Источник: Проза.ру

 

Эту книгу я посвящаю своему папе, Леониду Моисеевичу Фельдману. Он научил меня всему в этой жизни: умению дружить, любить, уважать и прощать. Он подарил мне умение писать, петь и играть на нескольких музыкальных инструментах. Он понимал и чувствовал юмор, как никто другой. У него была огромная еврейская душа, и я обожала его. Папы не стало 22 сентября 2020 года, но я по нему не плачу: он оставил столько любви и света после себя, что мне кажется: он и сейчас рядом. Папа направляет меня, ведёт, светит и охраняет, потому что папа – маяк в океане моей жизни…

 

Я посвящаю эту книгу моему мужу, Евгению Львовичу Тараховскому, потому что он – моя вторая половина, моё дыхание, моя радость, моя опора и моё счастье. Нас сосватали, как это бывает в еврейских семьях, что оказалось провидением Господа. Нет лучше друга, мужа, отца, чем мой муж. Он принимает активное участие в написании этой книги. Муж первый, кто её читает. Он научил меня многому: бороться за жизнь, любить, прощать, принимать всех людей такими, какими они есть. У моего мужа развит отцовский инстинкт больше, чем у меня материнский. Он подарил мне троих удивительных сыновей. Женя – мой проводник и поводырь по жизни…

часть ПЕРВАЯ

 

  Глава 1.  Ленивкеры

 

Сара Абрамовна Ленивкер была женщиной! На этом можно было бы поставить точку, но тогда никто бы из вас, дорогие мои, не узнал, какой она была женщиной. Это была всем женщинам женщина. И всё-таки, она была немного мужчиной. Нет, о чём вы! Это совсем не то, что вы подумали! Конечно, она была не той женщиной, которая раньше была мужчиной, чтобы потом сменить пол и стать женщиной. В этом смысле с ней всё было в порядке, о чём говорил восьмой номер её бюстгальтера и шестидесятый размер её бёдер. Осининой талии у неё не было никогда, даже тогда, когда она была младенцем.

Характер Сары Абрамовны определяла её фамилия по мужу: девочка была ленива от рождения, и когда за приличное приданное ей таки нашли мужа, всё встало на свои места.

Вы спросите меня, любила ли Сара Абрамовна своего мужа, Якова Самуиловича Ленивкера? Я вам отвечу так: об этом не знал никто, даже она сама. Её выдали замуж, как выдавали замуж в те далёкие времена всех некрасивых еврейских девочек: пришла знакомая её бабушки и привела с собой знакомую бабушки Яши Ленивкера.

Яша тоже был немолодым человеком совсем не голубых кровей: он имел одну ногу короче другой, длинный нос и рыжие, кудрявые волосы. И, всё-таки, он был настоящим мужчиной во всех отношениях. Нет, это не совсем то, о чём вы могли подумать: настоящий мужчина определяется по тому, как он относится к женщинам и к работе. В смысле женщин, до женитьбы, Яше не очень везло по жизни, а вот работа Яшу любила: он был поваром от Бога.

Мама Сарочки, глянув на жениха, пришедшего свататься вместе со своей мамой Ханной Ленивкер, отозвала дочь в сторону и спросила: «Доця, ну, как он тебе?»

Сара, которой исполнилось двадцать девять лет, и которая не познала ни одного момента настоящего женского счастья, равнодушно посмотрела на мать и ответила:

«Мама, бабушка говорила, что если мужчина красивее чёрта, то он уже красавец! Мне таки кажется, что этот Ленивкер ничуть не красивее чёрта!»

Мама видя, что и этот «красавец» сейчас сорвётся с крючка, шептала дочери:

 – Только попробуй сказать мне, что он не прЫнц твоей мечты! Только попробуй! Я тебе ноги вырву и спички вставлю! Ты смотри не на его ноги, а на его руки, дура!

– А что у него с руками? – спросила Сара.

– Это руки человека, который что-то умеет делать в жизни! – уверенно ответила мама, и Сарочка, которой, не смотря ни на что, хотелось любви и счастья, сдалась.

Вот именно это «красивее чёрта» и сыграло свою роль: в голове молодой девушке было столько чертей, что она подумала: одним больше, одним меньше – так какая уже разница?

Яша тоже решил долго не тянуть и, после двух свиданий по аллее Славы их небольшого украинского городка, который больше был похож на еврейский штэтл, предложил Саре переехать к нему. В шестидесятые годы это был смелый шаг, особенно для целомудренной еврейской девушки. Когда Сара собирала свой чемодан, все наперебой отговаривали девушку, но её решение было непоколебимо:

– Мама, ты сама говорила, что надо ковать железо, пока оно горячо! – ответила Сара на предложение мамы немного подумать. А, подумав, добавила:

– Кстати, мама, а ты когда-нибудь ковала железо?

Этим вопросом девушка поставила маме и шах, и мат. Бедная мама не нашлась, что ответить дочери, и та, аккуратно сложив в чемодан небогатое приданное, переехала жить к жениху ещё до свадьбы.

 

Как состоялась первая добрачная ночь, история умалчивает. С мамой о таких интимных вещах Сара не делилась, подруг у неё не было, а если бы и были, то в те далёкие и правильные годы про это не говорили даже с подругами. Природа делала своё дело, хотя и не всегда умело, как в случае Ленивкеров. А дело в том,  что продавщица книжного магазинчика, местечковая сплетница, Беллочка Фридман, рассказывала своим подругам, что как-то под закрытие, к ним в магазин зашёл Яшка Ленивкер и, оглянувшись, чтобы рядом никого не было, прошептал, глядя в пол:

– Скажите, у вас есть прочитать что-нибудь эдакое?

– Шо конкрЭтно вас интересует, Яша? – громко, на весь зал, спросила продавщица книг.

– Что-нибудь про любовь… – смутившись, ответил Яша.

– Возьмите Мопассана. Там вы найдёте и про любовь, и про эдакое, – нарочито громко сказала наглая продавщица и сняв с полки трёхтомник, положив его на прилавок, также громко спросила: Ну что, Яша, вам пробить?

 Яша оглянулся на блуждающих по залу посетителей, расплатился с хихикающей Беллочкой. Потом вздохнув, молча положил книги в авоську  и пошёл осваивать свою новую, семейную жизнь.

 

Нужно отдать должное: Яша Ленивкер, хоть и не был красавцем, был совсем неглупым человеком. К тому же, ему в наследство остались кое-какие денежки от рано ушедшего отца. И, поскольку он был человеком не расточительным, деньги не потратил, сэкономив на свадьбе. К тому же, когда Яша с Сарой пошли расписываться, Сарочка уже была немножко беременной их первым сыном, Ариком. Через три года родилась Лея и, поняв, что свою функцию перед отечеством они выполнили, Сара и Яша стали жить в разных комнатах: Сара с детьми в одной, Яша – в другой.

Сара, как вы понимаете, не работала нигде, зато Яша работал везде, где только мог: поваром в лучшем ресторане местечка под названием «Надия», продавал мороженное по выходным, сидя в будке и накладывая его из большого алюминиевого бидона в вафельные стаканчики, чинил старые механические часы и вёл бухгалтерию одного ателье. Помимо того, что по профессии Яша был поваром, он окончил бухгалтерские курсы, поэтому подрабатывал вполне законно.

 

Чуть позже, поняв, что все эти виды деятельности приносят копейки, Яша стал заниматься подпольным кулинарным бизнесом: лепил пельмени, морозил их в небольшой морозильной камере холодильника «Юрюзань» и продавал соседям. Слухи о чудесных пельменях Яши Ленивкера быстро разошлись по городку, и Яше пришлось ставить в маленькую, двухкомнатную хрущовку второй холодильник, купленный с рук. Через полгода на заработанные на пельменях деньги Яша приобрёл абсолютно новый холодильник «Оку», и  с этого момента  пельмени были поставлены на поток. Тоже подпольно. Пельмени были настолько вкусные, а Яша настолько мил и приветлив с клиентами, что никто даже не помышлял о том, чтобы написать на него донос.

 

В конце восьмидесятых людям разрешили открывать компании и делать своё дело.

И тогда Яша, якобы взяв деньги, доставшиеся ему в наследство от отца, совершил свою первую удачную сделку: открыл первое в их небольшом городке заведение быстрого питания. Почему «якобы» вы поймёте чуть позже, так что имейте каплю терпения.

 

Ленивая Сара Абрамовна Ленивкер совсем не хотела помогать мужу в его бизнесе. Вы спросите, что она делала? Она воспитывала детей и смотрела телевизор. По мере того, как Яша Ленивкер менял холодильники, Сара меняла телевизоры. Сначала это был маленький, чёрно-белый «Уран», потом «Дружба», «Берёзка» и, наконец, «Ровесник».

 

Яша процветал: его быстрое обслуживание и вкусная еда сделали своё дело и, через каких-то два года обычная столовая «У Яши» приняла на себя другой статус: она стала почти рестораном. Вы опять спросите меня, как это может быть? Отвечу: да, до ресторана она не дотягивала, как минимум, на три мишленовских звезды, и что с этого? Их всего три? Да ладно! Ну и пусть не дотягивала вообще, зато с едой в этом заведении всё было как раз-таки хорошо. Когда стало совсем прекрасно и пошли деньги, в дело попыталась войти Сара Абрамовна, но при её полной безвкусице этот несостоявшийся ресторан стал больше походить на кабак. Не то, чтобы совсем на кабак – на кабачок. Маленький такой кабачок, каких было открыто пруд пруди в девяностые годы прошлого века. Яша не мог противостоять натиску жены и поставил ей условие: на кухню ни ногой! Сара, подумав, быстро согласилась и вернулась к своему любимому занятию: смотреть телевизор.

 

Их первый ребёнок, Арье или Арик, как его все называли, на лицо был вылитый мама. К тому же он был добрым и скромным парнем, и именно поэтому Сара Абрамовна, в нём не чаяла души. А вот Лею, как раз таки,  безумно любил отец. Лея была красавицей непонятно в кого, но только лишь до тех пор, пока не открывала рот. Когда девочка начинала говорить, вся красота куда-то моментально испарялась и людям, слушавшим её, становилось страшно неудобно: они совсем не понимали, что ей отвечать. Тогда Лея закрывала рот и опять становилась красавицей.

Родители понимали, как нелегко будет в жизни их дочери и ужасно переживали за её дальнейшую судьбу. Лея не только непонятно говорила – она почти совсем не умела читать. К каким врачам только не водили её родители в детстве, диагноз дислексия и дисграфия тогда, в семидесятые, в небольшом городке детям не ставили. Кое-как окончив восемь классов, Лея никуда не пошла учиться, а стала помогать отцу в его в подпольном бизнесе с пельменями и, надо отдать должное, пельмешки у неё получались даже красивее, чем у Яши.

 

Когда в девяностые Яша поставил свой бизнес на надёжную стезю, он взял и умер. Просто так, от нечего делать. Нужно сказать, что он всегда был не очень здоровым человеком, а тут бизнес, вечно вызывающий у Яши несварение желудочного тракта.

– Ой, вэй! – причитала на похоронах Сара Абрамовна. – На кого же ты меня, бедную покинул? – выла она, сидя возле гроба на двух стульях.

– Мама, ша! Я прошу тебя! Я где-то чувствую, что папа тебя покинул ненадолго, – успокаивал мать Арик.

– Арик, ты тоже ша, – вставляла свои три копейки Лея. – Ты мешаешь мне слушать!

– Можно подумать, ты слушаешь симфонию Чайковского! – прекращая рыдать, шикала на дочь Сара Абрамовна.

– Почему нет, мама? Ты очень похоже на симфонию выводишь свои трели. Меня папа водил, я помню,  – тоже шёпотом отвечала матери Лея и Сара, глядя на свою не совсем нормальную дочь, начинала рыдать ещё громче.

