Когда началась Великая Отечественная война, многие мужчины - актеры и сотрудники театра, были призваны в Красную армию, и театр практически прекратил своё существование. Али-бек Заир-Бек не был призван в армию по возрасту и состоянию здоровья: ему было уже 43 года и у него был целый «букет» болезней, «заработанных» ещё в Гражданскую войну. Вскоре на Урал стали прибывать эшелоны с эвакуированными промышленными предприятиями и учреждениями, с оборудованием и персоналом. Оказавшись в Орске без работы, мои родители решили переехать в другой город Чкаловской (ныне - Оренбургской) области, в Бузулук, крупный железнодорожный узел, где шло формирование воинских частей, спешно строились заводы, размещались госпитали для раненых.

Бузулук Чкаловской (Оренбургской) обл., фотография конца 30-х гг.

В годы войны в Бузулуке выпускали продукцию для фронта пять промышленных предприятий, эвакуированных из западных районов страны, были сформированы три дивизии Красной армии, Первый Чехословацкий отдельный пехотный батальон под командованием генерала Людвика Свободы, Польская армия генерала Владислава Андерса и др. Любопытно, что отец был лично знаком с генералом Свободой.

Чехословацкие солдаты в Бузулуке, 1942 г.

Свободного жилья в городе практически не было, а население быстро росло за счёт эвакуированных. Людям пришлось в тяжелейших условиях заново налаживать быт. В Бузулуке спешно стали возводить постройки «облегчённого типа» - землянки, бараки и саманные дома. Али-бек Заир-Бек, как театральный режиссер, был прикомандирован к политотделу военной комендатуры, ему было поручено заниматься формированием бригад артистов и организацией их выступлений. Эти концертные бригады только за два первых года войны дали в воинских частях, на аэродромах, в госпиталях, в рабочих и сельских клубах, паровозных депо сотни концертов для раненых бойцов и командиров Красной армии, солдат, отправляющихся на фронт, для тружеников тыла. Если вспомнить, что в те годы телевидения ещё не было, то станет ясным, что встречи с «живыми» артистами были чрезвычайно важны для поднятия боевого духа у бойцов, тружеников заводов, фабрик, сёл. За эту героическую шефскую работу по помощи Красной армии Али-бек Заир-Бек был награждён медалями.

Мой отец в годы войны, г.Бузулук, 1942 г.

Сказать, что с продуктами питания было сложно, это ничего не сказать. Жили впроголодь, и тогда на семейном совете было принято решение, что отец останется в Бузулуке, а моя мама, на руках которой были её престарелые родители и трехлетний сын, то есть я, переедут в расположенное в 160 км от Бузулука большое село Илек, на одноименной реке, при её впадении в Урал. Была надежда, что «поближе к земле» удастся как-то прокормить  семью из четырёх человек.

Мама стала работать в местном колхозе, получала что-то на трудодни, бабушка шила из своих старых платьев детские чепчики, шапочки и распашонки, которые мама обменивала у крестьян на продукты, какие-то деньги присылал отец из Бузулука. Как-то сводили концы с концами... Особенно трудно было зимой. Климат в тех краях довольно суровый: летом очень жарко, а зимы — снежные, морозные.

С отцом, с.Илек, февраль 1942 г.

Надо было топить русскую печь, заготавливать дрова на зиму, уголь достать было почти невозможно. А ещё топили печь кизяком, т.е. высушенным и смешанным с соломой навозом, который, сгорая, давал особый запах, я помню его до сих пор. Когда из Бузулука ненадолго приезжал папа, они с мамой целыми днями двуручной пилой на специальных козлах пилили большие брёвна, а я им «помогал».

Заготовка дров на зиму, с.Илек, 1942 г.

Затем отец топором рубил отпиленные поленья на дрова для печи. Оба они, городские жители, не были привычны к такой работе, но нужда заставила, и получалось, видимо, неплохо.

Смутно помню страшное наводнение на реке Урал весной 1942 года. О его масштабах говорит и сохранившаяся фотография. Отец привёз меня на лодке, поставил на крышу затопленного сарая и сделал своим фотоаппаратом очень удачный снимок...

