Рахиль Зейбер-Гордин (1896-1991)

При поиске документальных свидетельств о семье Зейберов в Петербургском архиве было обнаружено свидетельство самарского раввина М.Блюмберга от 25.10.1915 г. о том, что «в метрической книге о родившихся евреях в г. Самаре и его районе, в женской графе за №30 от 6 декабря 1896 г. значится следующая запись: „Тысяча восемьсот девяносто шестого года декабря шестого дня у Поставского мещанина Дисненского уезда Виленской губернии Семена Сендерова Зейбера и законной жены его Пере Исааковны в городе Самаре родилась дочь, которой дано имя Рахиль“».

В Самаре Пере (Паулина) и Семен Зейберы обучались новой профессии - изготовлению протезов, медицинских устройств и корсетов. В 1897 г. семья по приглашению Маркуса Закса переехала в Сестрорецк, а позже - в Петербург. В 1910 г. Рая поступила в частную женскую гимназии Д.Т.Прокофьевой, а в 1915 г. окончила её с золотой медалью.

Рая Зейбер в молодые годы

Любопытно, что ещё до учёбы в гимназии, в возрасте двенадцати лет, она познакомилась с Яковом Гординым, впоследствии ставшим её мужем. После окончания гимназии, в том же 1915 году, Рая поступила в Петроградский Психоневрологический институт «действительной слушательницей», но, видимо, разочаровавшись в избранной профессии, уже на следующий год перешла на историко-филологический факультет Высших женских (Бестужевских) курсов.

Рахиль Зейбер, 1918 г.

Обстоятельствами, изменившими размеренный образ жизни не только самой Рахили, но и всей семьи Зейберов, стали бурные события 1917 года. Сначала — Февральская революция, волнения в Петрограде, переросшие в хаос и насилие, вынудили семью практически бежать из Петрограда. Вначале Паулина вместе с дочерью Сусанной и младшим сыном Изей, больным к тому времени туберкулезом, уехали в Крым, потом из Петрограда внезапно исчез старший сын Моня, студент университета, а затем в Крым уезжает Рахиль с отцом Семеном Зейбером. Находясь в Крыму, Рахиль продолжила свою учёбу, поступив в Таврический университет в Симферополе, а лето проводила в Евпатории, где жила семья.

Как известно, в период Гражданской войны на территории Крыма несколько раз сменяли друг друга «белые» и «красные» правительства. Особо тяжёлая ситуация сложилась на полуострове во время так называемого «красного террора» в 1920—1921 гг. после установления в Крыму советской власти, когда большевики физически уничтожали всех «классовых врагов»,  оставшихся  на  полуострове  после эвакуации армии Врангеля. В этой обстановке семья в 1921 г. решила вернуться в Петроград, откуда на следующий год перебралась  в  Шавли  (Шяуляй)  в  Литве.  К этому  времени  Литва  уже  была  независимым государством,  признанным  советской Россией согласно советско-литовскому договору 1920 г.

В 1922 г. (по другим данным, в 1923 г.) Рахиль уезжает из Шавли в Берлин, где продолжила учебу в университете. В это же время в Берлин приехал старый друг Раи, известный еще по Петербургу, её ровесник Яков Исаакович Гордин. Вскоре молодые люди поженились.

Яков Гордин (1896-1947)

Забегая немного вперёд, отмечу, что Я.И.Гордин позже стал известен, как один из основоположников современной еврейской философии, мировоззрение которого формировалось под значительным влиянием еврейской и русской религиозно-философских традиций, каббалы и западноевропейской мистики. Яков и Рая продолжили обучение в берлинском университете: Яков изучал философию, а Рахиль – историю и психологию. В 1927 г. у супругов Гордин родилась дочь, которую назвали Ноэми.

Супруги Яков и Рахиль Гордины с дочерью Ноэми, 1929 г.

В 1930 г. Рахиль Гордин была участницей 16-го международного учебного курса, организованного в Риме Марией Монтессори, итальянским врачом и педагогом, известной уникальной педагогической системой, которая носит её имя.

Группа участниц 16-го международного учебного курса Марии Монтессори, Рахиль — третья слева, Рим, 1930 г.