 

После похорон Сара Ленивкер стала полноправной хозяйкой ресторанчика. И поскольку она совсем не обладала талантом руководителя, к тому же повар из неё был никудышный, кабачок стал приходить в запустение. Через год после похорон Яши кабачок совсем сник на фоне открывающихся заведений подобного типа. И всё бы ничего, но над входными дверями была прибита вывеска с названием: «Кабачок “13 цорес”», что полностью соответствовало положению дел. Для такого названия, как вы понимаете, было несколько причин…

 

​Глава 2. Что такое 13 цорес?

 

Было три причины, по которым именно так называлось заведение Яши Ленивкера. Первая причина заключалась в том, что в зале стояло тринадцать столиков. И когда кто-то из посетителей говорил, что столиков «чёртова дюжина», Яша, не будучи человеком религиозным, терпеливо объяснял, что в иудаизме как раз таки существует тринадцать имён Бога, и что для людей еврейской национальности, чтобы они были здоровы, число «13» всегда было счастливым. Тогда Яшу просили перечислить эти имена, на что хозяин кабачка, никогда не знавший даже трёх из тринадцати имён, многозначительно поднимал вверх глаза и говорил, прижав к губам указательный палец:

– Ша! Их нельзя произносить!

– Шо, Яша, ни одного таки нельзя?

– Кое что можно, но кто я такой, чтобы своим ротом касаться имени Всевышнего?

Яша был шутником и всегда с удовольствием общался с клиентами. Он знал много хороших анекдотов на тему кулинарии, и каждый новый анекдот передавался из уст в уста посетителями кабачка, которых в те счастливые, но сложные времена было видимо-невидимо.

 

Первый раз Яша открыл в себе талант рассказывать анекдоты, когда лепил пельмени. В каждый пакет он вкладывал инструкцию:

«Господа евреи и те, кто не брезгует! Когда вы будете варить пельмени, помните:

Если их варить двадцать минут, они таки будут пельменями.

Если их варить сорок минут, они станут макаронами по-флотски.

Если у вас получится их варить час, то вы получите приличную лазанью, чтоб вы все были здоровы!»

 

Ещё одной большой страстью Яши Ленивкера было стихосложение. В Яшином случае это было обычное рифмоплётство. Он сыпал стишками собственного сочинения направо и налево, особо не задумываясь ни над рифмами, ни над содержанием.

«Борис, Абрам, Моше и Хаим

Все вместе делали лехаим!»

Или, например, такое:

«Ицхак, Арон, Адам и Беня

Лепили из дерьма пельмени».

Или, по существу:

«Сегодня делал я бекона

И руки мыл с одеколоном!»

Люди смеялись с бессмысленных рифм Яши, но Яша не обижался: он и сам веселился от своего стихотворчества.

Когда в кафе заходил кто-то из знакомых, Яша приветствовал его примерно так:

«О, заходи, мой друг! Я рад!

Хоть ты несносный ретроград!»

Посетитель, не совсем понимая, что такое ретроград, весело смеялся, чтобы не показаться неучем и занудой, обнимал Яшу, садился за один из тринадцати столиков и делал привычный заказ.

 

Вторая причина названия кабачка пошла от страсти Сарочки Ленивкер смотреть телевизор. Это сейчас название «Кабачок 13 стульев» мало кому и о чём говорит. Когда-то, вышедшая в шестидесятые годы телепередача захватила все слои населения большой и необъятной страны и осталась самой любимой для Сарочки передачей даже после того, как «Кабачок» себя изжил.

Сара Абрамовна Ленивкер была, пожалуй, самой страстной поклонницей  передачи. Вся её комната в их с Яшей квартире была расклеена фотографиями пана ведущего Михаила Державина, пана директора Спартака Мишулина, Ольги Аросевой, вжившейся в образ пани Моники и другими актёрами, игравшими роль героев этого буржуазного кабачка. Прямо над кроватью супругов висели две большие фотографии Натальи Селезнёвой, игравшей кокетку пани Катарину, и серьёзного пана Вотрубы. Сара не поленилась, пошла в фотоателье и, увеличив фотографии до портретных размеров, повесила их над кроватью. И если с Селезнёвой Яша Ленивкер ещё как-то мирился, то каждый редкий раз, когда он изредка приходил к жене, чтобы совершить супружеский долг, на него со стены смотрело подозрительное лицо пана Вотрубы. Пан Вотруба вопрошал со стены: «Ну, пан Яков, как она, жизнь?»

Сара Абрамовна умудрилась расклеить портреты героев телепередачи даже в зале кафе. Яша был против, но жена каким-то образом пробиралась в зал, когда Яша ездил за продуктами на рынок. Сара лепила на стены купленные в киоске «Союзпечати» и за приличную скидку увеличенные в том же фотоателье фотографии пана Зюзи, пана Профессора и её любимой пани Терезы.  Фотограф Шлёма Блинкер был другом Яши Ленивкера и делал скидку его жене, бормоча себе под нос каждый раз, когда Сарочка притаскивала ему новые фото из киоска: «Я с вами обанкрочусь, пани Сара!» А потом говорил: «Вы бы хоть что-то спели на польском, пани Сара, в качестве компенсации, так сказать!»

 

Да, Саре Абрамовне очень нравилась и передача, и актёры, но больше всего ей было по душе обращение «пани» и «пан». От этого веяло лёгким, запрещённым, буржуазным ветерком. Для тех, кто никогда не видел и не знает, что такое «Кабачок 13 стульев», могу лишь сказать, что все вышеперечисленные герои собирались в стилизованной под польское кафе студии, где они весело проводили время: разыгрывали сценки, делали вид, что ели, выясняли отношения, шутили и пели, как сейчас принято говорить, «под фанеру». Что такое «фанера» не знал никто, но петь любили все. Актёры открывали рот под поставленную пластинку, и с экранов телевизоров в массы нёсся иностранный польский язык. Польша в те времена была такой «заграницей», о которой можно было только мечтать.

 

Сара много раз просматривала программу в газете, чтобы не пропустить начала передачи и в обозначенное время садясь к телевизору, становилось немой и глухой. Она явно представляла себя польской пани, и если кто-то из детей прерывал её идиллию, она кричала лепившему пельмени мужу: «Яша! Забери этих засранцев!». Яша терпеливо мыл руки, шёл за детьми и шёпотом, чтобы не наткнуться на грозный взгляд Сарочки, говорил: «Идёмте, дети! Сарочка сейчас делает вам хорошую мать!»

Любовь к героям из «Кабачка 13 стульев» сделала своё дело: Сара всех стала называть панами, даже детей. И требовала у Яши, чтобы посетители кабачка «13 цорес» называли её не иначе, как пани Сара. Звучало это примерно так:

– Яша, скажи, что у тебя сегодня из свеженького? А кто был дегустатором? Пани Сара?

Или так:

– Яша, пани Сара опять прилепила какого-то пана из «Союзпечати?» Таки ты не ревнуешь?

Но Яша воспринимал это как игру и отвечал в том же духе:

- Что ты, пан Моня! Конечно я не ревную! Ибо пани Сара – уважаемая женщина, мать двоих замечательных детей! Да и вообще, ревность – плохая штука: ревновать, это значит думать, что изменяешь не только ты, но и тебе…

Со временем это буржуазное чужеземное обращение прилипло к кабачку, как прикипело и его название.

Иногда пан Яша злился, когда видел, что зашивается с клиентами. И тогда он говорил жене:

– Пани Сара, не дури себе голову и брось смотреть эту ерунду! Подними свой тохес и иди уже, помоги мне на кухне!

– Ша, пан Яша, – умоляюще просила женщина мужа. – Сейчас пани Тереза будет ревновать пана Владека к пани Зосе! Я тебе скажу, что эта пани Зося совсем не похожа на приличную подавальщицу!

–Тьфу! – плевался «пан» Яша Ленивкер на свою ленивую жену и выходил из комнаты, громко хлопая дверью.

Третья причина, по которой кабачок назвали именно так, как назвали, была мама Сары Абрамовны, Рая Гиршевна. Именно она говорила:

– Доця, если вы назовёте свой рЭсторан «Кабачок 13 стульев» – кто туда пойдёт? Аж никто. Скажи мне, Яша, кто не видел стульев и кому интересно на них смотреть? И о чём тогда говорить тем, кто решится заглянуть в ваше заведение? Пусть это будет «Кабачок 13 цорес.

– Шо так, мама? – спрашивала её Сара. – А кому, скажи, интересны чужие цорес?

– Доця, цорес – это несчастье. Таки здесь есть своя логика: никто не хочет видеть чужое счастье, а вот к несчастным людям все так и тянутся, так и тянутся. Особенно их друзья! Потому что пережить одно счастье друга гораздо труднее, чем все тринадцать его несчастий.

После столь серьёзных аргументов мамы Раи вопрос о названии был решён сразу и бесповоротно.

 

​Глава 3. ООО Хомячки

 

Итак, Яков Самуилович Ленивкер был поваром и по призванию, и по должности. Про таких, как он, говорили: «Повар от бога!» И правда, было что-то волшебное в его рецептах, секрет которых никто не мог разгадать. Такой успех, конечно же не мог не вызывать зависть у конкурентов, в начале девяностых открывших в городке свои забегаловки. Именно тогда в стране и появился новый бизнес со странным, иностранным названием: «рэкет», что по-нашему просто – «крыша». Рэкетиры ходили по частным заведениям, будь то кафе, производители трусов или просто спекулянты, и взимали мзду с начинающих предпринимателей. Этот бизнес был очень суров: те, кто не хотел платить деньгами, платили жизнью. Наконец, рэкетиры добрались и до «Кабачка 13 цорес»: к Яше тоже пришли первые «крышеватели», готовые за определённую плату оберегать любимое детище Ленивкера от других, точно таких же биндюжников.

В один прекрасный, тёплый, поздний летний вечер в уже закрытое для посетителей кафе вошли два лысых представителя и сказали, что они являются представителями  «фирмы по обеспечению защиты предпринимателей» под названием «ООО Хомячки». Эти бойцы в спортивных костюмах,  олицетворяли собой абсолютно новый класс: точно не интеллигенция, что было написано на их физиономиях,  не рабочих и не крестьян, о чём говорил весь их облик.

Арик и Лея приводили зал в порядок после трудового дня. Таки я забыла рассказать, кто был администратором кафе, хотя вы и сами, наверное, догадались: эту роль исполнял сын Яши, Арье. В переводе с еврейского на русский имя Арье означало «Лев», он Арик совсем не был похож на царя зверей: абсолютно добрый и очень интеллигентный мужчина тридцати с хвостиком лет, он совершенно не умел рычать и уж тем более хамить. И Арик, подойдя к столику за который сели «хомячки», чтобы поприветствовать и выпроводить нежданных  гостей, подумал: «Господи, на клиентов они не похожи… На ангелов тоже. Что-то мне стало тревожно от свирепых выражений, написанных на их несимпатичных лицах…»

Выглядели два биндюжника как два толстых, отпетых хомячка: спортивные кофты обтягивали животы, а глянцевые, лысые головы отражали свет лампочек и казались светящимися.

«Нет, нет, это точно не нимбы», - подумал Арик, потом улыбнулся и сказал вежливо:

– Добрый вечер! К сожалению, мы уже закрыты, господа!

– Ты нам тут со своим «закрыты» не дерзи, а давай быстро позови Ленивкера.

– Простите, но я тоже Ленивкер. Разрешите представиться: администратор этого заведения, Арье Ленивкер.

–  Администратор –  х-ятор, заржал один из двоих, тот, кто видимо был главным в этой славной парочке. – Батю давай зови!