Наводнение на р. Урал, с.Илек Оренбургской обл., март 1942 г.

В начале войны в Бузулук был эвакуирован харьковский музыкально-драматический театр им. Кропивницкого. Артисты этого театра участвовали в работе концертных бригад, выступавших перед бойцами Красной армии в Бузулуке. Они пели задушевные украинские песни, танцевали, читали стихи Шевченко и советских поэтов. А вскоре после того, как Харьков в августе 1943 года был освобождён от немецкой оккупации, театр был назначен к реэвакуации и начал собираться в дальнюю дорогу. Отец решил с этим театром ехать в Украину. Может быть, снова задумал очередное «бегство». Поздней осенью 1943 г. мы долго, несколько недель, ехали эшелоном с Урала в Харьков. Больше стояли, чем ехали, пропуская воинские эшелоны на фронт. Хорошо помню нашу теплушку с железной печкой посередине, с раскалённой докрасна железной трубой. Помню виды из маленького окошка, разрушенные войной деревни и голые трубы посреди полей. Но прибыли мы не в Харьков, а в райцентр Волчанск Харьковской области, потому что в Харькове не осталось ни одного уцелевшего театрального здания, где можно было бы играть спектакли, а в Волчанске полусохранившееся здание клуба нашлось... Помню холодную зиму 43/44 гг. в Волчанске в плохо отапливаемой и сырой хате, где в углу росли грибы-поганки на тонких белых ножках...

Всё же весной 1944 года мы переехали в Харьков и поселились в коммунальной квартире в большом доме на улице Красных писателей, которые харьковчане называли Дом Слова, потому что ещё до войны в нем жили украинские писатели и поэты, многие из которых были репрессированы в годы сталинского террора за «украинский буржуазный национализм». С этим домом связано у меня очень яркое детское воспоминание. Вечером 8 мая 1945 года по радио несколько раз объявляли, что вскоре будет важное правительственное сообщение. Было уже поздно, и родители отправили меня спать. Я заснул, но после полуночи проснулся от страшного шума и криков. Оказывается, только что по радио Юрий Левитан своим необыкновенным голосом объявил о Победе,  а офицеры, проживавшие  с  семьями в доме через дорогу, устроили импровизированный салют, стреляя в воздух из личного оружия прямо из открытых окон. Было всеобщее ликование, жители нашего и соседних домов выбежали на улицу,  все  обнимались, целовались, плакали, смеялись, «качали» офицеров...

Дом Слово, Харьков, фотография 1940-х гг.

Сразу после войны отец начал искать через Красный Крест свою сестру Сусанну. Он полагал, что она была эвакуирована из Ленинграда вместе с Публичной библиотекой, где работала до войны, но оказалось, что она оставалась в городе, пережила блокаду и даже живёт по старому адресу в Упразднённом переулке. Вскоре он выехал в Ленинград, где встретился с сестрой после 20 лет разлуки.

Али-бек Заир-Бек, 1948 г.

После переезда в Харьков из Волчанска отец был назначен замначальника Областного отдела искусств, занимался возрождением харьковских театров, художественных и музыкальных школ, вузов и других учреждений культуры, возвращающихся из эвакуации на Восток страны. Затем он организовывал в Харькове Театр юного зрителя, который, к сожалению, так и не открылся из-за прекращения госфинансирования. Потом некоторое время он работал художественным руководителем Скульптурной фабрики, а с 1950 года возглавил Харьковский областной театр.

На выставке работ Скульптурной фабрики, Харьков, 1948 г.

Работа в Областном театре была очень сложной: не получая дотации от государства, театр должен был существовать на самоокупаемости. Всё это осложнялось тем, что театр не только играл на стационарной сцене в городе, но и постоянно ездил по области. Нужно было оплачивать транспорт, гостиницы, суточные и т.п. Но отец как-то умел "сводить концы с концами", не забывая о творческой работе, подборе репертуара, актёров, режиссёров, художников.