Основополагающий принцип системы Монтессори: "Помоги мне сделать это самому", где взрослый выступает не в роли наставника, а в роли помощника. Получив сертификат монтессори-педагога, Рахиль открыла в Берлине свой детский сад, работающий по этой системе.

Рахиль Гордин с воспитанниками монтессори-детского сада, Берлин, 1932 г.

В 1933 г., после прихода нацистов к власти в Германии, семья Гординых в спешке уезжает из Берлина в Париж. Им пришлось бросить не только квартиру и домашние вещи, но и ценную научную библиотеку, собранную Яковом за годы эмиграции, забрав с собой во Францию лишь малую её часть. В Париже Рахиль организовала три детских садика, работающих по системе Монтессори, один из них – для еврейских детей.

Группа воспитанников монтессори-детского сада, крайняя слева — Ноэми Гордин, Париж, 1937 г.

А Яков  с 1934 г. начал читать лекции по средневековой еврейской философии в Раввинской школе Франции. Чтобы содержать семью, он в 1936 г. занял место директора библиотеки Всемирного еврейского союза (Альянса).

Когда  в 1939 г. началась Вторая мировая война, Рахиль с дочерью Ноэми уехали в Болье-сюр-Дордонь,  живописный  городок  на  юго-западе Франции, в департаменте Коррез. Там с начала 1940 г. Рахиль руководила детским интернатом организации «Еврейские скауты Франции». Удивительно, что и в оккупированной нацистами Франции Рахиль Гордин находила в себе силы продолжать воспитывать детей в духе еврейских ценностей и в соответствии с принципами Монтессори: любознательность, свобода, самостоятельность. Каждый раз, когда Рахили надо было переезжать, убегая от преследования и смертельной опасности, она брала с собой, вместе с самым необходимым, монтессори-материалы. Как надежду, которая всё побеждает... А Яков покинул Париж только 17 июня 1940 г., всего за 5 дней до оккупации его вермахтом, успев организовать эвакуацию самых ценных книг из библиотеки Альянса. А потом почти две недели он добирался пешком на юг Франции в Болье-сюр-Дордонь, где уже находились его жена Рахиль и дочь Ноэми. Там Яков начал читать курсы еврейской философии и религии. В начале 1944 г. Гордины присоединились к небольшой группе руководителей еврейских скаутов в местечке Шомарже в департаменте Верхняя Луара, которые организовали центр высшего еврейского образования под названием «Школа пророков». Этой школе будет суждено сыграть ключевую роль в возрождении еврейской мысли и еврейского образования во Франции после Второй мировой войны. Вскоре после освобождения Парижа Гордины возвратились в столицу, и Яков вернулся к обязанностям директора библиотеки Альянса, участвовал в работе Центра современной еврейской документации, много преподавал, в том числе в школе Орсе, где у него появилось много последователей. В это время Яков был уже тяжело болен, и Рахиль посвящает все свое время уходу за мужем.

Яков Гордин. 1946 год

В августе 1947 г. состояние здоровья Якова резко ухудшилось, и он был доставлен на частном самолете в Лиссабон для срочной операции у известного португальского хирурга. Средства на перелёт и операцию были собраны коллегами и учениками Якова. На следующий день после операции, 23 августа 1947 г., Яков Исаакович скончался на 51-м году жизни. Несмотря на то, что, как было сообщено близким, «операция прошла успешно», она не устранила подлинной причины заболевания - аневризмы брюшной аорты. Этот диагноз стал известен лишь в результате вскрытия.

Его вдовой Рахилью, коллегами, друзьями и учениками была учреждена Ассоциация друзей Гордина, которая ставила целью собрать воспоминания людей, знавших Якова, и опубликовать их вместе с его сочинениями: статьями, курсами лекций, незавершённой книгой о Маймониде и другими материалами.»

В 1948 г. Рахиль Гордин открыла в Париже для еврейских детей монтессори-сад „Zikhron Yaacov“ («Памяти Яакова») и руководила им до самой своей смерти. Этот детский сад существует в Париже и сегодня. Более 70 лет он соединяет традиции еврейского воспитания и принципы монтессори-педагогики.  Из стен этого детского сада вышли поколения благородных людей, среди которых прекрасные музыканты, актеры, писатели, инженеры и даже министры – список знаменитых выпускников сада огромен.