–  Может я смогу таки решить ваши проблемы? – на свой страх и риск спросил Арье, боясь за отца. Арик никогда не был смелым человеком, но он представил, как к этим очень серьёзным представителям бизнеса выйдет его весельчак и балагур папа, как встретит их своими дурацкими стишками, и ему стало дурно.

– Слышь ты, червяк, либо зовёшь отца, либо будешь ползать в выгребной яме…

Арик отошёл от стола и задом попятился в сторону кухни. По дороге он сказал Лее, которая работала здесь же официанткой:

– Лея, к ним не суйся. Стой здесь!

– А может они хотят что-нибудь выпить, Арик? – наивно спросила девушка, не понимая, что происходит.

– Стой здесь! – грозно, но с наигранной улыбкой сказал Арик и вышел из зала.

Как только «пан Арье» скрылся из виду, один из «хомячков» громко свистнул и щелчком пальцев позвал Лею. Лея, которой было приказано стоять, соображала плохо, но приказы выполняла хорошо: она стояла возле стойки бара, как стойкий оловянный солдатик.

Тогда «хомячок» крикнул на весь зал:

– Э! Я не понял! Кто-нить подползёт сюда? Эй, дЭвушка, а дЭвушка! Слушай сюда! Принеси чё-нить выпить!

Лея, получив приказ от старшего брата, продолжала стоять, держа в руках швабру, как часовой держит ружьё, стоя возле мавзолея Ленина. Лея никогда не была в мавзолее, но видела по телевизору во время программы «Время», как это делают часовые.

Однажды она спросила папу:

«Папа, скажи, а кого они охраняют?»

«Ленина, доця».

«А зачем его охранять, папочка? Чтоб не сбежал?»

«Лея, как же он может сбежать, если он умер?»

«А тогда зачем его охранять?»

Яша на мгновение замер и, подумав, ответил:

«Видимо, чтобы не ожил…»

Один из «хомячков» встал и медленно подошёл к девушке. Лея вжалась в стойку бара, но в этот самый момент вышел сам пан Яков Ленивкер.

Оценив ситуацию и поняв, кто перед ним стоит, он решил договариваться с рэкетирами.

– Здравствуйте, уважаемые биндюжники! – решил пошутить Яша и улыбнулся своей самой очаровательной улыбкой. Бандиты переглянулись и уставились на Яшу.

– Эт ты, что ль, Ленивкер?

– Да, с кем имею дело?

Дальше послышался отборный трёхэтажный мат, Из которого Яша понял всего два слова: «деньги» и «жид».

– Простите, на каком языке мы с вами будем разговаривать?

– Смотри, Хаш, этот жид больной на всю голову! – сказал один из лысых.

Услышав знакомое название кавказского блюда «хаш», Яша решил ненавязчиво сменить тему.

– Хаш? Кто говорит за хаш? Вы хотите хаш? Так это мы мигом! Нужно несколько часов, чтобы приготовить его, но если вы придёте завтра… Я таки знаю, как готовить настоящий хаш! Правда он не будет кошерным, но кто сейчас будет думать за кошер?

– Беляш, это он на что намекает?

– По-любасу, он тебя приготовить хочет, Хаш!

– Ты, Ленивкер, понимаешь, на кого ты пипиську поднял? – спросил тот, кого назвали Хаш.

  Яша почему-то разволновался. Он не знал, как разговаривать с этими отморозками, но понял, что его шутки здесь не пройдут, ибо когда в компании шутит один собеседник, а другие два шуток не понимают, всё может закончиться весьма плачевно.

– Я понял! Я всё понял! – вскричал Яков Самуилович. – Беляши мы тоже делаем! Не так сразу, но впереди ночь, и если вы придёте завтра… Послушайте, давайте поговорим как нормальные, интеллигентные мужчины.

«Хомячки» заржали и, подойдя к Яше, взяли его под руки и слегка приподняли. Тот, кого звали Хаш, спросил:

– Ну чё, Ленивкер, куда лететь будем? Где базарить? Не при этих же, – сказал Хаш и кивнул в сторону абсолютно бесполезной в данном случае команды… Команда в составе испуганных Арика, Леи и двух поваров, Шмулика и Бени, стояли в сторонке окаменевшими мумиями.

– Вы не могли бы вернуть меня на землю? Я провожу вас в свой кабинет! – рыпался висящий в воздухе Яша.

– Указывай дорогу, пилот!

Яша кивнул головой по направлению к кабинету. И надо же такому случиться, что именно в этот момент в зал вошла Сара Абрамовна Ленивкер с очередными фотографиями пани Моники и пана Директора…

– Смотри, Яша, кого я тебе принесла, – вымолвила Сара и замерла, уставившись на странную скульптуру из двух бандитов и висящего на их руках мужа.

– Я не пОняла, а шо здесь происходит? – задала Сара риторический вопрос.

Арик крикнул матери:

– Мама уйди отсюда!

– Пан Арье, как вы должны меня называть при клиентах? Вы забыли? – растерянно спросила Сара, думая, что если ей придётся упасть в обморок, то как бы не зацепить головой угол столика.

– Пани Сара, я настоятельно прошу вас выйти вон! – прокричал Яша.

– Всем стоять! – крикнул тот, кого звали Беляш и вытащил пистолет.

Пани Сара была немного сумасшедшей, но дурой она не была никогда. Мгновенно оценив ситуацию, стараясь не смотреть на пистолет, она подошла к «Хомячкам» и грозно сказала:

– Поставьте моего мужа откуда взяли, халамидники!

От неожиданности бандиты-хомячки выпустили болтающегося Яшу и тот приземлился

на пол.

– Слышь, мымра, ты кто такая? – спросил Беляш.

– Я хозяйка этого заведения. А это мой муж. С кем имеем дело?

– Так ты, стало быть, главная здесь?

Сара посмотрела на поникшего мужа и сказала гордо:

– Как видите! Так что вам нужно и кто вы такие?

– «ООО Хомячок», блин! – заржал Хаш.

– А чего вы изволите, господа хомячки? – спросила Сара, глядя прямо в глаза другому бандиту.

– Чо изволим? Защищать вас, блин, пришли. Правда, Беляш?

– От кого, если не секрет?

– От бандитов, поняла?

– Нет! А вы тогда кто?

– Сказали же тебе: мы фирма. «ООО Хомячки». Вы нам бабки, мы вам крышу!

– Яша! Я поняла! Эти двое пришли ремонтировать крышу! – Сара бросилась к тому, кого назвали Беляшом. – Люба моя! Беляш дорогой! Как вы вовремя! Идёмте, я покажу вам, где у нас течь!

– Сарочка, они не сантехники, – прошептал Яша. – Они просто хотят денег!

Сара посмотрела на лысых, уточнила:

– Яша, они хотят наших денег?

– Да, Сарочка.

– А если…

– Сара, никаких «если». Они уже пришли и уже хотят.

– Скажите, но мы можем пару минут посоветоваться? – спросила Сара у Хаша, который показался ей более сговорчивым.

Хаш и Беляш переглянулись, потом Хаш посмотрел на часы и сказал:

– Валяйте! Время пошло.

Сара быстро подошла к мужу, взяла его под руку и увела на два шага от мужиков.

– За что, Яша, мы должны им платить, если они не сантехники?

– За то, что они будут нас защищать от бандитов!

– Яша, где логика? Бандиты хотят денег, чтобы защищать нас от бандитов?

– Как-то так, Сарочка.

– А что будет, если мы откажемся давать им деньги?

– Другие придут, Сарочка. Или уже не к кому будет приходить...

– И что?

– И начнётся такая заваруха: они все будут нас доить. Я думаю, надо дать им денег.

– А они что, подпишут с нами договор? Спроси-ка у них, Яша.

– Простите, молодые люди, вы подпишите с нами договор о том, что вы будете нас

защищать? – неуверенно спросил Яша

– Хаш, мы подпишем договор с этими придурками?

– Подпишем, Беляш!

И они заржали, как педальные кони.

Яша тяжело вздохнул и сказал:

– Простите, а сколько вы возьмёте, если без договора? Может, вы таки сделаете нам

скидку?

– У нас такса, – сказал Беляш и написал на салфетке цифры.

Яша, увидев эти цифры, схватился за сердце, но делать было нечего.

Он пошёл к себе в кабинет и вышел с пачкой денег. Тяжело вздохнув, он отдал их Хашу.

– Давно бы так, дядя! А теперь неси ещё столько же за потраченное на вас, дебилов, время.

– Вы забираете у сирот последние крохи! – заплакала Сара.

– Где вы видите тут сирот? – спросил Беляш.

– Вот эти двое! – рыдала Сара. – Моё сердце не выдержит и лопнет от горя! Яша! Не давай им ни копейки! Где гарантия, что на нас не нападут другие бандиты, от которых нас будут защищать эти?

– Так, Ленивкеры, либо вы несёте деньги, либо они станут сиротами прямо сейчас!

И начнём мы с этой бабы, – заржал Хаш и стал надвигаться на Сару.

– Стойте! Я дам денег. Только умоляю, не трогайте мою Сару!

– Так-то лучше! Тащи, давай.

Яша, сильно прихрамывая от пережитого стресса, принёс из кабинета ещё пачку денег.

Бандиты пересчитав деньги, удовлетворённо хмыкнули и вышли из кафе. Сара молча опустилась на стул. Она посмотрела на мужа и зарыдала. К маме подошли Арик с Леей и обняли её. Сара не отрываясь продолжала смотреть на Яшу.

– Шо ты на меня так смотришь, Сарочка?

– Ты меня любишь, Яша? – впервые в жизни Сара задала этот вопрос мужу.

– А как ты думаешь? – уклончиво ответил Яша вопросом на вопрос, как и принято настоящему еврею.

– Яша, ты отдал за меня целую кучу денег! А, может, они не собирались меня убивать? Может, они бы просто меня изнасиловали? Я бы как-нибудь потерпела! Мы – банкроты, Яша?

– Немножко, Сарочка. Но мы заработаем денег. Правда, дети?

Арик и Лея молча кивнули и тихонько вышли из зала, понимая, что родителям нужно побыть одним.

– Скажи, а если бы это были совсем последние деньги? – спросила Сара мужа.

– Ну, не знаю! Надо подумать! Стоять и смотреть, как эти хомячки будут тебя насиловать – удовольствия мало, скажу честно…

 

В этот момент в зал вошли ещё два лысых мужика в спортивных костюмах.

– Вы Ленивкеры?

Сара и Яша одновременно кивнули и встали.

– ООО «Принцесса Будур». Нам тут передали, что вы таки нуждаетесь в защите…

– Но у нас есть уже договор с «Хомячками»! – парировал Яша.

– Неси деньги, Яша, – устало промолвила Сара и опять заплакала…

 

 

 

 

 

 

 

Глава 4. ООО Бисквит

 

 

 

 

Я надеюсь, что вы, читающие эту рукопись, нормальные адекватные люди со здоровой на всю жизнь головой. Хорошо, если вы евреи – вам всё это должно быть знакомо. Если вы всё-таки не евреи, и вас сюда занесло случайно, то это вдвойне хорошо: вы таки поймёте, как нам, евреям, иногда бывает плохо. Точно так же, как и всем остальным людям. Я вам скажу по секрету, что иногда нам бывает немного хуже, чем всем, и тогда мы начинаем творить. Мы пишем стихи, книги, поём и готовим кушать. Умные и грамотные люди говорят, безусловно, не «кушать», а «есть». Но послушайте сюда, и я вам скажу, что такое слово есть, вопреки всем законам разговорного русского языка. Это еврейский русский язык.

Вот смотрите: вы зовёте ребёнка и кричите ему через окно с девятого этажа:

«Миша, сынок, иди есть!»

Ну и как вам? Мне не вкусно. А теперь смотрите дальше:

«Миша, сынок, мама тебе приготовила покушать! Иди, мой мальчик, покушай немножко!»

