению и реинкарнации при всевозможных триггерах. Но это не проблемы психологии и психиатрии, а проблемы квантовой физики.