Монтессори-детский сад „Zikhron Yaacov“, Париж, современное фото

  Рахиль Зейбер-Гордин скончалась в кругу семьи вечером 29 ноября 1991 г. (23 кислева 5752 г. по иудейскому календарю) в своей парижской квартире на авеню генерала Клавери, не дожив нескольких дней до своего 95-летия.

Рашель Гордин в последние годы жизни, Париж

Заканчивая этот очерк, хочу рассказать о моей единственной встрече с тетей Раей. Вернее, даже не встречей, а телефонном разговоре с ней. Было это в конце 1989 г., в СССР шла «перестройка», времена были достаточно «вегетарианскими», и уже не грозили репрессии за связь с родственниками за границей. Я знал, что тётя уже тяжело больна, и мне очень захотелось хотя бы услышать ее голос. Я заказал 10-минутный телефонный разговор с Парижем. На том конце провода ответила помощница или сиделка Раи, и я попросил передать трубку «мадам Горди'н». «Алло-о! Рашель Горди'н!» - услышал я немолодой голос.

Рашель Гордин в последние годы жизни, Париж

Я представился, и она сразу поняла, кто это. В голосе тёти Раи я услышал знакомые интонации и тембр как моего отца, так и тёти Сусанны. У Раи была абсолютно светлая голова и отменная память. Она говорила по-русски, лишь изредка вставляя французские слова. По ее тону было ясно, что и она очень рада общению с племянником. Она пригласила меня погостить у нее в Париже, ей хотелось повидаться, а я ответил: «Может быть!» Не довелось: через два года её не стало...

Часть пятая.  Таинственная метаморфоза

  В предыдущей части я начал рассказ о детях семьи Зейберов, в частности, поведал подлинно драматическую историю их старшей дочери Рахили (Раи), прожившей большую, полную трагических событий и нелёгкую жизнь, пронеся через все испытания любовь  к  профессии  и  преданность избранному пути. В пятой и двух последующих частях этого цикла очерков я расскажу читателям о не менее драматическом, если не ещё более напряженном, жизненном пути моего отца Соломона Зейбера, младшего брата Раи, которого все в семье называли Моней.

Соломон Зейбер — Сулейман Заирбек

Согласно обнаруженной в архиве записи в метрической книге Большой хоральной синагоги Санкт-Петербурга, Соломон  Зейбер родился в Сестрорецке 17(29) июля 1898 г. (10 ава  5658 г. по иудейскому календарю). В соответствии с еврейской традицией, на восьмой день, т.е. 24 июля, моэль провёл обряд брит-милы (обрезания).

Моня был очень смышленым мальчиком, рано научился читать, после чего буквально «глотал» книги из прекрасной домашней библиотеки Зейберов. У него была отличная память, прилежание и усидчивость.

Моня в раннем детстве с сестрой Раей, Сестрорецк, 1900 г.

Позанимавшись  с учителями, которых приглашали родители, он успешно сдал экзамен и в 1910 году поступил сразу в третий класс «частной мужской гимназии И.Г.Эйзенбета для лиц иудейского вероисповедания», как официально называлось это учебное заведение. В гимназии И.Г.Эйзенбета еврейские дети, в дополнение к общему, получали также и еврейское образование: они изучали иврит, еврейскую историю  и основы иудаизма. Моня блестяще учился на протяжении всех шести лет.

Моня Зейбер, Петербург, 1910 г.

Любопытный факт: в этой гимназии так учили языкам и другим дисциплинам и так тренировали память гимназистов, что даже по прошествии более 30 лет, никогда не использовав эти знания, отец мог воспроизвести по памяти математические формулы и даже консультировать студентов университета по латинской грамматике. Он знал наизусть, например, все речи Цицерона против Катилины в подлиннике, читал книжки на французском и немецком языках.

Ещё  будучи  гимназистом,  Моня  увлекся  театром, даже учился на актёрском отделении в вечерних классах театральной школы, а затем играл небольшие роли в антрепризе драматурга И.К.Лисенко-Коныча на станции Сиверская, недалеко от Гатчины под Петербургом.