Почувствовали разницу? Поэтому, когда вы натолкнётесь на слово «кушать» не обращайте внимания и знайте, это не оговорка. Это, чтобы было вкуснее!

 

Что касается Яши Ленивкера, то слово «есть» он не признавал вообще. В кабачок к Яше Ленивкеру все приходили покушать. Хотите знать, в чём разница?

Поесть – это когда быстро. Эдакая проза жизни: пришёл, быстро поел, убежал. А покушать, это когда ты пришёл в кабачок к Яше, сел за столик, поговорил с друзьями, вкусно покушал, поблагодарил повара, попрощался со всеми и ушёл. Не убежал, сломя голову, а ушёл: спокойно и с достоинством. Потому что ты не поел, а покушал!

 

Вы должны были догадаться, что случайных людей у Яши Ленивкера не работало от слова «совсем». Вы также уяснили себе, что пан Арик Ленивкер работал на самом уважаемом месте: он был администратором «Кабачка». И чтобы вы знали: администратор – совсем не бездельник, а самый значимый человек после хозяина и шеф-повара. И, поскольку в «Кабачке 13 цорес» оба первых места принадлежали Яше, его сын занимал почётную третью ступеньку пьедестала. Администратор организовывает всю работу кафе: персонал должен быть в норме и в форме, столики чистые, а если случается конфликт, то тут уже администратор – почти что Бог! Администратор должен быть и психологом, и жилеткой, и мальчиком для битья и любимцем публики. Поэтому, перед тем, как выйти из дома на работу, Арик надевал белую рубашку, синие брючки и жилетку с галстуком. По дороге на работу с некоторых пор он часто захаживал в парикмахерскую. Вы не догадываетесь, зачем Арик заходил туда? А зачем вообще люди ходят в парикмахерские? Конечно, для того, чтобы стать красивым! А когда человек осознаёт, что он красив, он таки становится немножечко счастливее, чем был до этого осознания.

 

Арик не был красавцем от рождения, но зато он был «чертовски» обаятелен, как говорила, глядя на племянника, тётя Фира, родная сестра Сары Абрамовны. И для того, чтобы он стал почти совсем красавцем, к его природному обаянию нужно было добавить чуточку шарма, в виде причёски, и одеколона, как говорила она же. Но главный секрет Арика в его походе в парикмахерскую заключался в том, что он был почти безнадёжно влюблён в Милочку Кацман, работающую в парикмахерской догадываетесь, кем? Правильно: парикмахершей. Ойне цепляйтесь, пожалуйста, за мой русский язык, прошу вас! Что значит: нет такого слова? Парикмахерши есть, а слова нет? Мне кажется, что всё логично: мужчины – парикмахеры, женщины – парикмахерши.

Итак, Арик заходил в парикмахерскую чуть ли не каждый день. Он молча садился в кресло к молодой и симпатичной Милочке, та накрывала Арика специальным покрывалом и делала укладку его буйной и рыжей, как у отца, шевелюры. Делала она всё это тоже молча, смущаясь,  поскольку догадывалась о чувствах этого застенчивого, симпатичного молодого мужчины.

 

Арику было уже около тридцати лет, но взрослую жизнь, которую полагалось вести мужчинам, когда им за двадцать, он, к сожалению, не вёл.

Нет, один раз у него случилось с заезжей жрицей любви, которая, усмехнувшись после неудачной попытки молодого, стеснительного и неудачливого в любовных делах паренька, ещё и дала ему денег, чтобы он утешился и купил себе шоколадку. Арик добежал до дома, закрылся в комнате и долго плакал в подушку. Таким заплаканным его и застал Яша, когда пришёл домой после работы. Он внимательно посмотрел в красные от слёз глаза сына и всё сразу понял. Вы спросите, где была Сарочка, когда её ребёнку было так плохо? Их вэйс, смотрела телевизор, я думаю…

Яша посадил Арика напротив себя и сказал строго: «Рассказывай».

И Арик, размазывая по щекам слёзы, рассказал отцу всё, вплоть до шоколадки, хотя ему было очень стыдно. И именно за эту шоколадку, которую он с испугу взял. Выслушав сына, Яша вышел из комнаты и вернулся через пару минут. В его руках был тот самый трёхтомник Мопассана. Яша положил книги на стол перед сыном, и Арик удивлённо посмотрел на отца.

 – Сынок, – сказал ему Яша. – Я буду говорить просто и понятно. У нас в роду все мужчины долго раскачивались, но потом набирали обороты. И поезд, соответственно, тоже набирал скорость.

– Папа, про какой поезд ты мне рассказываешь?

Яша опять внимательно посмотрел на сына, думая, как объяснить этому двадцатилетнему парню то, что обычно у отца не спрашивают. Но Яша был умным мужчиной и оценил то доверие, которое оказал ему сын. «Не спугнуть бы», – подумал он и продолжил:

– Арик, слушай сюда. Когда я был на десять лет старше тебя, я познакомился с твоей мамой. Она была первой женщиной в моей жизни. И что я потерял? У меня хорошая семья, у меня прекрасные, хоть и глупые, дети. Я – состоявшийся мужчина с профессией за плечами. Скажи, у тебя есть профессия?

– Пока нет. Ты же знаешь, что я учусь в кулинарном техникуме, чтобы продолжить семейный бизнес, который ты когда-нибудь откроешь.

 – А, может, сынок, у тебя есть деньги?

– Нет, папа, денег у меня пока тоже нет.

– А скажи мне, мой мальчик, что такого у тебя есть, что ты можешь вот так запросто прыгнуть в постель к проститутке?

Арик покраснел и посмотрел на причинное место.

– Это не в счёт. Это начинает функционировать, когда у тебя есть профессия, деньги и когда ты состоялся, как личность. Скажи-но мне, майн кинд, ты состоялся, как личность?

Арик задумался.

– Папа, а если у меня будут деньги и профессия, но я не состоюсь , как личность, у меня что, так никогда этого и не будет?

 – Почему не будет? Будет, наверное, но чтобы «это» было качественным, мой мальчик, нужны все три составляющие. Поверь своему папе. Когда тебе будет, что предложить женщине, ты почувствуешь такую уверенность в себе, что твой страх перед неизвестным канет в нашу речку Течу.

– Хорошо, не унимался Арик, – а если я состоюсь, как личность, но у меня не будет денег, что тогда?

– Я тебя прошу, пан Арье! Поверь своему папе: если ты состоишься, как личность, у тебя обязательно будут деньги. Нужно только немного потерпеть. К «этому», как мне кажется, мужчина должен быть готов. Он должен созреть.

– Папа, но все парни, кого я знаю, делают «это». А они не имеют ничего из того, что ты перечислил.

Пришла очередь задуматься Яше. Он думал минуты три, потом произнёс:

– Что вы сейчас изучаете в техникуме, сынок?

– Мы сейчас учимся делать бисквит.

– Прекрасно! А что нужно для того, чтобы сделать бисквит, Арик?

– Яйца, сахар и мука.

– Всё правильно. А ну, мой мальчик, убери один компонент из этих трёх. Как думаешь, бисквит получится?

– Нет.

– Почему?

– Если убрать яйца, останется мука с сахаром.

– Верно, сказал Яша сыну. – Уберёшь муку – получишь сладкий омлет. А это та ещё гадость. Выбрось из рецепта сахар, будет вообще чёрте что.

– Папа, но если оставить яйца и муку, то ещё не всё потеряно: может выйти домашняя лапша.

– Абсолютно верно! Вот она у тебя сегодня и получилась. Домашняя лапша. Ты всё понял?

– Понял папа.

– Что ты понял, сынок?

– Надо ждать…

– Недолго, майнэ кинд. Сначала стань мужчиной, а потом становись мужчиной. Ясно?

Арик посмотрел на отца, потом встал и крепко-крепко его обнял. Яша тоже обнял сына. Так они и стояли, пока не пришла домой Сара.

Шли годы. Время пролетело незаметно, и Арик стал настоящим мужчиной в первом смысле слова: у него были деньги, профессия, его любили посетители и весь городок знал, что лучше администратора, чем пан Арье в городе не было. То есть, как личность он тоже состоялся. Но личного счастья у него по-прежнему не было.

 

Однажды, зайдя в парикмахерскую, куда он ходил с самого детства, Арик увидел новое лицо: молоденькую парикмахершу, которая после окончания ПТУ приехала из района проходить практику. Перед ней стояло пустое кресло, но в него никто не хотел садиться. Ничего удивительного: люди не любят экспериментировать со своей внешностью, какой бы страшненькой она не была. Как назло, у Арика совершенно не было времени, и, подумав несколько секунд, он сел в кресло к девушке. И тут Арик увидел, как радостная улыбка скользнула по симпатичному личику этой девчонки. Она быстро-быстро, чтобы клиент не сбежал, набросила на его плечи покрывало и так сильно затянула завязки, что Арику стало трудно дышать.

– Что будем делать? – спросила девушка и опять улыбнулась.

– М-м-м – промычал Арик.

 – Вам стрижку? – спросила она.

– Угу, – выдавил из себя Арик.

Девушка взяла в руки машинку и расчёску… Через полчаса на голове Арика не осталось ни одного волоска…

Через месяц после той стрижки, когда волосы немного отрасли, Арик опять пришёл в парикмахерскую. Он так и не мог забыть слёз той девочки, когда она увидела, во что превратилась рыжая голова симпатичного парня.

– Простите меня, – сказала девушка и зарыдала на всю парикмахерскую.

Мало того, Арик начал уже синеть от туго затянутых завязок покрывала: оказалось, что сделать бантик у девушки не получилось, и завязки завязались мёртвой петлёй на шее у посетителя. Завязки пришлось разрезать, но сделала это заведующая парикмахерской, сто раз извинившаяся перед Ариком за неудачную стрижку.

 

Через месяц, когда Арик пришёл в ту же парикмахерскую, Милочка, так звали девушку, по-прежнему сидела и ждала клиентов, в то время, как у двух других парикмахерш люди сидели в очередях. Арик посмотрел на девушку и, подойдя к ней, молча сел в кресло…

 

 

 

 

Глава 5.

 Пани Доротея Львовна Коган

 

 

 

 

 

 

Итак, пока был жив Яша Ленивкер, кабачок процветал. И ничего, что в небольшом зале стояло тринадцать столиков, ничего, что меню сводилось к пяти блюдам, которые менялись раз в три месяца, ничего, что посуда была не слишком чистая, как казалось Яше, в это заведение частного общепита трудно было попасть. То есть, чтобы попасть и взять пару мест, нужно было зайти заранее или позвонить по телефону. Всё дело, как вы уже поняли, было в кухне, которую предлагал «Кабачок 13 цорес». Она была восхитительна в прямом смысле слова! Каждое блюдо содержало такой изюм, что становилось сладким, даже, если оно было солёным. Но все секреты приготовления этой пищи знал только Яша Ленивкер. Откуда он их брал, не знал никто.

«У Яши настоящий дар!» – говорили про него в городе.

«Скажите, вы что хотите: хорошо погулять или вкусно покушать? Если погулять – идите на улицу. Если покушать – только к Яше!»

«Шоб мы так жили, как нам было вкусно!»

«Ой, вы сегодня не были у Яши? У него новый завоз!» – это означало, что Яша поменял репертуар. Ни у кого не поворачивался язык назвать простым словом «меню» то, что вытворял Ленивкер. Еда была настолько проста, что многие не понимали: как у него это получается: «латкес», картофельные блины, можно было съесть и две, и три порции! Я уже молчу за «гефилте фиш». И когда к Яше кто-нибудь подходил, чтобы взять рецепт, Яша говорил: «Зачем вам возиться? Вы что, готовы потратить шесть часов своего драгоценного времени и засрать всю кухню ради семи кусочков фаршированной рИбы? Вы – сумасшедший? Придите сюда и вы убьёте сразу двух зайцев: спасёте и кишечник, и кухню!»

