Город Бузулук перед войной

Оказавшись в Орске без работы, мои родители решили переехать в другой город Чкаловской области, в Бузулук, крупный железнодорожный узел, где шло формирование воинских частей, спешно строились заводы, размещались госпитали для раненых. В годы войны в Бузулуке выпускали продукцию для фронта пять промышленных предприятий, эвакуированных из западных районов страны, были сформированы три дивизии Красной Армии, Первый отдельный Чехословацкий батальон генерала Людвика Свободы, Польская армия генерала Владислава Андерса и другие.

Чехословацкие солдаты в городе Бузулуке, 1942 г.

Свободного жилья в городе практически не было, а население быстро росло за счёт эвакуированных. Людям пришлось в тяжелейших условиях заново налаживать быт. В Бузулуке спешно стали возводить постройки «облегчённого типа» - землянки, бараки и саманные дома. Отец, театральный режиссер по профессии, был прикомандирован к политотделу военной комендатуры, занимался формированием бригад артистов и организацией их выступлений, которые дали в воинских частях, госпиталях, в рабочих и сельских клубах, паровозных депо сотни концертов для раненых бойцов и командиров Красной армии, солдат, отправляющихся на фронт, для тружеников тыла. Если вспомнить, что в те годы телевидения ещё не было, то станет ясным, что встречи с «живыми» артистами были чрезвычайно важны для поднятия боевого духа у бойцов, тружеников  заводов, фабрик, сёл. Сказать, что с продуктами питания было сложно, это ничего не сказать. Жили впроголодь, и тогда на семейном совете было принято решение, что отец останется в Бузулуке, а моя мама, на руках которой были ее престарелые родители и трехлетний сын, то есть я, переедут в расположенное в 160 км от Бузулука большое село Илек, на одноименной реке, при ее впадении в Урал. Была надежда, что «поближе к земле» удастся как-то прокормить  семью из четырех человек.

Мама стала работать в местном колхозе, получала что-то на трудодни, бабушка шила из своих старых платьев детские чепчики, шапочки и распашонки, которые мама обменивала у местных крестьян на продукты, какие-то деньги присылал отец из Бузулука. Как-то сводили концы с концами... Особенно трудно было зимой. Климат в тех краях доволно суровый: летом очень жарко, а зимы — снежные, морозные. Надо было топить русскую печь, заготавливать дрова на зиму, уголь достать было почти невозможно. А ещё топили печь кизяком, т.е. высушенным и смешанным с соломой навозом, который, сгорая, давал особый запах, я помню его до сих пор. Когда из Бузулука ненадолго приезжал папа, они с мамой целыми днями двуручной пилой на специальных козлах пилили большие брёвна, а я им «помогал». Затем отец топором рубил отпиленные поленья на дрова для печи. Оба они, городские жители, не были привычны к такой работе, но нужда заставила, и получалось, видимо, неплохо.

Врезался в память яркий эпизод, когда почтальон принес письмо с известием о гибели моего старшего брата, от первого брака отца. Сводный брат Измаил, которому было только 18 лет, погиб под Москвой в декабре 41 года, а письмо об этом от бывшей жены отца пришло в Илек в январе или феврале 1942 г. Тогда я впервые увидел, как мой строгий и даже суровый папа горько плачет... Это письмо отец сохранил, а после его смерти бережно храню его я...  Приведу обширный отрывок из этого письма, ставшего уже документом эпохи...

  „Отец! Мы лишились прекрасного сероглазого сына. Малиша погиб от руки фашистских бандитов, погиб героем. Когда – я и сама не знаю. Похоронки нету. Я получила письмо от Зязи, они были всё время вместе. Когда шли в атаку, Зязя бросился оказывать помощь раненому бойцу, гляжу, говорит, Измаил выпрямился во весь рост и тут же упал. Потом Азат опять пошел в атаку, и когда немцы отступили, он нашел убитого брата. Я, говорит, поклялся мстить... Даже числа не написал, когда Малиша погиб. Азатик пишет так: я не плачу, мама, а только сжимаю кулаки... Отец, я все дни не находила себе места, точно чувствовала: что-то должно случиться. Смерть такого сына у меня вырвала полсердца. Очень болит душа за Азата. Пиши, слезы меня душат, не могу. Фета“...

Письмо о гибели моего брата, январь 1942 г.

Смутно помню страшное наводнение на реке Урал весной 1942 года. О его масштабах говорит и сохранившаяся фотография. Как я оказался на крыше затопленного сарая, кто меня привез туда на лодке, я уже не помню...

Наводнение на реке Урал, село Илек Оренбургской области, март 1942 г.

Ещё мне запомнились отдельные эпизоды жизни в селе. Например, как я собирал на подъездных путях в депо несгоревшие угольки, выпавшие через колосниковые решётки паровозов. Мама использовала их для разжигания огня в печи. Или как находил фасольки, морковку  и  другие  корешки на уже убраных колхозных полях. Мама из этого варила какой-то суп, а я чувствовал себя помощником и добытчиком, и гордился этим...

Бабушка научила меня азбуке, и я стал бегло читать уже с 5 лет. Помню, что у нашей квартирной хозяйки нашлась потрепанная довоенная книжка "Три поросенка" с цветными иллюстрациями. Там была картинка, которая произвела на меня особое впечатление: Наф-Наф строит свой дом из кирпичей и с помощью мастерка штукатурит его. Мне очень хотелось тогда иметь такие же "лопатки", как у Наф-Нафа.

Иллюстрация из книжки-сказки «Три поросёнка»

(фотографии из личного архива автора)

Продолжение следует

           Комментарии

Наталия Шеина  08.05.2024   13:01  Нежная, трогательная история о жизни родных и близких Якубу людях тронула меня. Особенно, конечно, весть о смерти брата и поиски скромной еды на уже убранных полях: он, ещё совсем маленький мальчик, а чувствовал себя "помощником и добытчиком". Война - горе и борьба за выживание в любые времена.

Ваш комментарий появится здесь после модерации