Соломон Зейбер окончил гимназию в 1916 г., получив по всем дисциплинам оценки «отлично», и был удостоин специального свидетельства, приравниваемого к получению золотой  медали,  т.е. дающего право на поступление в университет «на одинаковых условиях  с  учениками, прошедшими полный курс правительственных мужских гимназий».

Свидетельство об окончании гимназии, лицевая сторона, Петроград, 1916 г.

Хотя  Моня  мечтал  уже  только  о театре, родители настояли на том, чтобы он продолжил своё образование, получив диплом врача. В результате в том же 1916 г. он поступил на медицинское отделение физико-математического факультета Петроградского университета. Время было неспокойное, непредсказуемое: продолжалась война с Германией, назревали тревожные события. В феврале 1917 г. царь отрёкся от престола, произошла революция, Петроград и вся страна погружались в хаос. На этом фоне,  проучившись всего один семестр, Моня неожиданно для всех в мае 1917 г. подал в канцелярию университета прошение об отчислении и сдал свой входной (студенческий) билет.

Соломон Зейбер, фото 1916 г. с собственноручной подписью

Можно предположить, что учеба на медицинском отделение университета была Моне не по душе, и он разочаровался в избранном пути. Так  это  было  или  иначе, но  факт остается фактом: он бросает учёбу  в  университете и по непонятной до конца причине просит передать его документы в канцелярию Военно-Медицинской академии, а вскоре, но ещё до октябрьского переворота, вообще исчезает из Петрограда, не поставив в известность никого из близких. Это событие повергло в шок всю семью, но поиски "по горячим следам" ничего не дали. По семейной легенде, Моня сбежал из Петрограда с богатой семьей русского офицера, в которой он был репетитором их детей. Но эта версия не нашла документального подтверждения.

Тётя  Сусанна мне рассказывала, что вся семья  не могла тогда понять, почему Моня так решительно не принял Февральскую революцию. Ведь он был аполитичен и никогда до этого политикой не интересовался. И все были просто поражены, почему Моня уехал из Питера в неизвестность с совершенно чужой семьёй.

В отличие от предыдущего  повествования,  основанного в основном на документах, моё дальнейшее описание событий примерно с конца 1917 г. по осень 1923 г., будет изобиловать неточностями, «белыми пятнами», догадками. Несмотря на то, что имеется подробная автобиография Мони, написанная им собственноручно в 1940 году, есть сомнения в её достоверности из-за большого количества «нестыковок», противоречий и разночтений. Причина  этого станет ясной из дальнейшего изложения.

Итак, с осени 1917 г. следы Соломона Зейбера теряются. К сожалению, не удалось проследить и документально подтвердить, как складывалась жизнь Мони в последующие годы. Но определённо  установлено, что в период Гражданской войны в России он сменил свое имя, отчество, фамилию, национальность, вероисповедание и даже дату рождения. Однако ни время, ни место, ни обстоятельства этой метаморфозы точно установить не удалось. Исчез еврей Соломон Зейбер, а появился мусульманин Сулейман Алибекович Зеирбек.

Поиски в архивах и в интернете мало что дали, кроме того, что в период Гражданской войны Соломон, возможно, через Крым, попал на Кавказ, где и произошло с ним превращение  в  Сулеймана.  По-видимому, он принял там ислам и изменил имя и фамилию в соответствии с этой религией. Позже он был мобилизован в армию Азербайджана, служил в 6-м пехотном Геогчайском полку полковым адъютантом, имел чин ротмистра, затем штабс-ротмистра.

Ротмистр Сулейман Зеирбек, 1919 г.

Его служба в армии Азербайджана подтверждается и найденным в архиве «Донесением дипломатического представителя Азербайджана в Горской Республике А.Ахвердова министру иностранных дел М.Ю.Джафарову» от 28.03.1919, на котором стоит подпись: "Секретарь ротмистр Заирбек". Более того, обнаружен приказ по военному ведомству Азербайджанской Республики № 105 от 17.02.1920 о том, что штабс-ротмистр 6-го пехотного Геогчайского полка Зеирбек увольняется со службы и исключается из списков войск Азербайджанской Республики, без права поступления на азербайджанскую государственную службу.

Сулейман Заирбек, около 1920 г.

