Часть 23. Мои одноклассники

В предыдущих главах этих воспоминаний я уже писал о своих родителях и других родственниках, о друзьях моих родителей, об учителях в нашей школе №82, о друзьях детства, о доме, в котором я жил, но ещё очень мало о моих одноклассниках. В этой и последующих частях я постараюсь восполнить этот пробел. А начать хочу вовсе не со «знаменитых» и ярких личностей, а с самого тихого, скромного и даже затравленного мальчика.

​

Корпус Харьковского педагогического университета, в котором раньше была школа №82

Как раз недавно я вспоминал одного своего одноклассника, которого почему-то почти нет на наших школьных фотографиях, и о котором мало кто из моих соучеников помнит. Его звали Боря Пицерман, такой  нервный, вздрагивающий, втягивающий голову и закрывающий глаза мальчик, когда его собеседник доставал носовой платок из кармана... Видимо, досталось ему в детстве. Он как-то написал на обложке тетрадки свою фамилию, но неразборчиво, с исправлениями, у него получилось „Пищерман“. Мы, жестокие, потом его так дразнили. Боря учился с нами до 7-го класса, после этого он поступил в машиностроительный техникум и окончил его, но почему-то работал простым рабочим на каком-то заводе. К сожалению, я ничего не знаю о его дальнейшей судьбе.

В 5-7 классах с нами учился Толя Максимов. Небольшого росточка, тихий, плаксивый, даже какой-то запуганный мальчик. Недолгое время я сидел с ним за одной партой. А его отец был в своё время секретарём, кажется, именно нашего, Кагановичского райкома КП(б)У. В то время первым секретарём Харьковского обкома партии был некто Виктор Чураев, легендарная личность по части свирепости, жестокости и самодурства. По слухам, после одного партийного совещания, с разносами и  угрозами положить партбилет на стол и т.п., доведенный Чураевым до нервного срыва, отец Максимова пришёл домой и застрелился из именного пистолета. А о судьбе самого Толика мне ничего не известно. Окончив 7-й класс, он ушёл из нашей школы, и никто не знал, где он, что с ним, учится он или работает...

А, вот, у Юры Нисенгольца, который в 9 классе сменил свою «неблагозвучную» фамилию на Тюрин, совсем другая судьба.

​

Юрий Нисенгольц (Тюрин), снимок 1955 г.

Окончив 10-й класс, в основном, на «троечки», он даже учился некоторое время в каком-то институте, но... у него всегда была коммерческая „жилка“. Он стал заниматься так называемой „фотоволыной“, т.е. ездил по сёлам Харьковской областим и собирал заказы на фотоработы, делал увеличение со старых фотографий и „производил“ фотопортреты. Тогда такая „деятельность“ квалифицировалась как „частное предпринимательство“ и входила в противоречие с Уголовным кодексом. Юра где-то погорел и даже попал в тюрьму, отсидел. Говорили, года три. Потом вернулся в Харьков, опять занялся коммерцией и тёмными делишками, работал в какой-то мастерской „по быту“, жил на широкую ногу. «Умеет жить», как говорили раньше. Мы несколько раз встречались с ним в городе, он посмеивался над моей доцентской зарплатой, говорил, что он в день «имеет» больше. Он вообще любил надо мной подшучивать, ещё в школе. А я так никогда и не научился „делать деньги“, поэтому их у меня никогда и не было. Всё в соответствии с моим персональным гороскопом, ничего не поделаешь – так звёзды сошлись...

В 2004 году мы с женой были в Штатах, три дня гостили у наших старинных друзей Рабиновичей-Нисенгольц  в штате Массачусетс (кстати, Мила Нисенгольц - двоюродная сестра Юры Нисенгольца).