А дальше тут же следовали рифмы:

«Боже, что это за глыба?

Фаршированная рИба!»

 

Нет, рецепты Яков Самуилович никогда не записывал. Что значит «почему»? Потому что он боялся конкуренции. Это же было частное заведение и вокруг него, как шакалы, мало того, что бродили всякого рода «хомячки», так ещё и охотились кулинарные шпионы, желающие украсть рецепты гениального повара. Работников «Кабачка» не раз пытались подкупить и иногда небезуспешно. Но те рецепты, которые продавались конкурентам, не давали такого чудесного эффекта, какой был у еды, приготовленной самим Яковом Самуиловичем: он добавлял в каждое блюдо что-то такое, что делало его вкус божественным.

Конкуренты даже однажды пытались подкупить Сарочку, но она была порядочной женой хозяина заведения: своих не сдавала. К тому же, Сара Абрамовна вообще ничего не знала о приготовлении пищи. А может, вы хотели услышать, что Сара любила своего мужа и поэтому не сдавала его? Сара никогда не задавала себе этот вопрос. Она просто была его женой и матерью его детей. Этого женщине было достаточно.

 

Итак, попасть в «Кабачок 13 цорес» можно было только по предварительной записи. Сначала Яков Самуилович пытался посадить на телефон свою жену, Сару Абрамовну, чтобы она отвечала на звонки и регистрировала столики. Но Сара Ленивкер воспротивилась такому решению мужа и напрочь отказалась выполнять «чёрную» работу, посчитав её не соответствующей своему социальному статусу. И совсем неважно, что все члены семьи, они же работники кафе, говорили ей, будто сидеть на телефоне – это означало быть выше администратора и даже выше самого шефа, Сара не соглашалась.

– Яша, вэйз мир! Мне надо было прожить с тобой целую жизнь, чтобы понять, что ты по своей сути рабовладелец? – возмущалась Сара Абрамовна.

– Сарочка, где ты тут видишь рабов? – задавал Яша вполне законный вопрос.

– Ты заставляешь меня делать самую чёрную работу! – парировала Сара, пытаясь выдавить из глаз хотя бы одну слезинку.

– Сарочка, разве сидеть на телефоне – это совсем чёрная работа? Скажи мне, золотце, где ты видела рабов, сидящих на телефоне? Какие фильмы ты смотришь? Ответь!

 

Сара Абрамовна сердцем чуяла подвох и ни в какую не соглашалась быть ни администратором, ни кем бы то ни было. И поскольку все были очень заняты, на телефон села старая и глухая Доротея Львовна Коган – тётя Якова по отцовской линии, которая работала посудомойкой и которую все за глаза называли просто Дорой. И поскольку Дора была глуховатой, она часто вообще не слышала, когда её звали.

 

Но надо отдать должное Доротее Львовне, или просто Доре: при плохой глухоте у неё было хорошее зрение: она видела малейшую грязь на посуде, особенно на бокалах. Тогда она брала в руки полотенце, плевала на бокал и оттирала его до самого блеска. Сколько Яша не ругался, сколько не уговаривал Дору не плевать хотя бы во внутрь бокала, Дора продолжала плевать и в стакан, и на Якова Самуиловича.

 

Рисуйте картину, дорогие читатели: в подсобке звенит телефон, пани Коган звонка, конечно же, не слышит, что вполне естественно. Зато звонок этот слышат все остальные. Нужно сказать, что телефонный звонок был таким громким и долгим, что отвлекал от работы всех занятых людей заведения. Первой не выдерживала тётя Фира, работающая бухгалтером и восседающая со счётами и бумагами в подсобке, почти что рядом с телефонным аппаратом. Она шла на кухню и говорила повару Бене:

– Беня, скажи-но Доре, чтобы она взяла трубку!

Беня орал Шмулику, своему брату близнецу, который в это время готовил какую-нибудь подливу по рецепту Якова:

 – Шмулик! Скажи Доре, чтобы взяла трубку!

Но подлива – дело серьёзное: её нужно стоять и мешать, стоять и мешать. Нет, это не опечатка: таки нужно всё время стоять и всё время мешать. Поэтому, не выпуская из рук венчика, Шмулик кричал Доре:

– Пани Доротея Львовна! Или вы где? Идите уже и возьмите трубку! Это теперь ваши прямые обязанности!

Но пани Коган, как я уже писала, была беспросветно глуха. К тому же, когда она мыла посуду, шум льющейся воды вообще заглушал все внешние звуки, пытающиеся прорваться в уши бедной Доротеи Львовны. Телефон продолжал разрываться, и всё раскручивалось в обратном порядке:

–  Пан Беня, скажи-но тёте Фире, что пани Коган не слышит, что звонит телефон! – кричал Шмулик, не отрываясь от подливы.

– Тётя Фира, пан Шмулик сказал, что пани Дора не слышит, что звонит телефон! – кричал Беня.

 

Тётя Фира – очень занятой человек, но об этом я тоже расскажу позже: на ней вся бухгалтерия. Поэтому она, не отрываясь от накладных, кричит Бене обратно:

– Беня, попробуй ещё раз сказать Доре, что звонит телефон!..

Так продолжалось бы до бесконечности, но Яша Ленивкер не выдерживал этот гвалт и бежал сам брать трубку. Уже потом, вечером, он выговаривал жене свои претензии.

–  Сарочка, ты же понимаешь, что телефонные звонки и крик этих двух шлемазлов отрывают клиентов от трапезы! Тебе что, трудно немного посидеть у телефона?

–  Пан Яша, ты таки хочешь сделать из меня вахтёра! Не выйдет!

Одним словом, в отношении работы телефонистки Сара была непреклонна.

Если, всё же, Доротея Львовна добиралась до телефона, то этот разговор слышала вся улица, ибо глухие люди всегда громко говорят:

–  Алё, а це кто? Кто это? Это кто, я вас спрашиваю? Шо вы молчите в трубку, халамидники? Если уже позвонили, так говорите шо-нибудь!

После чего Дора вешала трубку и кричала на всё кафе:

– Яша, эти черти опять балуются: звонят и молчат, сволочи, кольки им в боки!

Когда Яша оставил этот свет и ушёл в мир иной, больше всех по нему страдала Дора. Она очень плакала и на похоронах, и после похорон, и через год после его смерти покинула этот мир.

 

О нет, не думайте, что произошло самое страшное: Доротея Львовна Коган покинула маленький мир этого кабачка! Пани Дора, слава Богу, жива и здорова, и живёт в самой Америке: туда её забрал сын, Давидик, который уехал чтобы хорошо устроиться в жизни и приехал только через двадцать пять лет, чтобы забрать мать. Вы можете мне не поверить, но Давид на самом деле хорошо устроился: он открыл свой бизнес, набрал таких же бабок, как его мама и они благополучно чистили квартиры. Что вы такое придумали? Давидик всегда был порядочным мальчиком: он чистил квартиры самым натуральным образом. Клининговая компания Давида Когана «Cinderella» пользовалась огромным успехом, потому что наши Золушки даже в зрелом возрасте убирают куда лучше, чем американки. Но когда Давидик заявился в наш город, ему почему-то было неловко признаться, что он чистильщик, и на вопрос: «Додик, чем вы имеете заниматься в этой своей Америке?», отвечал с достоинством: «Я делаю этот мир чище!»

 

Дора уехала с сыном в Америку, там ей сделали операцию: вытащили из ушей огромные пробки. Доротея Львовна выучила несколько фраз и какое-то время работала у Додика на телефоне. Теперь она говорила всем звонившим: «Чего так орать в трубку? Говорите спокойно, мадам Коган всё запишет…»

Так бы серо грустно продолжалась телефонная жизнь пани Коган, но она вдруг запела. Ой, она стала такой звездой, чтоб я так жила! Что она пела? Вопрос не стоял за «что». Вопрос стоял за «как она пела». Оказывается, Дора была не такой уж старой, как думали все. Через полгода она пошла в какое-то еврейское сообщество, в котором, почему-то, организовался русский хор и встала в первый ряд с кокошником на голове. Это было очень смешно: почти все в этом хоре были старыми еврейками, и только руководитель хора был настоящим русским. Лет ему было около девяноста, но сдаваться старости он не хотел и не думал. Не спрашивайте меня, как он попал в Америку – понятия не имею. Русские народные песни хора стали изюминкой и, к тому же, вызывали ностальгические слёзы у всей старой, в прямом смысле слова, русскоговорящей Америки. Когда Дора прислала фотографию, все работники кафе замерли и долго не могла сказать ни слова: Доротею Львовну было не узнать! Это была женщина приятной наружности, но еврейство в ней выдавал выдающийся из-под кокошника нос, большой бюст, порочащий красный атласный сарафан, и тоненькие ножки, торчащие из-под этого сарафана.

И если у Доры всё сложилось очень даже хорошо, то «Кабачок» прямо таки осиротел: сначала вместо пани Доры пришла мыть посуду пани Мария, как величала её Сара Абрамовна. Беда была в том, что пани Мария была ещё больше «ленивкер», чем сама пани Ленивкер. Теперь в кафе раздавались крики другого рода:

– Шмулик, скажи пани Марии, что если через две минуты на стойке не будет чистой посуды, я подам клиенту антрекот «по-брюссельски» на её башке!

– Беня, а ты передай пани Марии, что если на кухне не будет стоять чистой кастрюли, то я сделаю жаркое в её сумке!

 

Пани Мария не задержалась надолго в заведении Яши Ленивкера, и её сменила Сонечка Зайгезунд, дочь давней подруги Сары Абрамовны.  Сонечка была большой чистюлей, но её болезненная страсть к чистоте тоже активно мешала работе заведения. Она всё время что-то мыла, а через десять минут напрочь забывала, что конкретно она мыла и начинала всё перемывать заново. Остановить Сонечку было практически невозможно. Про неё говорили, что она моет даже во сне. Но вся беда в том, что это была чистая правда: с самого детства Сонечка страдала лунатизмом и оправдывала своё имя целиком и полностью! И если другие страдающие этой болезнью люди просто ходили себе по квартире, иногда выходя через балкон, то у Сонечки Зайгезунд был свой собственный маршрут: ночью, поднявшись с кровати, она ходила только по нему, как на автомате. Швабра ждала её в углу комнаты и Сонечка, взяв швабру в руки, шла на кухню. Не включая свет, она где-то полчаса елозила сухой шваброй по полу, после чего ставила швабру на место и ложилась спать. Утром, она, конечно, ничего не помнила, зато днём частенько засыпала на работе. Кстати, и на работе у неё сложился свой маршрут, который не устраивал ни хозяина заведения, ни его посетителей: Сонечка брала швабру и шла в зал, где стояли столики. Это приносило некоторые неудобства, потому что приходилось поднимать ноги и хватать блюда, когда сонная Сонечка протирала стол тряпкой, несмотря на то, что за этим столом обедали люди. Но, как ни странно, посетители любили девушку за её добрый нрав: она всегда улыбалась. Сонечка проработала в кабачке недолго, и была уволена Ариком, после того, как эта «спящая красавица» надела тарелку с борщом на голову одного почтенного, случайно заехавшего в городок иностранца. Он, в отличие от постоянных посетителей кабачка, не захотел встать и отодвинуть стул, чтобы Сонечка Зайгезунд протёрла под столом пол.

 

Потом была ещё парочка посудомоек, но и они были уволены Ариком, которому никто не мог заменить Доротею Львовну.

Лет через десять после тех событий в кафе появилась первая посудомоечная машина: огромный агрегат, который все работники кабачка не сговариваясь стали называть «пани Дорой».

 

                   Глава 6.