На интернет-сайте «Участники Белого движения в России» указывается, что «Зеирбек Сулейман Алибекович, р. в Санкт-Петербурге, штабс-ротмистр, в азербайджанской армии, взят в плен». Известно, что Красная армия вошла в Баку 28 апреля 1920 г., отсюда можно сделать вывод, что Соломон Зейбер, а теперь уже Сулейман Зеирбек, был взят в плен Красной армией в конце зимы или весной 1920 г.» Все дальнейшие запросы в Государственный архив Азербайджана остались, к сожалению, без ответа. Люди, знакомые с состоянием дел в современных  азербайджанских  учреждениях, утверждают, что там сейчас практически уже не осталось сотрудников, владеющих русским языком.

Дальнейшую судьбу Соломона-Сулеймана в период Гражданской войны документально подтвердить не удалось, а сведения, приведённые в его автобиографии, составленной, скорее всего,  для того,  чтобы  ввести  в  заблуждение кадровиков и начальство, полны противоречий, странностей и откровенной фантазии, поэтому полностью доверять им нельзя.

Сулейман-Али-бек Заирбек, Нижний Новгород, начало 1920-х гг.

Но Моня Зейбер все же «нашёлся» в начале 1920-х гг. в... Нижнем Новгороде. Это событие известно по воспоминаниям родственников и уже успело обрасти легендами. Все годы после исчезновения Мони его мать, Паулина Зейбер, очень тяжело переживала разлуку с сыном, что привело её к психическому заболеванию. И тем не менее, она настойчиво искала возможность разыскать его или хотя бы что-то узнать о его судьбе. К этому поиску она подключила племянника Самуила (Мулю) Закса, сына её брата Маркуса Закса.  Согласно  семейной легенде, Муля – очень влиятельный большевик, который дружил  с  Максимом Горьким и имел связи в ОГПУ. Кое-что  в  этой легенде - правда, а что-то  «с точностью до наоборот». Например, с  Горьким  Самуил  Закс  не  просто не дружил, но, напротив, серьёзно с ним конфликтовал. Однако фактом является то, что Самуил,  действительно, имел  заслуги перед советской властью и занимал в то время важный пост ответственного редактора газеты «Петроградская правда». ОГПУ по его просьбе сумело разыскать Моню и сообщило об этом семье. Паулина с дочерью Сусанной срочно выехали для встречи с сыном и братом. Оказалось, что Моня, уже под именем Сулейман  Алибекович  Заирбек, живёт в Нижнем, женился там на русской девушке, и у них - двое детей. Он работает в местном театре режиссером.

Али-бек Заир-Бек (второй слева в верхнем ряду) с группой сотрудников Рабочего театра,
Н.Новгород, 1924 г.

Фрагмент этой встречи был реконструирован драматургами С.Заир-Беком и О.Варшавер, в основанной на документальном материале пьесе «Плюс-минус сто лет», рассказывающей, в частности,  и об этой странице жизни Соломона Зейбера. Конечно, пьеса — это не материал из исторического архива, а художественное произведение, но, тем не менее, представляющее возможную версию событий. В одной из ключевых сцен пьесы, в которой Моня по задумке авторов встречается только с Сусанной, между сестрой и братом происходит такой диалог.

«Сусанна: Послушай, Моня... Помни, что мы у тебя есть. Навсегда. Вот я тебе сейчас адрес напишу и телефон. Папа с мамой молятся за тебя каждый день.

  Моня: Спасибо им... И тебе спасибо, Сузя, но... прошу, не надо больше сюда приезжать. Город небольшой, все моментально узнают, пойдут разговоры. И не пишите мне сюда. Не надо. Я сам приеду, когда будет возможность. Но не надо меня специально ждать. Пойми, это очень непросто.

Сусанна: Вот теперь я тебя узнаю, Моня. Поменять имя можно, но разве сам ты поменялся?

 Моня: Да, Сузя, я другой человек. И, знаешь... Я не приеду. Скажи им, что Моня умер. Так будет лучше для всех».