​

Мила Нисенгольц, США, современный снимок

Мила набирает какой-то номер и соединяет меня с... Сеней Вароном, с которым я не общался более 50 лет. После 7-го класса он ушёл из нашей школы и поступил в какой-то техникум, в Америке разбогател, был владельцем сети закусочных. Во время разговора со мной Сеня вдруг передаёт трубку... Валере Машкину. Ничего себе – мир тесен! Так вот, Валера сходу начинает обвинять меня в том, что я чуть ли ни погубил его жизнь. „В чём дело?“ - спрашиваю. Оказывается из-за меня он якобы  не получил золотую медаль (это Машкин-то, с четверками и тройками в аттестате), так как на выпускном экзамене он спросил меня как пишется слово „эшелон“ - через „е“ или „а“, а я якобы подсказал ему неправильно. Спрашиваю его: „Валера, что ж ты молчал почти полвека, никогда мне об этом не говорил? Ведь мы с тобой, между прочим, учились четыре года в одной группе в ХПИ, а когда были на практике в Жданове (Мариуполе), то наши кровати в общежитии стояли рядом?“ „Всё как-то к слову не приходилось“, - отвечает. Вот, и такой у меня был одноклассник. Он много болел потом и ушёл уже давно в мир иной...

Витя Бельский был самым начитанным в нашем классе, умным, очень добрым, отзывчивым. Таким и остался до конца дней своих. Я уже немного рассказывал о нем и о его увлеченности геологией с раннего детства (см. часть 14). Жизнь свела меня с ним только в самом конце 80-х, когда он после своих скитаний по геологическим партиям в Средней Азии, вернулся в Харьков и стал работать на родном геолого-географическом факультете Харьковского университета. Там я с ним на кафедре экологии и столкнулся случайно. Он  был  доцентом, кандидатом  геолого-минералогических наук. Виктор умер в 1995-м году, в электричке, по дороге домой в Высокий посёлок, где у отца его жены Людмилы был небольшой дом (своей квартиры он так и не заработал у советской власти). Он и в зрелые годы, как и в юности, был готовь снять с себя и отдать последнюю рубашку... Светлая память!

​

Виктор Бельский

После школы я почти ни с кем из наших одноклассников не виделся. Контактировал с Валерием Фруминым (их семья переехала из профессорской квартиры на Артёма 5 в наш подъезд на первый этаж), Вадиком Хельбиным (он часто бывал у нас  с Риммой – как один, так и со своими девушками, которых он приводил к нам на „смотрины“, засиживался с ними у нас до двух ночи,  да так ни на ком и не женился).

С Юрой Сухоцким виделись редко, он организовывал встречи одноклассников, был умелым организатором. Кончил он трагически: повесился, когда у него была депрессия, говорят, на „семейной почве“. Он был женат вторым браком, внешне всё выглядело пристойно...

​

Юрий Сухоцкий

Маленький чёрненький Сеня Гейер, мой сосед по дому №17 на ул.Гиршмана, учился в школе очень слабо. После 7-го класса он ушёл в техникум, там много играл в футбол. А потом внезапно прославился как блестящий тренер детских и юношеских команд по футболу. О нём писали в харьковских газетах и показывали по телевизору.

Женя Красуцкий, теннисист и пижон, „прославился“ ещё в школе кражей книг. Как оказалось, у них была целая банда: они знакомились с девушками, входили к ним в доверие, приходили к ним домой и воровали книги из семейных библиотек. А затем они продавали эти книги, а деньги тратили на этих же девочек. Эти кражи были поставлены на «промышленную основу», воровали, где и у кого только можно было. Женя и у меня выкрал или обманом забрал не один десяток хороших книг из моей библиотеки.

Олег Кастелли попал в нехорошую компанию, был замешан в убийстве, отсидел несколько лет, а после тюрьмы работал где-то на заводе. Я с ним после окончания школы виделся только один раз, в доме Сухоцкого, на встрече одноклассников, его привёл туда Валера Фрумин. Но Олег чувствовал себя среди нас, людей с высшим образованием, кандитатов-докторов, явно не в своей тарелке. Он быстро ушёл от нас и на следующие встречи уже не приходил...