 

            Шмулик и Беня

 

 

 

 

 

 

 

Теперь, мои хорошие, я хочу поговорить с вами за двух халамидников, как называла их достопочтенная Сара Абрамовна Ленивкер: Шмулика и Беню.

Что такое халамидники? Как бы вам это объяснить, чтобы вы поняли… Это почти босяки: неудачники, даже не имеющие определённого места жительства. Не знаю, почему Сарочка называла эту парочку так, но каждый из них имел определённое место жительство, а с некоторых пор и приличную работу в кафе у их дяди Яши Ленивкера. И если бы Яша не подобрал их по большой просьбе своей старшей сестры Рохл, в девичестве Ленивкер,  Шмулик и Беня определённо стали бы биндюжниками, как это было модно в девяностые годы. А поскольку они были известными шутниками, их бы уже давно не было в живых. Таких шутников серьёзные люди в те непонятные времена отстреливали на раз-два.

 

Шмулик и Беня были близнецами. Они были абсолютно разными близнецами, как будто их вынашивали две разные матери от двух разных отцов. Шмулик имел шикарную чёрную шевелюру, и эта шевелюра никогда не помещалась под поварским колпаком. Колпак постоянно слетал с головы из-за количества этих волос и Шмулик иногда втихаря вылавливал из супа чёрный, кучерявый волос. Беня же был рыжим, как его мама и дядя: такими были все Ленивкеры в нескольких поколениях. Шмулик был высок и статен, и если бы не его страсть к алкоголю, он бы сошёл за красавца, но любовь к зелёному змею уже начала сказываться на его внешности: глаза стали водянистыми, а походка – неуверенной, какая бывает обычно у людей пьющих.

Эта страсть к спиртному проявилась у Шмулика ещё в подростковом возрасте, когда мальчики украли у матери бутылку водки и в подвале распили её на двоих. Шмулику очень понравилось состояние «полёта», а вот Бенин молодой организм водку не принял: его всю ночь рвало, и Рохл до утра сидела с тазиком возле кровати сына, посылая проклятья тому, кто по её мнению был виноват в случившемся. А кто у жены всегда виноват в плохом? Бесспорно её муж. Тем более, бывший муж. Немного не так: если у детей что-то получалось хорошо, Рохл утверждала, что это работают её гены, дай Бог здоровья всему её роду во всех поколениях. Если получалось что-то плохое, она говорила, что это гены её бывшего мужа, будь прокляты и он и его паршивая семейка… Всё дело было в том, что через десять лет после рождения близнецов, Хаим Карцер оставил Рохл с двумя детьми и перебрался жить к соседке, Маринке, будь неладен тот день когда он с ней связался. Да, характер у Рохл был тот ещё, прямо скажем, не ангельский, но чтобы так подло – этого не ожидал никто. Так вот этот Хаим, будь он не ладен, мог выпить целое ведро, и ничего ему не было, разве что что-то булькало у него в голове, когда он говорил.

Когда случилось это страшное событие, Яша пришёл постоять за честь сестры. Родителей у них уже не было и спокойный, рассудительный и мудрый Яша Ленивкер был тылом не только для Сарочки , Леи и Арика, но и для этих двух маленьких засранцев, как их называла Рохл. Я вам так скажу: за всю свою жизнь Яша не обидел даже мухи, но его желание набить морду Хаиму возобладало над здравым смыслом и прирождённой интеллигентностью.

 

Яша вышел от сестры и подошёл к квартире, где теперь уже жил Хаим. Хаим открыл дверь и молча впустил Леникера. Они также молча прошли на кухню и Хаим, вытащив бутылку вина и две бутылки пива, поставил на стол два гранённых стакана. Яша с ужасом посмотрел на спиртное и подумал, что вот и наступил последний день в его такой недолгой жизни.

 

Мужчины долго сидели за столом и Яша напился в зюзю. Почти ползком Яша дополз до двери сестры и постучал: дотянуться до звонка он уже не мог. Дверь распахнулась и Яша рухнул на руки Рохл.

– Яша, скотина, скажи-но мне, ты зачем напился? И что тебе сказала эта подлюка, будь он неладен? – запричитала Рохл.

– Рохл, милая, – отвечал Яша, когда сестра сунула его голову под кран. – Ты сейчас про кого? Про него или про неё?

– Придурок ты, Яша! Про него, конечно! Мне на неё,.. – дальше последовала непереводимая, яркая и образная игра слов. Из этой бурной речи Яша понял, что его сестре не начхать на случившееся и что в сердце его бедной Рохл надолго поселились боль и тоска.

– Рохл, я сейчас пойду и доделаю то, что не доделал! – вскрикнул Яша и бросился на лестничную клетку на подгибающихся ногах, которые отказывались держать пьяное тело. Кое-как подойдя к двери, Яша стал барабанить кулаком в дверь и орать:

– Хаим! Хаим, скотина, выходи на поговорить! Я пришёл сказать тебе, что ты подлец!

Потом он повернул голову в сторону высунувшейся из квартиры сестры и спросил шёпотом:

– Рохл, я всё правильно говорю?

– Правильно, но очень мягко. Пожёстче, Яшенька. Пусть знает, что за меня есть кому постоять!

В этот момент дверь открылась, и на лестничную клетку вышел Хаим. До этого момента Яша был настроен решительно, но когда он опять увидел здоровенного Хаима в спортивных штанах и в майке, его уверенность в своих ресурсах куда-то испарилась.

– Чего тебе, Яшка? – спросил Хаим.

– Не поверишь, но я пришёл сказать тебе, что ты…

Яша оглянулся на Рохл. Рохл прошипела:

– Скотина и сволочь, Яша.

Яша недоумённо посмотрел на сестру и перевёл взгляд на Хаима.

– Что я скотина и сволочь… И если ты, Хаим, не вернёшься к моей сестре…

Яша опять посмотрел на Рохл.

Рохл прошептала:

– Не будет тебя счастья в личной жизни! У тебя отсохнут ноги и член, и медведь поцелует тебя в сраку!

Яша повернулся к Хаиму и, увидев нездоровый блеск в глазах у этого мужика, промямлил:

– Не будет мне, Хаим, счастья в личной жизни! И медведь поцелует меня в сраку… Рохл, можно я за член говорить не буду?

– А я тут причём? – спросил Хаим Яшу.

– Да ни причём, Хаим. Но я не хочу, чтобы медведь меня туда целовал. Я боюсь медведей…

Хаим громко заржал.

 

Рохл выскочила на лестничную клетку и заорала на весь подъезд:

– Не смей обижать моего брата, паскудник!

И, быстро подбежав к скульптуре «Хаим и Яков», она размахнулась, давно мечтая съездить по физиономии этого жлоба, своего бывшего мужа. Но Хаим успел увернуться, и удар пришёлся как раз таки в Яшину челюсть. Хаим тоже размахнулся, но и его удар достиг челюсти Якова. Так они стояли и били по щекам бедного Яшу, который не мог себя защитить в силу двух обстоятельств: во-первых, он знал какая заноза его сестра, а во-вторых, он понимал, что этим двоим обоим не очень хорошо на душе, и что именно так они выплёскивают свою злобу друг на друга. Через какое-то время Хаим посмотрел на Рохл, Рохл посмотрела на Хаима, и они, вцепившись друг в друга, побежали в квартиру Рохл, надёжно захлопнув за собой дверь.

Яша лежал на лестничной площадке и думал о превратностях судьбы.

После этого Хаим уходил к Маринке ещё три раза, а потом переселился навсегда. Рохл говорила, что он всегда любил выпить, но в молодости совсем не пьянел. А к пятидесяти годам он стал сдавать и потихоньку превращался в запойного алкоголика.

 

Шмулик, видимо, взял гены своего отца и когда ему очень хотелось выпить, он пробирался в Яшину кладовку со спиртным, доставал из своего тайника ключик и, открывая тихонечко дверь, таскал оттуда бутылки. Сколько Яша не ругал своего племянника, сколько не выгонял, ничего у него не получалось: приходила Рохл, падала Яше в ноги, целовала руки, и Яша всегда уступал: у него было доброе сердце. К тому же Яша знал, что выгони он парня, и тот пропадёт в водовороте жизни, канет в реку, и его унесёт шторм в открытое море судьбы…

 

Беня был другим: после того случая с украденной бутылкой он не пил совсем, но тоже пошёл в своего отца: Беня любил женщин. Ему было абсолютно всё равно: старая была «тёлка», как он их называл, или молодая, красивая или некрасивая, высокая или низкая. Беня любил их всех. И что тут такого? – спросите вы меня. Ничего – отвечу я вам, кроме того, что Беня был женатым человеком. Его жена, Софочка, поначалу ужасно страдала из-за постоянных отлучек мужа «по заданию Яши Ленивкера». Бенчик врал Софочке, что Яша отправлял его в этническую экспедицию на крайний север, где обнаружились племена еврейской цивилизации. Он убеждал Софочку, что на горе Арарат найдены останки Ноева ковчега с выжившей мумией, которая к тому же была обрезанной по всем законам иудаизма, и что мумия рассказывает всем о кулинарных аспектах далёкого прошлого. Он говорил Софочке, что у Яши в подвале стоит машина времени и что Яша тайно отправляет его в 1905 год к повару самодержца, который случайно оказался евреем… И что вы думаете: Софочка ему безоговорочно верила! Нет, Софочка не была совсем дурой, хоть и не была семи пядей во лбу, но Софочке очень не хотелось потерять статус замужней дамы. Она смирилась со своей судьбой и была благодарна этой судьбе за то, что Беня после всех командировок с того и этого света всегда возвращался домой.

Женился этот «а-поц-а-будёновец» в восемнадцать лет «по залёту». Софочка родила Бене в общей сложности троих детей, причём дети шли косяком: один за другим. Рохл, глядя на невестку с укоризной, говорила Саре:

– Сара, такое чувство, что Бенчик всё время чего-то ищет. Или мне кажется, или он таки делает кастинг.

– Твой Беня, дорогая Рохл, просто подлец. Вчера я таки видела, как он возвращался от этой стервы, Таньки.

– От какой такой Таньки? Ты что там свечку держала?

– От Таньки «купи-продай». Мне Маня сказала. Она его видела.

– Ну да, он был у Таньки, – пыталась оправдать сына Рохл. – Он куртку покупал.

– Но Маня сказала, что у Таньки завоза не было и что товар прибудет только на следующей неделе.

– Он из старой коллекции покупал, со скидкой!

– Но Маня сказала, что вся старая коллекция распродана.

– Так, бекицер, Сара. Ты мне хочешь сказать за Беню, что он бабник? Я и без тебя это знаю. В папашу, будь неладен тот день, когда я его увидела впервые…

И видя, как расстроилась Рохл, Сара отступала:

– Пани Рохл, я вам так скажу: он всё-таки выходил от Таньки. Ну, кто сказал, что он там должен сидеть безвылазно? Слава Богу, что он вышел и пошёл домой…

И когда Яша открыл кафе, он взял своих племянников Шмулика и Беню в помощники: они готовили то, что им диктовал Яша, при этом умудрялись получать двойную зарплату: у брата и у конкурентов, продавая им за приличные деньги рецепты, продиктованные Яшей Ленивкером.

 

 

 

 

Глава 7.

 

Тётя Фира

 

 

 

 

 

 

Итак, дорогие, пришло время поговорить за тётю Фиру.

Тётя Фира была родной сестрой Сары Абрамовны Ленивкер. Тогда вы спросите: почему её называли тётей, а её все так называли? Потому что она была аж на пятнадцать лет старше Сарочки и всегда выглядела, как тётя. И пускай  тётя Фира прилично зарабатывала, в её гардеробе было только две тёмно-синие юбки, две белоснежные блузки и два свитера на зимний период, что делало её даже не тётей – бабушкой. Причёска тоже оставляла желать лучшего: собранный пучок седых кучерявых волос на голове отдалённо напоминал бабетту, хотя бабеттой на самом деле не являлся: непослушные волосы выбивались из этой самой бабетты и торчали в разные стороны.