Эта очень достоверно описанная и эмоциональная сцена, дающая, по-моему, ответ на вопрос о том, почему Моня не возвратился в семью, никогда больше не виделся с родителями, а вся его последующая жизнь, наполненная постоянным страхом разоблачения и наказания, стала непрекращающимся бегством — от чекистов, от обстоятельств, от самого себя... Моня, вероятно, полагал, что радикально изменив имя, фамилию, национальность, он надёжно спрятался. Но ОГПУ его нашло, и Моня испугался: он ведь служил в белой армии. Сейчас он хотел бы заниматься любимым делом, но под угрозой стоит уже не только его театральная карьера, но и сама жизнь...

Нижний Новгород, ул. Варварская, фотография начала 1920-х гг.

Семейная сага и исторический детектив «Плюс-минус сто лет», о котором я упомянул, был написан в рамках драматургической мастерской "Евреи в СССР: семья в большой истории", проводившейся в благотворительном фонде "Дом еврейской книги" в 2018 году. Премьера спектакля по этой пьесе в формате читки, но с прекрасным музыкальным оформлением и показом документальных слайдов, состоялась 1 декабря 2018 г. в Москве, в Музее истории ГУЛАГа. Роли исполнили профессиональные актеры московских театров и сами авторы пьесы С.Заир-Бек и О.Варшавер, которые помогли актерам «оживить» на сцене своих героев. Премьера прошла с большим успехом и была тепло встречена зрителями.

«Читакль» по пьесе «Плюс-минус сто лет», Музей истории ГУЛАГа, 2018 г.

Часть шестая.  "Гарун бежал быстрее лани..."

    В предыдущей части я начал рассказ о судьбе старшего сына Зейберов — Соломоне, которого в семье называли Моней.  В  период  Гражданской  войны  в  России  Моня  оказался на Кавказе, поменял там имя и фамилию, был призван или вступил добровольно в армию Азербайджана, но в 1920 году  был  взят  в  плен  Красной  Армией. Затем имеется короткий «пробел» в его биографии, а  в самом начале 20-х годов он оказывается в Нижнем Новгороде. В  шестой части очерков об истории семьи Зейберов — продолжение рассказа о судьбе Соломона-Сулеймана.

Али-бек Заир-Бек

Итак, в середине 1921 г. (или несколько позже) Соломон Зейбер, уже под именем Сулейман Алибекович Заирбек оказывается в Нижнем Новгороде, работает заведующим художественной  частью клуба Губмилиции. Там он знакомится и вскоре женится на простой русской девушке Феоктисте (Фете) Александровой (1901-1962), работавшей паспортисткой в милиции. Молодая семья жила в небольшом деревянном доме по ул. Тихоновской, д.49 (сейчас - это ул. Ульянова), этот дом до настоящего времени не сохранился. 22 марта 1923 г. у супругов Заирбек рождаются близнецы, которых назвали тюркскими именами, -  Азат и Измаил.

Нижний Новгород, ул.Тихоновская, начало 1920-х гг.

Примерно в этот же период, когда Моня уже работал режиссером в нижегородском Рабочем театре, „органы“ его находят, а Паулина и Сусанна встречаются с ним в Нижнем Новгороде. Об  этой встрече и её последствиях я рассказал в предыдущем эссе. В ноябре 1924 года в семье рождается третий ребёнок - младший сын Али. Но ещё раньше, осенью 1924 г., Моня-Сулейман уходит из семьи и уезжает из Нижнего Новгорода. По воспоминаниям родственников, есть три версии этого разрыва. По первой из них, когда Фета узнала, что её муж – еврей (видимо, после приезда матери и сестры), то бросила его. По второй версии, супруги разошлись, потому что у Феты был роман с актером местного театра Николаем Я.  По третьей версии, Али-бек (буду дальше называть так, как звали его в то время и до конца жизни, как в быту, так и официально) поставил жену перед фактом, что он должен уехать из Нижнего, так как опасается репрессий со стороны «органов».

Али-Заир-Бек, конец 1920-х гг.

Что было на самом деле, вряд ли когда-либо удастся узнать точно, но факт остаётся фактом: с этого момента  начинается  многолетний  «марафон»  Али-бека по городам России,  его бегство  от  НКВД, в надежде спастись от возможных преследований. За короткий период, с октября 1924-го по апрель 1932 год его «маршрут» пролегал через 13 (!!!) городов: Тюмень - Троицк - Вологда - Брянск - Ленинград - Армавир - Майкоп - Уральск - Вольск - Тамбов - Пенза - Сызрань – Оренбург. Во всех  этих городах он работал в местных драматических театрах актером, режиссером, главным администратором и даже директором, но каждый раз очень короткое время, после чего срывался с места и «мчался» в неизвестность.