Но так как мне хотелось немного подробней познакомить читателей со своими одноклассниками, я немного отошёл от хронологической последовательности в описании своих детских лет. Так что пора уже немного рассказать и об учебе в 7-м классе. Этот класс в то время, а речь идёт о 1951/1952 гг., считался выпускным в неполной средней (семилетней) школе. Наряду с дисциплинами, которые мы изучали в младших классах, у нас появились и новые предметы — геометрия,  физика,  химия,  Конституция  СССР  и  УССР, продолжилось изучение алгебры и зоологии, начатое в 6-м классе. В общем, можно сказать, что это был довольно серьёзный класс и учиться было нелегко. Русский язык и литературу у нас снова вела вернувшаяся из декретного отпуска Валентина Николаевна, украинский — Рахиль Павловна, а Конституцию - Лариса Владимировна, которая, как я уже рассказывал, будучи студенткой Харьковского пединститута, проходила практику в нашей школе и провела в нашем и параллельном классах несколько пробных уроков по истории (см. часть 15).

​

Учебник «Конституция СССР» для 7-го класса, по которому мы учились

В 7-м классе мы ещё были пионерами, и какая-то пионерская работа всё же велась. Не помню уже каким образом, но в период корейской войны, где-то в году 1951-м, у члена родительского комитета класса, мамы нашего Сени Маргулиса, появились знакомые корейцы (из КНДР, конечно), которые в Харькове, вероятно, учились в военном училище. Поскольку Сеня в это время был звеньевым первого, лучшего, звена в нашем пионеротряде, группу этих корейцев пригласили к нам в класс на расширенный сбор звена.

​

Семён Маргулис

Запомнился мне их главный по имени Ди Дюн Су, который пришёл в военной форме с множеством орденов, медалей и большим значком с портретом Ким Ир Сена на кителе. На ломанном русском он рассказывал о зверствах американцев и героизме китайских добровольцев. А наше звено подготовило к приходу «дорогих гостей» фотомонтаж, стенгазету и какие-то песни. По злой иронии судьбы внуки и правнуки этих корейцев запускали ударные беспилотники по мирным городам Украины, в том числе и по Харькову...

Кстати, с Сеней Маргулисом после окончания школы я встречался... в Ленинграде, где он работал в институте НИИГипрохим. Когда я бывал в командировках в Питере, то заходил в этот институт, общался с Сеней, мы беседовали „за жизнь“, но он никогда не приглашал меня зайти к нему домой, посмотреть как он устроился в северной столице...

Надо сказать, что в седьмом классе я как-то сбавил «темп» в учёбе, много болтал на уроках с соседом по парте Борей Сивером и «съехал» по некоторым предметам с традиционных «пятёрок» на «четверки». Об этом, в частности, говорит полученное мною «Свидетельство» об окончании семилетней школы, ставшее уже историческим «раритетом».

​

Свидетельство об окончании семилетней школы

Часть 24. Комсомол, дарвинизм и одноклассники

Осенью 1952 года мне предстояло учиться уже в 8 классе. Многие, вероятно, забыли, что в то время для учащихся 8—10-х классов школ, а также техникумов и училищ действовала плата за обучение, которая составляла от 150 до 200 рублей в год, что, как утверждала статистика того времени, не превышало 5% от семейного бюджета. Обязательным было неполное среднее (семилетнее) образование, а за среднее и высшее надо уже было платить.

Учеба в 8-м классе внесла несколько новшеств в жизнь школьников. Во-первых, была отменена обязательная стрижка «под ноль», можно было иметь нормальную причёску, во-вторых, учителя должны были обращаться к нам на «вы» (в скобках отмечу, что не все учителя строго следовали этому правилу), а, в третьих, нас перевели на обучение во вторую смену, которая начиналась в час дня. Из новых предметов появился курс «анатомия человека», завершающий «триаду» по естествознанию - «ботаника-зоология-анатомия».

Но главным предстоящим событием был прием в комсомол. Летом 52-го года мне как раз исполниось 14 лет, так что по возрасту я уже вполне подходил для этого. Совет дружины и старшая пионервожатая Зоя стали нас активно готовить к вступлению в комсомол, к тому же всё это проходило в период подготоки к предстоящему в октябре того же года XIX съезду ВКП(б). Мы должны были хорошо знать Устав комсомола и чуть ли ни наизусть выучить, что такое «демократический централизм».