Возле здания Областного театра, Харьков, 1951 г.

  Летом 1955 г. произошёл ещё один эпизод, характеризующий страх, постоянно преследовавший моего отца. Окончив школу с золотой медалью, я без труда поступил в Харьковский университет на радиофизический факультет. Но буквально через неделю из приемной комиссии пришло письмо, в котором практически без указания причины сообщалось о том, что я отчислен. Отец сказал: «Это всё из-за Симеиза». Дело в том, что в его паспорте образца 1954 г. Симеиз Крымской губернии был указан как место его рождения. Поэтому он и имел в виду, что отчисление произошло из-за его якобы крымско-татарского происхождения. В этот день из-за волнений я долго не мог заснуть и видел, что на письменном столе отца долго горела лампа, а он сам перебирал какие-то документы. Утром я увидел на столе металлический поднос с горкой пепла и сожженной бумаги и обнаружил, что из семейного альбома исчезли детские и юношеские фотографии отца. Какие ещё документы он уничтожил, мне не известно. Надо сказать, что в семье от меня тщательно скрывали еврейское происхождение отца, о многом я узнал уже после его смерти, от матери и от тёти...

В августе 1955 г. отец отдыхал и лечился в Пятигорске. В сентябре и октябре Областной театр был на гастролях в Донбассе, отец побывал с театром в нескольких городах.

С актерами Областного театра, Донбасс, сентябрь 1955 г.

Днём 7 ноября 1955 г. он был на праздничной демонстрации на центральной площади Харькова, потом вместе с мамой - в гостях у друзей, а часам к 11 вечера вернулся домой. Вдруг ему стало плохо, он схватился за сердце, упал и умер у меня на руках. Диагноз - кровоизлияние в мозг.

Театральный деятель Али-бек Заир-Бек был похоронен со всеми почестями на кладбище №1 в Харькове.

Могила Али-бека Заир-Бека и его жены на харьковском кладбище №1

Часть восьмая.  "Маркиза"

      В семи предыдущих главах были опубликованы первые части семейной хроники большой еврейской семьи Заксов-Зейберов из Петербурга. В этих очерках я рассказал читателям о становлении их семейного дела, а также о сложном и драматичном жизненном пути двух из четырёх детей семьи Зейберов — старшей дочери Рахили (Раи) и сына Соломона (Мони). Сегодня - восьмой очерк из этого цикла, в котором пойдёт речь о младшей дочери — Сусанне, которую в семье звали Сузя.

Сусанна Семёновна Казакевич (1900-1985)

При поиске документальных свидетельств  о  семье  Зейберов в архиве Петербурга была обнаружена запись в метрической книге Большой хоральной синагоги Санкт-Петербурга  о том, что младшая дочь Зейберов Сусанна родилась в Сестрорецке 21 июля (2 августа) 1900 г. (8 ава 5660 г. по иудейскому календарю) и в тот же день была молитована по еврейской традиции.

Сузя вначале занималась с учителями дома, а в 1911 г. поступила в частную женскую гимназию Д.Т.Прокофьевой, в которой училась и её старшая сестра Рая. Эта гимназия располагалась буквально в нескольких шагах от дома на Казанской улице, где жила семья Зейберов. Сузя окончила седьмой класс гимназии в 1917-м году. На архивной фотографии она – вторая в нижнем ряду слева.

Группа выпускниц 7-го класса гимназии Д.Т.Прокофьевой, Петроград, 1917 г

Бурные события 1917 года — Февральская революция, волнения в Петрограде, переросшие в хаос и насилие, — резко изменили установившийся образ жизни всей семьи Зейберов. Ко всему этому добавилось заболевание туберкулезом у младшего сына Изи. Всё это вынудило семью практически бежать из сырого и холодного Петрограда. Паулина вместе с Сусанной, тоже не блещущей здоровьем, и Изей уехали в Крым, климат которого должен был положительно повлиять на здоровье детей. Потом из Петрограда внезапно и бесследно исчез старший сын Моня, а затем в Крым уезжает старшая дочь Рая с отцом Семеном Зейбером. Об этих событиях я подробно рассказал в ряде предыдущих эссе. Сусанна окончила восьмой класс симферопольской гимназии №1, а затем продолжила своё образование, в 1918 году поступив на биологическое отделение физико-математического факультета Таврического университета. Чтобы помогать семье материально, она давала частные уроки. Во время учёбы Сузя жила в Симферополе, а лето проводила в Евпатории, где находилась семья.