По уже не раз упомянутой «Автобиографии» Али-бека, незадолго до рождения своего младшего сына Али, осенью 1924 года он якобы уходит из семьи, "исчезает" из Нижнего Новгорода, как когда-то исчез из Петрограда, и через несколько месяцев появляется в Тюмени, почти за две тысячи километров от Нижнего. Вместе с тем, я слышал много рассказов от моей мамы  и от сводных братьев о том, как Али-бек и его жена Фета в строгости воспитывали своих детей, какое внимание уделял отец своим трём сыновьям, как материально поддерживал их, посылая денежные переводы, отправляя посылки с одеждой, обувью, продуктами, заботился об их летнем отдыхе. И здесь в очередной раз разночтения и несоответствия.

С сыном Али, Нижний Новгород, 1928 г.

И ещё один интересный эпизод из его жизни. Тётя Сусанна рассказывала мне, что в 1926-27 годах Али-бек короткое время работал в Ленинграде и жил у неё и её мужа в квартире в доме №17 по Упразднённому переулку. Однажды он встретил на улице своего старого знакомого, который очень громко стал говорить: "Эй, Моня, где это ты пропадал, почему тебя так давно не было видно?" И Али-бек решил срочно и глубоко "уходить в подполье". После этого он до войны никогда больше не появлялся в Ленинграде.

Вскоре произошла новая метаморфоза  с  его именем-отчеством  и их написанием. Когда в стране в 1932 г. была введена паспортная система, то в его паспорте нового образца полное имя, отчество и фамилия звучали теперь так: «Сулейман-Али-бек Саид-бек-оглу Заир-Бек». Однако, как я уже упомянул, все его называли коротко: Али-бек и без отчества. Он сам объяснял это так: назвать «беком» - это уже высказать уважение, подчеркнуть «бекское», т.е. княжеское, происхождение.

С друзьями на отдыхе, начало 1930-х гг.

Как известно, в начале 30-х годов страна была, в основном, крестьянская, малограмотная, малокультурная... В пяти шагах от крупных городов была уже «глубокая» деревня, часто не только без радио, но и без электричества. Надо было поднимать культурный уровень народа. Как-то, переезжая на поезде в очередное место работы, Али-бека осенила интересная идея: создать «театр на колёсах», который будет мобильным, сможет быстро переезжать с места на место, выступать в сельских клубах, домах культуры, в паровозных депо и т.д. В начале 1931 года идея была принята начальством. По эскизам Али-бека был спроектирован и изготовлен железнодорожный состав с модернизированными купейными вагонами, в которых купе были расширены, как в длину за счёт снижения количества купе в вагоне, так и в ширину путём заужения прохода вдоль вагона. Такие вагоны стали жильём для актёров и персонала театра, которые в них жили, как в гостинице.

С актерами Театра ДК Ю-ВЖД, 1933 г.

Были ещё в поезде вагон-гримёрка, вагон для костюмов, несколько вагонов для декораций.  С 1932  года  театр  начал  свою  деятельность,  получив  название «Театр ДК Ю-ВЖД», т.е. «Театр Дворца культуры Юго-Восточной железной дороги» или просто «дорожный театр», а Управление  Ю-ВЖД было расположено в Воронеже. Али-бек Заир-Бек был назначен начальником театра и его художественным руководителем,  даже получил какой-то железнодорожный чин и должен был являться «на ковер» к начальству только в форме с «молоточками» на петлицах кителя.

Начальник и худрук «дорожного театра» А.Заир-Бек, 1935 г.

Дорожный театр исколесил весь регион Центрального Черноземья и части Поволжья, сыграв полторы сотни спектаклей самого различного репертуара. Тогда, в середине 30-х годов, когда ещё не существовало телевидения, а в богом забытых маленьких городках и на небольших железнодорожных станциях даже кино было редкостью, приезд туда профессионального театра и показ его спектаклей в местных клубах или даже в зданиях паровозных депо, было большим праздником и являлось важным вкладом в подъём уровня культуры.