 

Можно сказать, что тётя Фира тоже была одним из тринадцати несчастий «Кабачка» в силу своего характера. А дело в том, что тётя Фира всю свою жизнь влипала в ситуации, из которых не знала, порой, как выбраться.

 

Первый раз тётя Фира испытала на себе, что такое цорес, когда только родилась. Шея девочки была два раза обвита пуповиной, причём сама пуповина была крепко зажата в левой руке новорожденной. Когда врач попытался разжать кулачок девочки, чтобы забрать у неё то, что ей уже не принадлежало, Фира отдала пуповину, но мёртвой хваткой этой же левой ручкой вцепилась в халат врача.

Акушерка, которая принимала роды, взяла девочку на руки, чтобы обмыть её в тазике с тёплой водой, но безымянная тогда Фирочка как-то вся странно изогнулась, и чуть было не упала. И тут произошло ещё одно странное обстоятельство: девочка зацепилась этой же рукой за стетоскоп, болтающийся на шее врача и повисла на нём.

 

Врач, Шлёма Моисеевич Бляхер, был не робкого десятка и многое повидал на своём гинекологическо-акушерсвом пути, но такое чудо он таки видел впервые: рука новорожденной девочки жила абсолютно своей жизнью. Это был феномен, о котором Шлёма Моисеевич до сих пор не слышал. Он предположил, что у девочки какое-то неврологическое отклонение и поставил ей пять баллов по шкале Апгар. Чтоб вы знали: всех новорожденных оценивают по этой шкале сразу же после их рождения, и поставленные Фирочке пять баллов из десяти означали, что ребёнка ждёт непростое, возможно даже суровое будущее. Через пару минут этот показатель вырос до семи, и тогда Шлёма Моисеевич сказал, что прогноз, скорее всего, будет благоприятным.

Бляхер был опытным врачом, и он не ошибся: Фирочка росла почти нормальной девочкой, если бы не её левая рука, которая так и продолжала жить отдельной от тела жизнью: она хваталась за всё, до чего дотрагивалась. И если дома это как-то удавалось скрывать, то в общественных местах маме приходилось привязывать ручку к тельцу ребёнка бинтами. Такое решение было принято, когда мама с годовалой Фирочкой впервые пошла в лавку за продуктами. Фирочка с невинным видом стянула с прилавка сдачу в один бумажный рубль, отданную продавщицей впереди стоящей перед Фирочкиной мамой женщине. Причём все видели, как продавец положила этот бумажный, старый рубль на тарелку. Женщина, ожидающая свою сдачу, равно как и мама Фирочки, державшая её на руках, не заметили ровным счётом ничего. Покупательница устроила скандал, и продавщица вынуждена была отдать ей свой собственный рубль, в то время, как Фирочка преспокойно себе ехала в коляске домой. Дома мама заметила, что у ребёнка в ручке что-то зажато и, когда кулачок раскрылся, а он через какое-то время раскрывался самопроизвольно, Фирочкина мама увидела злополучный рубль.

Перед родителями сразу же встал вопрос, что делать с этим рублём, поскольку они, всё же, были порядочными людьми. Мама хотела бежать и отнести его обратно, на что папа возразил, приведя очень серьёзные аргументы:

–  Раечка, ты понимаешь, что никто тебе не поверит, что годовалый ребёнок может украсть рубль. В лучшем случае они подумают, что этот рубль украла ты.

–  А в худшем? – с тревогой спросила Рая мужа.

–  А в худшем… Как бы тебе объяснить… Ты помнишь, у нас был сосед, Борух?

–  При чём здесь Борух, Абраша? – спрашивала Рая.

– У Боруха была собака. Не помню, как её звали.

–  И что?

–  Так вот этот Борух натаскивал собаку воровать у соседей бельё.

–  И что?

–  Он научил её прыгать, и она таки воровала.

–  И что?

–  Прекрати чтокать, Рая. Они подумают, что мы натаскиваем нашу Фирочку воровать чужие деньги.

– Ты с ума сошёл? Где бельё, а где деньги? И кто поверит, что годовалый ребёнок может воровать?

– Тогда вернёмся к первому варианту? Они подумают, что деньги взяла ты.

– Абраша, шлемазл, включи голову, прошу тебя! Почему тогда я их вернула, если только что украла?

– Потому что тебе стало стыдно, майнэ либэ.

– А если я пойду и подброшу этот рубль незаметно? – не унималась честная Рая.

– Раечка, Ты конечно можешь его подбросить незаметно, но ты же знаешь эту продавщицу  Дуську: отдав свой собственный рубль она перевернула всё вверх дном, пытаясь найти его.

– Абраша, так что ты предлагаешь?

– Я предлагаю забыть. Окончательно и бесповоротно.

– Но это нечестно, Абраша! Я больше не смогу ходить в эту лавку.

– Что тебе мешает ходить в другую?

– Но если я пойду в другую, Дуська заподозрит, что рубль таки украла я…

– Тогда продолжай ходить в эту, как ни в чём не бывало.

Подумав, Рая согласилась с аргументами мужа и они стали богаче на целый рубль.

Но с тех пор Рая стала тщательно следить за ребёнком, чтобы, не дай Бог, рука не выкинула ещё какой-нибудь фортель. А так-то Фирочка росла очень хорошей девочкой: доброй и отзывчивой. И если она притаскивала в дом что-нибудь эдакое, свежеворованное, это тут же пополняло коллекцию проделок Фирочкиной руки, которую Абрам тщательно прятал на антресолях.

 

Родители долго скрывали Фирочкин недостаток, но шило в мешке не утаишь. Всё стало ясно для окружающих, когда Фирочка пошла в школу. Все десять лет учёбы Фира сидела за партой одна, потому что однажды, когда девочка была в первом  классе, её левая рука рефлекторно зацепилась за причинное место соседа по парте. Второй рукой девочка писала слово «МИР» в тетради. Мальчик сначала не понял, что происходит, но когда цепкая рука девочки сильно сжала писюн, мальчик заорал, как будто его режут. Молодая, незамужняя учительница, увидев эту картину, бросилась отрывать руку девочки не зная, что через пару минут судорога закончится и пальчики разожмутся сами. Оставив попытку навести порядок, учительница побежала за директором. Через минуту пальцы девочки самопроизвольно разжались и, освободив хозяйство орущего мальчишки, Фирочка, сказав пацану: «Заткнись, а то будет хуже», приступила к написанию нового слова «МАМА». Испуганный мальчик молниеносно замолчал, и когда учительница привела директора, все дети класса сидели и писали в своих тетрадях слово «РОДИНА». Директор укоризненно посмотрел на молодую и незамужнюю учительницу и, сказав: «Замуж вам нужно, Ирина Прокофьевна», вышел из класса.

 

С тех пор Фирочку побаивались все мальчики в классе, а девочки наоборот полюбили за её страсть к математике: Фирочка решала задачи и примеры лучше всех учеников класса и давала за деньги списывать детям домашние и контрольные работы.

После школы Фира поехала в район и поступила в училище на бухгалтера. Там у девушки случилась попытка немножко выйти замуж, но рука повторила свой подвиг, слава Богу, до свадьбы. Парня доставили в больницу, а Фирочка почти навсегда забыла о мужчинах. Через два года она написала какому-то профессору в Московскую клинику, он принял Фирочку, и сделал ей какую-то операцию, написал диссертацию по этому уникальному случаю, после чего девушка стала абсолютно нормальным человеком.

 

У Фиры была ещё одна попытка связать свою жизнь с мужчиной, но он оказался еврейским брачным аферистом и, забрав все Фирочкины сбережения, отбыл в неизвестном направлении.

«А ещё еврей!» – сокрушались родители девушки, видя, как страдает их старшая дочь.

Замуж Фира так и не вышла. И сколько раз её не сватали – любви не случилось, а без любви связывать себя узами брака она не хотела. Когда Сарочка, её сестра, вышла замуж за Ленивкера и родила детей, Фирочка, ставшая тётей, с радостью помогала их воспитывать. На себя она не обращала никакого внимания ни в плане внешности, ни в плане одежды, но бухгалтером была хорошим. Правда, с комплексом неполноценности у неё всё же была проблема: тётя Фира боялась проверок.

 

В молодости тётя Фира была свидетелем, как на завод, где она работала помощником главбуха, пришли двое из ОБХСС, и после тщательной проверки документов этого главбуха вывели в наручниках и посадили в машину с тёмными стёклами. Фиру по необходимости сделали главным бухгалтером, но  она ужасно терялась, когда на завод приходила какая-нибудь очередная финансовая проверка. Поэтому, когда завод перешёл в частные руки к одному бандиту, тётю Фиру попросили покинуть это тёплое место.

 

Сарочка попросила Яшу взять тётю Фиру бухгалтером в «Кабачок», поставив ему категоричное условие. Ой, вы что, не знаете, как жена умеет ставить мужу условия? Она сказала:

–  Яша, или ты берёшь Фиру в бухгалтерию, или ты берёшь Фиру в бухгалтерию.

У бедного Ленивкера не оставалось никакого выбора, и Фире была выделена подсобка, где она благополучно делала своё бухгалтерское дело. Но как только в кафе приходили проверяющие,  Фира Абрамовна становилась белой, как стена из кафеля в туалете «Кабачка», и, глядя на её перепуганный вид, бухгалтерию шмонали так, как нигде.

 

Кстати, эти службы давно поняли, что в кабачке, казалось бы, было всё по-честному, но каждый раз наведывались, чтобы получить свою мзду за испуганный вид бухгалтера тёти Фиры. Яша что только не делал, чтобы вернуть краски на лицо свояченицы, даже пробовал налить ей сто грамм коньяка. Но это он сделал зря: непьющая Фира так осмелела, что послала фининспекторов далеко и надолго. Причём никто из семьи даже не догадывался о том, что скромная и молчаливая тётя Фира имеет такой широкий кругозор и такой огромный словарный запас.

 

 

 

 

 

Глава 8.

Лея

 

 

 

 

 

 

 

«Ох, эта Лея, Лея…», – говорили соседи, когда речь заходила о маленькой Лее Ленивкер.

«Ой, я вас прошу! Ну что я могу вам сказать за Лею?» – говорили учителя родителям, Саре и Яше, когда Лея пошла в школу.

«Лея Ленивкер таки закончила восемь классов! Сейчас ей прямая дорога в университет! А потом, Сарочка, вы, наверное, отдадите её в акадЭмию?» – добродушно шутили соседи, когда Лея окончила на одни тройки восемь классов и все учителя вздохнули с облегчением.

Но вы, мои хорошие, ошибаетесь, если думаете, что Лея была плохим ребёнком. Она была лучшим ребёнком из всех, кого я знала. А уж я знала многих детей, вы таки мне поверьте.

 

У любой проблемы, как вы знаете, есть истоки. Проблема Леи Ленивкер заключалась в том, что у Сарочки была очень тяжёлая беременность: когда Сара забеременела Леей, у неё умерла мама. Сарочка очень трагично восприняла мамину смерть и всю беременность лежала, потому что когда она вставала, ребёнок из неё уходил. Яша нанял сиделку, поскольку они с Фирой должны были работать, и эта сиделка всю Сарочкину беременность таскала её на себе. Именно тогда Сара и располнела. И сколько она себя не уговаривала сесть на какую-то диету, у неё ничего не получалось.

 

Однажды ей принесли диету со странным названием «кремлёвская». Когда за ужином она сказала Яше, что садится на «кремлёвскую диету», Яша отложил в сторону газету, которую всегда читал за ужином, снял очки,  и сказал жене:

– Сарочка, золотце, зачем тебе это нужно, скажи на милость?