Сусанна Зейбер в молодые годы

Когда в Крыму после изгнания армии Врангеля был развязан «красный террор», то в 2021 году семья спешно возвратилась в Петроград. Так как Сусанна не успела окончить университет в Крыму, то она продолжила обучение уже в Петроградском госуниверситете. В 1922 году она вышла замуж за талантливого врача, хирурга-травматолога Иосифа Казакевича и взяла его фамилию. Забегая немного вперед, отмечу, что в 1936 году этот брак распался из-за супружеских измен Казакевича. Вместе с тем, он продолжал поддерживать Сусанну материально ещё длительное время.

Профессор И.Е.Казакевич (1895-1992)

Из-за обнаруженного у неё в 1923 году заболевания туберкулёзом, Сусанна прекратила свою учёбу в университете и в 1924 году выехала на лечение в Южный Тироль (Швейцария). Лечение затянулось на долгие 6 месяцев, и только в 1925 году Сусанна возвратилась в Ленинград, где поступила на курсы иностранных языков и стенографии. Надо отметить, что она, кроме латыни, свободно владела тремя иностранными языками — немецким, французским и английским.

Вся дальнейшая жизнь Сусанны Семёновны Казакевич, с сентября 1927 года и почти до самой ее смерти, будет связана с Государственной Публичной библиотекой им. М.Е.Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, обычно называемой просто Публичкой. Вместе с тем, почти весь этот период был временем сплошного «калейдоскопа» увольнений по сокращению штатов, так называемых «чисток», увольнений «по собственному желанию», восстановлению на работе и вновь увольнений... Начав свою работу в библиотеке со скромной должности старшего лаборанта фотокабинета, она прошла все ступени служебной лестницы до должностей главного библиотекаря, старшего редактора и заведующей Отделением эстампов. При этом она постоянно повышала свою квалификацию, прослушав семинар по гравюроведению, окончив экстерном три курса Института культуры, а также Высшие курсы библиотекарей Публичной библиотеки.

На сельхозработах, конец 1920-х гг.

Во время Великой Отечественной войны Сусанна продолжала работать в библиотеке, где, наряду с обслуживанием читателей, которое не прекращалось все годы войны, занималась деятельностью, связанной с обороной города в условиях вражеской блокады. Она состояла бойцом переведённой на казарменное положение команды МПВО, выполняя обязанности помощника командира медико-санитарного отделения, самоотверженно работая во время артиллерийских обстрелов и налётов вражеской авиации. В ремонтно-пошивочной мастерской библиотеки занималась сбором и пошивом теплого белья для бойцов Красной армии. Но особенно Сусанна отличилась, организовав и возглавив стационар для ослабевших и больных сотрудников библиотеки. В тяжелейшую зиму 1941/42 гг. в хозяйственном помещении во дворе библиотеки и в одной из жилых квартир она оборудовала стационар на 30 мест, сыгравший большую роль в спасении жизней многих сотрудников библиотеки. Через этот стационар прошли 197 человек.

Вместе с тем Сусанна обеспечила сохранность в условиях блокады той части фондов Отделения эстампов, которую не успели эвакуировать в Мелекес, занималась пополнением и инвентаризацией материалов вновь поступающих в отделение. У неё были две правительственные награды: медали «За оборону Ленинграда» и «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945».

Вскоре после войны Сусанна ездила в Литву, хотела разыскать родных или хотя бы их могилы, но не нашла. О судьбе её родителей стало известно намного позже. Но об этом я расскажу в другом очерке.