Афиши спектаклей Театра ДК Ю-ВЖД

Чудом сохранилась фотография некоторых афиш этого театра, на которых видны названия спектаклей - «Платон Кречет» А.Корнейчука, «Коварство и любовь» Ф.Шиллера, «Мадемуазель Нитуш» по мотивам оперетты Ф.Эрве, «Счастливая женщина» М.Тригера и другие. Как видно хотя бы по этому фото, репертуар дорожного театра был самым разнообразным — от водевилей до классики и пьес советского репертуара. Что касается бытовых условий актеров, режиссеров, костюмеров, гримеров, рабочих сцены и производственных цехов дорожного театра, то он были, мягко говоря, спартанскими. А с учетом массового голода, охватившего в 1932-1933 гг. регионы Центрального Черноземья и Поволжья, условия жизни работников театра иногда были просто невыносимыми.

С актерами «дорожного театра», 1933 г.

И тем не менее, трудности преодолевались, а в 1935 году было торжественно отмечено трёхлетие театра. К  юбилею  были выпущены серебряные нагрудные знаки, дизайн которых был разработан по эскизу Али-бека. Этими знаками награждались, как орденами, все актёры и ведущие сотрудники театра. Все знаки были номерными с гравировкой фамилии  на  их  обратной  стороне.  Но  в  1937-м театр прекратил своё существование: кого-то посадили, кого-то из высокого железнодорожного начальства расстреляли, выстраданное «детище» Али-бека рубили под корень. Слава богу, он сам уцелел в этой мясорубке.

Нагрудный знак к трёхлетию Театра ДК Ю-ВЖД, 1935 г.

После расформирования дорожного театра в начале 1937 года Али-бек Заир-Бек устроился на работу актёром и режиссёром в драмтеатр города Камышина Волгоградской, а тогда - Сталинградской области. Над этим театром вскоре взял шефство московский Камерный театр под руководством знаменитого режиссера Александра Таирова. После этого Камышинский театр стал называться "Камышинский колхозно-совхозный филиал Камерного театра им. А.Я.Таирова". Там Али-бек и его давняя знакомая, актриса этого театра Татьяна (Тина) Любина-Либакова (1906-1988), моя будущая мама, решили жить вместе, однако они не регистрировались в ЗАГСе: это был гражданский брак.

Т. Любина и А. Заир-Бек в спектакле по пьесе В.Гусева «Слава», Камышин, 1937 г.

В июле 1938 г. у них родился сын (как шутили актёры, «Тина родила Якуба за кулисами», так как мама почти не прерывла работу из-за рождения ребенка). Театр был вполне успешным, актёры ездили на пароходе "Чайковский" по Волге на театральный фестиваль в Сталинград, а потом и в Москву для показа спектаклей. В это время над Таировым начали сгущаться тучи, постановки его спектаклей в Камерном театре были оценены властями и коллегами, как «идеологически неграмотные». Как это часто бывало в СССР, «лес рубят — щепки летят», так и камышинский филиал Камерного театра тоже попал в опалу.

 В спектакле «На разных путях», Камышин, 1938 г

И снова липкий страх погнал Али-бека «в бега». В августе 1939 г. он вместе с женой Татьяной и маленьким сыном, а мне тогда был всего год, переезжают из Камышина в Пензу. Как раз в 1939 г. была образована Пензенская область, и отец получил приглашение в Областной драмтеатр им. А.В.Луначарского на должность режиссера, а его жена, Татьяна Любина, в качестве актрисы. В репертуар театра в те годы активно входили пьесы советских драматургов — Константина Тренёва, Николая Погодина, Виктора Гусева и др., которые позволяли творчески развивать новые направления сценического искусства.

Али-бек Заир-Бек, Пенза, 1940 г.

Но... и работа в пензенском театре продолжалась недолго. Уже через год, в августе 1940 года семья срывается с места и из центра европейской части России уезжает на восток, в город Орск Чкаловской области (ныне Оренбургской), расположенный в устье Орь-реки, при впадении её в Урал. Отец работал там основным режиссером, а мать — актрисой открытого в 1937 году драматического театра им. Октябрьской революции. Там, в Орске, и застало нашу семью начало Великой Отечественной войны.

Фотографии из семейного архива

Продолжение следует