– Яша, я хочу быть такой же красивой, как пани Катарина! Она такая стройненькая, такая усипусечка...

– Сарочка, ты и так красивая, куда уже больше?

– Яша, ты не понимаешь. Имея такой большой вес, я не могу быть полностью счастливой!

Яша ещё раз внимательно посмотрел на жену и сказал:

– Пани Сара, не дурите себе голову. Я в своей жизни видел много счастливых людей, но голодных среди них не было.

 

Когда у Сары начались роды, выяснилось, что девочка лежит вверх тормашками: там, где у всех должна находиться голова, у ребёнка оказались ноги. И сколько акушерка не упрашивала Лею развернуться, ничего не получалось: пришлось делать кесарево сечение. Но, видимо, с этим сечением припозднились, и девочка родилась уже посиневшей. Пару минут она не могла плакать, после чего её успешно реанимировали и она еле слышно запищала, но что-то всё-таки произошло в её маленькой головке, покрытой рыжим пушком.

 

Лея заметно отставала в развитии и это «заметно» замечали все вокруг. Но она была таким красивым ребёнком, что когда Сара шла с ней за ручку в садик, прохожие оборачивались им в след и говорили: «Бог мой, разве бывают такие красивые дети?»

Густые, рыжие волосы Леи всегда были аккуратно заплетены в две толстые косички, карие глаза были прикрыты чёрными и густыми ресницами, что казалось странным: у рыжих и ресницы, и брови тоже всегда рыжие.

 

Маленькая Леечка до семи лет не выговаривала несколько букв, и поэтому в школу пошла на год позже, чем её ровесники. Учёба была для неё настоящим мучением: она совсем не умела читать и писала с такими ошибками, что учитель, порой, не мог разобрать ни почерка, ни смысла написанного.

«Птича залетела в зад к задовнику» - эта строчка из диктанта третьеклассницы Леи Ленивкер надолго стала притчей во языцех в школе, где училась Лея. А когда она писала сочинение в конце восьмого класса, ей поставили тройку практически ни за что. В сочинении на свободную тему «Как прекрасен мир» Лея написала: «Этат мир прикрасин, патамуша в нём есть я. А ищо папа, мама и Арик. А больша нам никто ни нужин».

 

За восемь лет Лея умудрилась не прочитать ни одной программной книжки. Да что там програмной: чтение Лее давалось труднее, чем письмо. Яша сначала пытался заставить её читать хотя бы сказки, но понял, что толку не будет, и отстал… С математикой у неё тоже было всё не так, как обычно бывает у еврейских детей, но деньги считать она, слава Богу, научилась, хотя деньги Лею не интересовали как факт.

 

Лишь однажды, когда её было лет десять, Лея попросила у мамы купить ей книжку.

Опешив, мама спросила:

– Лея, скажи-но мине, зачем тебе книжка, если ты плохо читаешь?

– Я хочу с ней так же, как папа, ходить какать…

 

Единственное, к чему Лея проявляла интерес, было домоводство, да и то только к той части, где надо было что-то готовить. У неё было какое-то чутьё на готовку, и если девочки делились на группы и готовили блины, то самые вкусные блины получались у той группы, где была Лея. Причём она всё делала молча: подсовывала девочкам продукты и специи, они смешивали, размешивали и добавляли в блюдо. На домоводстве Лея стала бесспорным молчаливым лидером. Почему молчаливым? Потому что родители всегда говорили ей: «Молчи, Лея!», оберегая её: вдруг девочка опять сморозит какую-нибудь глупость и все будут над ней смеяться?

 

Сарочке всегда было больно видеть, как на Лею смотрят взрослые. Нет, она не стеснялась дочери, ни в коем случае, она просто очень переживала: как будет жить эта девочка, когда их с Яшей не станет. Несмотря на недостаток ума, Лею любили все, кто её знал: она была чистым и очень добрым ребёнком.

 

Да, Лее Ленивкер нельзя было доверить какое-то важное дело, нельзя было послать в магазин за продуктами одну, нельзя было поговорить по душам, но зато у Леи было то, что редко бывает у людей нашей пятой графы: она умела проницательно слушать. Благодаря этому таланту у Леи даже водились подруги. Было такое чувство, что слушая их, эта девочка накапливает жизненный опыт и когда-нибудь он вырвется наружу.

Так думал Яша, замечая, что когда он готовит, именно Лея сидит рядом и смотрит на его руки. Однажды он дал дочери нож и попросил порезать огурец. Лея от радости искромсала огурец так, что на стол его уже никак нельзя было положить: он портил вид всего блюда.

 

Как-то Лея подошла к отцу, когда тот прорабатывал очередной рецепт, протянула папе яблоко и сказала:

– На, папоцка, поешь.

Яша взял яблоко, повертел в руках и откусил большой кусок.

Брови Леи поползли вверх, и она  попросила ещё раз:

– Папа, поешь, позалуста.

Яша, недолго думая, откусил ещё кусок, потом ещё и, наконец, показал дочери огрызок.

Из красивых глаз Леи брызнули слёзы. Девочка убежала, вернулась ещё с одним яблоком, сунула его папе и, плача сказала:

– Поешь, папоцка!

 

Яша взял дочь за руку и привёл к Саре, которая смотрела очередную серию «Кабачка 13 стульев».

– Сара, золотце, переведи, что хочет твоя дочь!

Сара оторвалась от экрана, посмотрела на плачущую Лею, потом подняла глаза на мужа:

– А что она сказала, Яша?

– Она сунула мне яблоко и сказала: «папа, поешь». Я съел яблоко, она начала рыдать и принесла второе.

– Яша, ты дЭбил. Твоя дочь попросила тебя порезать яблоко, а не сожрать его.

– Да? – только и смог сказать Яша, потом он обнял девочку, повёл на кухню, посадил за стол и порезал ей яблоко на дольки.

Арик, зная особенности сестры, с самого детства подшучивал над ней, за что получал от Яши подзатыльники. Но после одного случая перестал шутить: мальчишка понял, что шутки могут плохо заканчиваться. Вы хотите знать, как это было? Нате вам!

Однажды, когда Лее было семь лет, Арик сказал сестре, что детей находят в капусте. Эту хохму знали все, и, вроде бы, ничего смешного в ней не было. Но у Леи с юмором тоже было не всё в порядке, как вы понимаете:

– Правда, Алик? – спросила Лея брата. Он для неё долго был Аликом, потому что буква «р» появилась в разговоре у его сестры в пятом классе.

– Ну, да! – как-то неуверенно ответил Арик

– А как их там находят? – не унималась Лея.

Арик, который уже пожалел, что начал этот разговор, сказал:

– Мамы идут в огород, ворочают кочаны капусты и находят.

– А дети в лазных коцанах лезат? – спросила Лея.

– Иногда в одном, как Шмулик и Беня.

– И меня мама в коцане насла?

– Ну, да…

– А в каком оголоде?

– У тёти Баси, – Арик быстро перебрал в уме всех, у кого был огород и остановился на одной из маминых знакомых.

– А им не холодно? – чем дальше, тем больше Лее было интересно за капустных детей.

– Отстань, Лея. Мне идти надо, – отрезал Арик и ушёл, оставив сестру наедине со своими мыслями.

 

Уж не знаю, какая картинка сложилась в голове у бедной девочки, но когда на следующий день Яша приготовил тушённую капусту с мясом, Лея закатила такую истерику, что родителям пришлось вызвать скорую. Возможно, если бы капуста была без говядины, всё бы так и сошло «на нет», но вот эти кусочки мяса дополнили сложившуюся в Леиной голове картинку. Арик быстро понял, в чём дело и, тихонько выскочив из квартиры, убежал от греха подальше.

Когда приехал врач и выслушал девочку, он вызвал милицию. Милиционер, поговорив с ребёнком наедине, устроил допрос с пристрастиям её родителям:

– Я прошу показать кастрюлю, в которой вы тушили капусту.

Ничего не понимающий Яша принёс кастрюлю. Милиционер надел резиновые перчатки, взял вилку и стал осторожно переворачивать остатки капусты.

– Я имею просить прощения до вас, но что вы пытаетесь там найти? – спросил Яша.

– Капуста с мясом, товарищ Ленивкер?

– Да, конечно. Отборная молодая телятина.

– Где брали мясо?

– На рынке.

– Кто может подтвердить?

– Продавец Иван Будько, я всегда у него говядину беру. Второй ряд, с самого края.

– Он завтра будет стоять?

– Да, он каждый день стоит. Что, собственно происходит, разрешите узнать?

– К нам поступили сведения, что вы убили ребёнка и приготовили его вот в этой кастрюле, вместе с капустой…

– Что? – вскричали одновременно оба Ленивкера. Яша схватился за сердце. Сара схватилась за Яшу…

– Ваша дочь, Лея Ленивкер, только что дала показания, что вы убили ребёнка и приготовили его…

Сара стала хватать губами воздух…

Милиционер продолжил:

– Товарищ Ленивкер, собирайтесь. Вы проедете со мной в милицию. Капусту мы возьмём на экспертизу.

– Вещи брать? – спросил убитый Яша, надеясь, что экспертиза всё расскажет следователям. Яша был неглупым человеком и немного знал за погромы, которым когда-то давал толчок миф о том, что евреи употребляют кровь убитых младенцев. Сара молча стояла и смотрела на мужа, боясь что-либо сказать, чтобы не забрали и её тоже.

Непонятно, чем бы всё это закончилось, скорее всего, сделали бы экспертизу и всё бы уладилось. Но сколько бы это заняло времени и нервов! И когда Яшу выводили из квартиры, появился плачущий Арик. Он кинулся к милиционеру:

– Дяденька, отпустите папу, он не виноват. Это я!

– Что ты, пацан!

 Дальше было всё как в кино: Арик, размазывая слёзы, рассказал и про капусту, и про детей, и про Лею.

Милиционер снял с Яши наручники и сказал:

– А вам, товарищи Ленивкеры, нужно справку иметь, что у вас психиотрический ребёнок.

 

С тех пор никто и никогда в семье с Леей больше не шутил.

После восьмого класса Лея стала подрабатывать у отца: лепила пельмени. Когда Яша открыл «Кабачок», уже взрослая Лея пошла на повышение: стала официанткой. Нужно сказать, она оставалась такой же красавицей, и такой же доброй и посетители, видя её улыбку, таяли и повторяли заказ дважды, трижды, сколько было нужно, чтобы Лея запомнила его. Да, у Леи открылся талант: она не записывала заказы, а запоминала их до малейшей подробности. Сара удивлялась:

– Яша, как это может быть? Лея за всю жизнь не выучила ни одного стиха!

– Сарочка, это просто были не те стихи…

Родители, глядя на девушку, молились только о том, чтобы Бог ей, всё-таки, послал немножечко счастья…

 

 

 

       Продолжение, конечно же, следует. Там вообще-то 31 глава, в этой первой части. Потом во второй части ещё 27 глав и в третьей части 26 глав. Так что следите за новыми публикациями.

Итак, продолжение следует, но комментарии можно писать уже сейчас. Они-таки никуда не исчезнут, эти комментарии. Будут себе передвигаться вниз и будут доступны другим читателям. А пока пишите отзывы прямо здесь и следите внимательно за появлением продолжения, а для того, чтобы не пропустить, просто подпишитесь на сайт: https://kruginteresov.com/200515pdps350.html  , и Вы будете получать уведомления. И, кстати, не забудьте пригласить Ваших друзей, родственников и хороших знакомых тоже подписаться на этот сайт. Можете не сомневаться, они Вам скажут за это только спасибо.

 

С любовью

Ваша редакция

           Комментарии

Ваш комментарий появится здесь после модерации
Ваш электронный адрес не будет опубликован