​

Устав ВЛКСМ, 1950 г.

Приём был приурочен к 35-й годовщине Октябрьской революции, уже после завершения партийного съезда, на котором выступали гости — руководители компартий из «дружественных» стран. Поэтому нас, первую группу вступающих в ВЛКСМ, обязали знать имена и фамилии всех генсеков этих партий и председателей совминов соцстран. Вы можете сказать: «Что за глупость?». Но было именно так. В анкете вступающих в комсомол имелась графа «Рекомендации». Мне дали рекомендации Совет дружины, что приравнивалось к комсомольцу с большим стажем, и коммунист И.С.Фрейдман, друг отца, о котором я рассказывал в части 19 этих очерков, т.е. всё было очень «солидно». Читатели, возможно, помнят картину советского художника Сергея Григорьева «Приём в комсомол», написанную в 1949 г. в стиле «соцреализма».

​

Сергей Григорьев, «Приём в комсомол», 1949 г.

На картине изображено заседание комитета комсомола школы, где рассматривается кандидатура школьницы для вступления в ряды ВЛКСМ. Не могу сказать, что эта картина точно передаёт обстоятельства моего приёма, проходившего в кабинете директора школы, но некоторые детали совпадают до удивления: гипсовый бюст Сталина, знамя, диван и даже столы, поставленные буквой Т. Комсомольские билеты нам вручали уже в райкоме ЛКСМУ, там же - и значки. Кстати, комсоргом класса избрали отличника Вадика Хельбина.

​

                  Комсомольский значок образца 1945 г.                                   Якуб Заир-Бек, фотография
                                                                                                               из комсомольского билета, 1952 г

Но вернёмся к школьным занятиям. В 8-м классе, как я уже упомянул,  у нас был предмет „Анатомия“, а в 9-м - «Основы дарвинизма». Обе эти дисциплины преподавал печальной памяти Илларион Яковлевич Салтовец. Мы очень не любили его за вредный характер, низкий уровень культуры, даже за внешний вид. Зимой, например, он носил тёплые бурки, фуфайку и больше походил на торговца с харьковского Благбаза, чем на школьного учителя. Однажды перед его уроком кто-то написал на классной доске: „Анатом – деляга в чунях“. Илларион учинил нам подлинный допрос, пытаясь найти автора надписи, но никто его не выдал.

​

Илларион Яковлевич Салтовец, учитель анатомии и основ дарвинизма

В те годы в агробиологии господствовала „передовая мичуринская наука“, а Илларион был её истовым пропагандистом. Так, на волне борьбы с генетикой, этой «реакционной буржуазной лженаукой», наш учитель промывал нам, пацанам, мозги, громя не только Грегора Менделя, но и Августа Вейсмана с Томасом Морганом, тем более, что их фамилии были для него сплошь подозрительными. В связи с этим вспоминается чудесный роман Дудинцева «Белые одежды» и, в частности, эпизод, как уволенный старик-генетик спасал портрет основоположника генетики Менделя от гебешников. Илларион Яковлевич был, ко всему, антисемитом, большое количество евреев в нашем классе его явно раздражало, и он, как мог, им пакостил. Например, мог поставить за плохой ответ «единицу», объясняя это так: на «двойку» надо что-то знать. Хотя сам он был не очень грамотным, например, писал название своего предмета так: «основы дарвЕнизма». Забегая немного вперед, скажу, что в 1955 году, после ухода Семена Похно с должности директора, его преемником стал именно Илларион Салтовец.

Как я уже коротко упоминал, с 8-го класса нашим классным руководителем стал Иосиф Маркович Локшин по прозвищу „Йося-большой“ (в отличие от нашего одноклассника „Йоськи-маленького“ - Витальки Иоселева). Локшин преподавал у нас физику и астрономию.