В июне 1947 года мои родители, взяв меня с собой, поехали в Ленинград. Тогда и произошла встреча брата и сестры после двадцатилетней разлуки, а я впервые познакомился со своей тётей Сузей, с которой затем поддерживал тёплые отношения до конца ее жизни. Она жила в Ленинграде на ул. Володи Ермака (бывш. Упразднённый пер.) в квартире, которая раньше принадлежала её бывшему мужу И.Е.Казакевичу. В послевоенное время это была коммуналка, в одной из комнат которой жила Сусанна, а в другой - мать с дочкой (старшая, Софья Кавицкая, была племянницей Казакевича,  дочерью его старшей сестры Анны).

В доме отдыха "Коробовы Хутора" под Харьковом, август 1947 г.

После войны Сусанна Казакевич продолжила работу в Публичке по размещению реэвакуированных библиотечных фондов, обработку новых поступлений и научное описание фондов. Несмотря на все эти успехи и достижения в работе, по рекомендации аттестационной комиссии в 1951 г. она была уволена «по собственному желанию». На решение комиссии, по всей видимости, повлиял не только «пятый пункт» её анкеты, что неудивительно в условиях оголтелой антисемитской кампании тех лет, но и наличие родственников за границей.

Хотя Сусанну за время ее работы в Публичке много раз «чистили» и увольняли, но, тем не менее, не арестовывали, что, как можно предположить, происходило благодаря покровительству её мужа И.Е.Казакевича, который был очень известным врачом и лечил, в том числе, и партийную элиту Ленинграда. Кроме того, сыграла роль её деятельность во время блокады, что, возможно, тоже давало ей защиту от ареста.

После увольнения из библиотеки в апреле 1951 года Сусанна вначале перебивалась случайными заработками, подрабатывала переводами, а затем работала художником-реставратором в Русском музее. Только в 1955 году ей удалось возвратиться в Публичную библиотеку, продолжив работу в Отделении эстампов по инвентаризации и описанию старых материалов,  документации  новых поступлений, составлению специальных картотек и др. Она проработала в Публичке уже до выхода на пенсию в 1975 году, но и позже зачислялась в библиотеку на временную работу.

Сусанна в пожилом возрасте

По воспоминаниям её коллег, Сусанна пользовалась непререкаемым авторитетом среди сотрудников  Отделения эстампов и смежных подразделений благодаря её эрудиции, знанию иностранных языков, огромному опыту работы, доброжелательности. Весь её облик, гордо поднятая голова и прямая спина, несмотря на возраст и лишения, перенесённые в период блокады, грудной голос необыкновенного тембра, то, как она произносила некоторые слова иностранного происхождения, способствовали тому, что коллеги за глаза называли ее «Маркизой». Уж больно «несоветской» выглядела и была Сусанна Казакевич.

В конце 1970-х годов, уже после выхода на пенсию, Сусанна, имея вызов от сестры Раи, живущей во Франции, после длительных  хлопот  получила, наконец,  от властей  разрешение на кратковременный выезд за границу и вылетела в Париж. О том, как произошла встреча двух сестер, разлучённых революцией и войной на долгие годы, можно только догадываться. Частично об этом событии может рассказать фотография из семейного архива.

С сестрой Раей, Париж, 1978 г

После этой поездки Сусанна ещё два раза ездила в Париж к своей сестре. Практически она ничего не рассказывала об этих поездках, как, кстати, и о своем прошлом, каждый раз опасаясь, что её больше не выпустят из СССР.

Последний раз я виделся с тётей во время моей короткой командировки в Ленинград весной 1984 г. Мы договорились с ней встретиться в её обеденный перерыв и побеседовать на скамеечке возле памятника Екатерине II. Сусанна в это время в очередной раз была на временной работе в Публичке, и для неё было удобным именно это место встречи. Я давно не виделся с ней, уже чувствовалось, что годы берут своё, но ум у неё оставался светлым, она живо интересовалась моей работой, семьёй, тем, для чего я приехал в командировку. Пообщавшись, мы распрощались, и тетя Сузя вернулась на работу в библиотеку. Через полтора года ее не стало...