​

Иосиф Маркович Локшин, наш классный руководитель

Как классный руководитель, в конце каждой четверти он должен был заполнять табели и четвертные ведомости. Для этой цели он приглашал себе помощников, которыми постоянно были Валера Фрумин, Вадик Хельбин и я. Он нам диктовал со страниц классного журнала (по предметам), а мы заполняли: Валера – табели своим красивым почерком, а я и Вадик – ведомости. Так продолжалось три года (с 8-го по 10-й классы). Каких-либо недоразумений там никогда не было. Единственной, как теперь говорят, „фишкой“ было то, что Вадик почти всегда был простужен со всеми вытекающими (в прямом и переносном смыслах) отсюда последствиями. Поэтому в начале работы Иосиф Маркович всегда спрашивал: „Хельбин! У вас есть носовик?“ Именно так: „носовик“, а не носовой платок. Кстати, Вадик на самом деле - совсем не Вадим, а Владимир Аврумович. Он, блестяще владея английским, хотел уехать в Штаты ещё в 60-е годы, но родители-коммунисты его не отпускали. Он уговорил их только к 1978 году. Вскоре по приезде в Америку умерла его мама, а затем и отец. В начале 90-х Вадик приезжал в Харьков, гостил и у меня с женой. Правда, теперь он уже был не Вадим и даже не Владимир Хельбин, а Вальдемар Хельбен, так было написано в его американском паспорте. Его было трудно узнать: толстый, самодовольный, прижимистый, смотревший на нас, нищих „совков“, свысока, с полупрезрением. Совсем не тот худенький еврейский юноша, который приводил ко мне домой на „смотрины“ своих девушек. Ходили о нём разные легенды в институте «Южгипрошахт», где он работал руководителем группы в сантехническом отделе, да и он сам был хорошим рассказчиком. Этого у него отнять нельзя. Между прочим, его следы после поездки в Харьков затерялись. Говорили, что якобы в Штатах он больше не живёт, возможно, эмигрировал в Израиль, где у него были родственники.

Наша „великолепная четвёрка“ - Фрумин, Хельбин, я и Иосиф Маркович - оказалась запечатлённой неизвестным фотохудожником не во время творческого процесса по заполнению табелей, а на Журавлёвских склонах в Харькове во время очередного воскресника по их озеленению. На заднем плане снимка, с лопатой наперевес, улыбается Юра Кац.

​

Валера Фрумин, Вадик Хельбин, Якуб Заир-Бек и И.М.Локшин на воскреснике, 1954 г.

После окончания школы мы с Валерой Фруминым постоянно встречались, т.к. он некоторое время продолжал жить в нашем доме на улице Гиршмана, в квартире под нами, а потом куда-то съехал. Отец Валеры, д-р медицинских наук, профессор, директор Харьковского института уха-горла-носа Лев Лазаревич Фрумин, умер в 1956 году. Вскоре после смерти мужа мама Валеры, профессор  Эвелина Давидовна Бромберг, вместе со Стоматологическим институтом, где она работала завкафедрой гистологии, переехала в Полтаву, в которую перевели институт. А в их пятикомнатной квартире ещё несколько лет жила сестра Валеры – музыковед Ирма со своим вторым мужем, лучшим харьковским детским невропатологом Вячеславом Золотовицким, а также с сыном и дочерью. К сожалению, Валера вместе с другими нашими «сердцеедами» и красавцами - Тагамликом,  Красуцким,  Сухоцким  и  другими  был также замешан в краже книг у знакомых девушек. Эту  очень  неприглядную историю тогда, в 1954-м, удалось как-то замять без особой огласки, но „червоточинка“, видно, у Валеры всё же была. Например, как-то он, будучи уже студентом ХПИ, зная, что после смерти моего отца мы с матерью очень нуждаемся, и я решил, чтобы как-то свести концы с концами, продать свою неплохую коллекцию марок, привёл ко мне „по-соседски“ своего приятеля, который якобы хотел купить эти марки. Короче, они меня, выражаясь современным сленгом,  просто  „кинули“: марки забрали, а денег так и не заплатили, хотя дали расписку, что заплатят позже, и даже отдали в залог студенческий билет этого Денисова (по кличке „Дэн“). На расписке  была  и  подпись Валеры, как свидетеля. Формально мошенником оказался Дэн, но и Фрумин был замаран как наводчик. Такая, ещё одна, неприглядная история. Валера потом меня „обходил“ стороной. Как сказано у Шолохова, „чует кошка чью мясу съела“... Ну, вот, опять я в бочку мёда влил свою ложку дёгтя. Но из песни слов не выкинешь. Справедливости ради, всё же добавлю, что до самого отъезда в Израиль, Валерий работал доцентом, а потом и завкафедрой в УЗПИ, и, по отзывам его студентов, был неплохим преподавателем. Наша школа!