 Сусанна Семеновна Казакевич скончалась в последний день 1985 года, на 86-м году жизни. Она похоронена на Еврейском кладбище Санкт-Петербурга, в могиле родственников Иосифа Казакевича — его сестры Анны и ее мужа Пинхуса Кавицких. Последний приют «Маркизы» Сусанны всегда в хорошем состоянии, друзья следят за могилой и не дают ей зарасти кустами и сорняками, как многие другие могилы в этой, старой, части кладбища...

Могила Сусанны Казакевич на Еврейском кладбище, Санкт-Петербург

 Завершая восьмое эссе этого цикла очерков об истории семьи Зейберов, хочу от всей души поблагодарить кандидата искусствоведения, доцента Ингу Ландер за существенную помощь в подготовке материалов к этой статье и за предоставление важной информации о жизни и деятельности Сусанны Казакевич.

Часть девятая.  Не влюбись в свою кузину!

В предыдущих частях этого цикла эссе я рассказал о трёх из четырёх детей семьи Зейберов, поведав подлинно драматические истории их старшей дочери Рахили (Раи), сына Соломона (Мони) и младшей дочери Сусанны (Сузи), проживших полные трагических событий нелёгкие жизни, пронеся через все испытания любовь к профессии и преданность избранному пути. В девятой части цикла я расскажу читателям о не менее драматическом жизненном пути младшего сына Зейберов - Исаака.

Итак, моё  повествование  о  детях  семьи  Зейберов  подошло  к  рассказу  о  жизни  Изи-большого, как его называли в семье, в отличие от Изи-маленького, сына  Бориса  Закса, родного брата Маркуса. Жизнь Исаака (Изи) Зейбера была полна самых неожиданных поворотов судьбы, обросла семейными легендами, а его фигура, достаточно таинственная, стоит несколько особняком в общей истории семьи. Могу добавить, что я узнал о существовании второго сына в семье Зейберов только в 1997 году, когда мне рассказала о нём моя кузина Ноэми Сегал. И это было тогда для меня шоком. Но всё по порядку...

  Согласно обнаруженной в архиве записи в метрической книге Большой хоральной синагоги  Петербурга,  Исаак  Зейбер  родился в Санкт-Петербурге 12(25) октября 1906 г. (6 хешвана 5667 г. по иудейскому календарю). В соответствии с еврейской традицией, на восьмой день, т.е. 19 октября, моэль провёл обряд брит-милы (обрезания).

Изя Зейбер, Санкт-Петербург, 1909 г.

Вскоре после рождения Изи, уже четвёртого ребенка Зейберов, они в 1908 году переехали в обширную квартиру на Казанской улице, дом №24 (дом Черткова), что, несомненно, было связано именно с этим обстоятельством: нужна была бóльшая квартира в связи с увеличением семьи.

Как и все дети семьи Зейберов, Изя рос в обстановке любви, заботы и внимания. Старшие дети помогали родителям заботиться о младших, а родители уделяли особое внимание  воспитанию  и  образованию  своих детей, их летнему отдыху и здоровью. С ранних  лет  для детей организовывали как домашние уроки по общим дисциплинам, так и изучение сразу нескольких иностранных языков, приглашая учителей. Забегая немного вперед, отмечу: заложенные ещё в раннем возрасте базовые знания языков, способствовали тому, что уже в молодости Изя прослыл полиглотом, владея в совершенстве семью языками — русским, ивритом, идишем, французским, немецким, английским и эсперанто. По одной из версий, Изя начинал учиться в мужской еврейской гимназии Эйзенбета в Петрограде, как и его старший брат Моня. Однако нам не удалось обнаружить в архивах документального подтверждения этому.

Так или иначе, Изя был очень хорошо образован, о чём речь пойдет ниже. Вместе с тем, у него было неважное здоровье и был диагностирован туберкулез легких.

Изя Зейбер, Петроград, 1916 г.