​

Валерий Фрумин, снимок 1955 г

С Валерой мы позже нашли друг друга через известную социальную сеть „Одноклассники.ру“, и он уже несколько раз обещал мне что-то написать или позвонить. И я уже давно жду от него сообщений, но ему, видно, не до одноклассников. Зачем, правда, тогда он зарегистрировался на сайте?

​

Валерий Фрумин, Тель-Авив, Израиль, 2010 г.

Окончив школу, поступил на геолого-географический факультет Харьковского университета наш отличник Юра Кац. Как я уже рассказывал, увлечение геологией было у него с детства. Вообще Юра - человек неординарный, умница, прекрасный художник, увлекался спортом. Виделись мы с ним после школы очень редко, он много ездил по стране, работал в геологических партиях, вёл научную работу, защитил диссертацию. Только в конце 70-х гг. он осел в Харькове, был преподавателем в Университете, а потом эмигрировал в Израиль. Незадолго до моего отъезда в Германию до меня дошёл слух, что Юра там умер. К счастью, это оказалось не так! Как-то я наткнулся в Интернете на заметки живущего в Израиле бывшего харьковчанина, который собирает сведения о евреях из Харькова, успешно работающих в Израиле. Он писал, что на встрече харьковчан в Хайфе он встретился с доктором Юрием Кацем, геологом и палеонтологом, который уже много лет занимается палеонтологией в Тель-Авивском университете. А немного позже мы с Юрой нашли друг друга, с помощью той же социальной сети „Одноклассники“. Он жив, здоров, бодр и, несмотря на свой солидный возраст, в прекрасной физической форме. Живёт в Тель-Авиве, уже на пенсии, но продолжает работать, занимается наукой, молодец! Нашим разговорам типа „А помнишь ли?“ не было конца... К сожалению, через некоторое время наши контакты сошли на нет...

​

Юрий Кац, снимок 1955 г.

Часть 25. «Дело врачей», смерть Сталина и другие «дела»

(фотографии из личного архива автора)

продолжение следует

           Комментарии

 Ilya Gontar  24.03.2025   00:56   Хочу получить от Вас книгу с Вашей дарственной. Как это сделать? Чек вышлю. Заранее благодарен. Илья

Якуб (автор)  24.03.2025.   22:41   Здравствуйте, Илья! Благодарю за Ваше желание получить от меня книгу с дарственной надписью. Если речь идёт о воспоминаниях о моём детстве, то такая книга ещё, к сожалению, не издана. С уважением и пожеланиями всего самого доброго., Якуб

Aнна    24.03.2025.   22:32     Прекрасно представленная история интересной и яркой семьи. Но надо сказать, что семье очень повезло, что у неё оказался такой замечательный, серьёзный и глубокий летописец. Чтобы изучить и написать эту историю, надо было проделать гигантскую работу, что бесспорно блестяще удалось автору .

Лея    26.03.2025.  16:00  Спасибо уважаемому Якубу за интереснейший, подробнейший рассказ-исследование. Прикасаешься к судьбам незнакомых людей и они становятся ближе.

Рита    31.03.2025.   10:41  Как всегда хорошо написано Интересные судьбы людей, детство которых пришлось на то непростое время.

Roman 01.04.2025  16:23  В очередной раз поразился цепкой памяти автора. Восхищён также и богатейшим личным архивом фотодокументов, который помогает автору в его воспоминаниях. Хочется пожелать автору здоровья и дальнейших творческих успехов.

Ваш комментарий появится здесь после модерации

Ваш email-адрес не будет опубликован