Холодный и влажный климат Петрограда ему явно был противопоказан. По этой причине и на фоне общей неспокойной обстановки в столице,  летом 1917 года  Изя с матерью и сестрой Сусанной едут в Крым, сначала в Симферополь, а потом — в Евпаторию. Немного позже к ним присоединились и остальные члены семьи - дочь Рахиль (Рая) и отец Семен Зейбер, за исключением бесследно исчезнувшего старшего сына Соломона (Мони). В обстановке  бушевавшего  в Крыму «красного террора» семья в 1921 году  решила вернуться в Петроград, откуда на следующий год перебралась в Шавли (Шяуляй) в Литве. К этому времени Литва уже была независимым государством.

К сожалению, удалось обнаружить очень мало документов о жизни Изи-большого в Литве. Когда он вместе с родителями и сестрой Раей оказался в этой стране, ему было уже 15 лет. По рассказам родственников, Изя  был  очень активным еврейским юношей, ежегодно ездил в летние лагеря еврейской молодежи, мечтал о создании в Палестине еврейского государства.

Анкета для поступления в ковенскую иешиву, фрагмент, 1923 г.

В 1923 г. он поехал в Ковно (Каунас), тогдашнюю временную столицу Литвы, и поступил в местную иешиву, высшее еврейское религиозное учебное заведение, предназначенное для изучения главным образом Талмуда.

Изя Зейбер, Литва, начало 1920-х гг.

Мой дальнейший рассказ о жизненном пути Исаака Зейбера в значительной степени основан на воспоминаниях его дочери, моей дорогой кузины Дары Зейбер Перфит, с небольшими уточнениями по недавно найденным архивным документам.

Исаак Зейбер, 1920-е гг.

Скорее всего, в 1926 году Исаак покинул Литву и уехал во Францию, чтобы продолжить своё образование в Университете Нанси (в тогдашнем регионе Лотарингия), где он изучал биохимию.

Исаак Зейбер, Франция, конец 1920-х гг.

Будучи студентом университета, Изя ездил в Берлин к своей сестре Рае, где впервые «познакомился» с её дочерью Ноэми, которой было тогда около двух лет. Теплые чувства между дядей и племянницей остались на долгие годы, несмотря на негативное к нему отношение в семье, сложившееся после войны.

Изя и Ноэми, 1928 г.

А 23 июля 1929 года, в возрасте 23 лет, Изя прибыл в США через Францию (Шербур), чтобы работать над докторской диссертацией по эпидемиологии в Университете Рутгерса в штате Нью-Джерси. Ещё когда он уезжал из Франции в Америку, друзья полушутя-полусерьезно советовали ему: смотри, не влюбись в свою кузину! Вскоре после приезда в Америку, Изя в августе 1929 года  в  Нью-Йорке  познакомился  со  многими  своими  кузенами по отцовской линии. Тогда он и встретил красавицу Розу, студентку колледжа из Нью-Йорка. Роза - дочь младшего брата Семена Зейбера, Касриеля (Каспера) Собера (так трансформировалась его настоящая фамилия в ЮАР), эмигрировавшего из Литвы через Великобританию в ЮАР (Кейптаун). Несмотря на то, что Роза и Изя - двоюродные брат и сестра, они не вняли предостережению друзей, и между ними начался бурный роман, завершившийся женитьбой.

Роза Собер и Исаак Зейбер, Нью-Йорк, 1931 г.

Свадьба  проходила в 1931 г. в Бруклине, с соблюдением всех еврейских обычаев — с хупой на открытом воздухе, ктубой (брачным контрактом), благословениями и прочими атрибутами в соответствии с иудейской традицией. На свадьбе присутствовал отец жениха Семён Зейбер, который ради этого совершил дальнюю поездку из Литвы через Бремен в Америку на корабле «Европа».

После получения докторской степени в Университете Рутгерса Изя работал лаборантом в Колумбийском университете в Нью-Йорке.

Исаак Зейбер, Колумбийский университет, Нью-Йорк, 1934 г.

А весной 1935 г. Изя и Роза с группой друзей-сионистов отправились из Америки в Палестину с намерением остаться там надолго и строить будущее еврейское государство. Молодая семья летом 1935 г. прибыла на Землю Обетованную и остановилась в трехэтажном доме по адресу: Mapeu Road, 24, Tel Aviv. Этот дом принадлежал Маркусу Заксу, он построил его в Тель-Авиве для своей семьи и гостей. Ципора Закс, дочь Маркуса, жила на втором этаже этого дома, Изя и Роза - на третьем этаже, а первый этаж сдавался. Любопытно, что этот дом, классическая постройка начала ХХ в., сохранился до настоящего времени, даже адрес остался практически без изменения: это по-прежнему дом №24 по Mapu str., только для названия улицы вместо французского правописания стали использовать английское.

Дом Маркуса Закса в Тель-Авиве, ул. Мапу, 24, современный снимок

   Известно, что в течение многих лет господства Османской империи в Палестине  хищнически вырубались леса. Результатом стали не только обезображенные ландшафты. Дожди смывали верхние, плодородные слои почвы, появилось много заболоченных земель, над которыми стоял ядовитый туман. На этих болотах размножались малярийные комары, несущие смерть. Для осушении болот надо было не только сажать эвкалипты, но и прокладывать дренажные сооружения. Для рытья канав, укладки дренажных труб требовались крепкие молодые руки. Сионистам, прибывающим на Землю Обетованную, пришлось засучить рукава и взять в руки кирки и лопаты. Поначалу этими работами занимался и Изя Зейбер, участвуя в осушении болот с целью борьбы с малярией.

Можно предположить, что Исаак не просто так „сорвался“ с престижного места работы в Колумбийском университете.  Дело в том, что как раз в 1935 г. в Технологическом институте в Хайфе, больше известном под названием Технион, открывался новый факультет – индустриально-химический с тремя направлениями: механика, электрификация и химия, и туда приглашали для работы молодых евреев-учёных со всего мира. Вполне возможно, что Изю пригласили в Технион, пообещав лабораторию для проведения исследований. Однако  химические  лаборатории  на новом факультете были открыты только в начале 1936 года. Тогда Изя и начал работать в Технионе. По воспоминаниям его дочери Дары, в это время её родители жили попеременно в Хайфе и в Тель-Авиве. Сотрудники Техниона получали скромное служебное жилье на территории кампуса. Конечно, Изя и Роза могли бы снять более благоустроенную квартиру в Хайфе, но зачем было это делать, если можно получить жильё бесплатно?

Изя и Роза в Палестине, Тель-Авив, конец 1930-х гг.

  Будучи специалистом в области биохимии, Исаак проводил в Технионе научные исследования, направленные на разработку проектов производств молочных продуктов, с целью создания комфортных условий для жизни евреев на территории тогда ещё подмандатной Палестины.

Изя и Роза в Палестине, 1930-е гг.

Позже Исаак работал в Тель-Авиве в детской поликлинике «Типат халав» («Капли молока»), которая занималась контролем развития новорожденных и их прививками. Изя был руководителем отделения, а также специалистом по бактериологии. Наши родственники рассказывали, что значительно позже описываемых событий, уже в 1950-х годах, в одном из зданий «Типат халав» в Тель-Авиве ещё висела большая фотография, на которой был запечетлен доктор Исаак Зейбер и его персонал. Кстати, сеть детских поликлиник «Типат халав» существует в Израиле до сих пор.

Доктор Исаак Зейбер, поликлиника «Типат халав»,Тель-Авив, начало 1940-е гг.

Жена Изи Роза работала по специальности, приобретённой в нью-йоркском колледже, преподавала в средней школе английский язык и давала частные уроки. В течение многих лет после свадьбы она не могла забеременеть. Однако всё же через несколько лет после приезда в Палестину это произошло, и в 1940 г. она родила мальчика, которого назвали Эйтан.

Изя и Роза в Палестине

К сожалению, врачи не смогли его спасти, и он умер через несколько недель после рождения. Как теперь выяснилось, у него был муковисцидоз, тяжелое наследственное заболевание, при котором нарушается работа органов пищеварения и дыхания, приводящее к развитию опасных для жизни состояний.

Фотографии из семейного архива

Продолжение следует