«Корабль воспоминаний» - третья книга стихов Семёна Фирштейна, написанных за четыре года пребывания в эмиграции. Читатели этих книг, в основном люди пожилого возраста, хорошо знающие Россию, любящие её, чувствующие свою сопричастность к её истории,  великой и трагической,  и разделившие судьбу автора. Это стихи о прожитых годах,  которые автор не хочет ни забыть, ни быть в них пассивным наблюдателем. Это стихи, наполненные острой сатирой, юмором и любовью к своей стране и народу, стихи человека, прожившего в этой стране большую честную трудовую жизнь.  Центральным произведением книги "Корабль воспоминаний" является одноимённая поэма, вместившая в себя и жизненный путь поэта, и историю России в пределах жизни одного поколения, к которому автор принадлежит. Надеюсь, что книга «Корабль воспоминаний» будет так же тепло воспринята читателями, как и предыдущие книги поэта.

 

                                                      Издатель

 

 

 

                       ***

Пусть суждено нам разойтись,

Навек с тобою разминуться,

Ты - моя прожитая жизнь,

И не забыть, и не вернуться.

 

Твоим мне садом не пройтись,

Росой холодной не умыться,

Не смять рябины спелой кисть

И горьким соком не напиться.

 

Ты, хоть во сне, позволь мне вновь

К твоим красотам прикоснуться,

Вдохнуть простор твоих лесов,

В моря и реки окунуться.

 

Услышать пенье соловьёв,

Берёзкой стройной обольститься,

Под шум дождей, под гул ветров

В твоей бескрайности забыться.

 

Пусть суждено покинуть кров,

Навек с тобою разминуться,

Ты – моя первая любовь,

Не разлюбить и не вернуться.

 

 

 

 

Корабль воспоминаний

 

Как драгоценное наследство

По морю жизненных скитаний

В мир моей юности и детства

Летит корабль воспоминаний.

Летит по памяти волнам

К крутым московским берегам.

 

Мир этот прост и всем понятен.

Рос средь лачуг и голубятен,

Послевоенных пустырей,

Среди калек больных и сирых,

Героев пьяных, дезертиров.

Колючий, дерзкий, как репей,

Среди таких же малолеток,

В стране великих пятилеток

И безразмерных лагерей.

Признаюсь, жили мы в то время,

«Не то,  что нынешнее племя»,

Что с тёплой ванной и сортиром

Зачахло по своим квартирам.

Простой столичный старый двор,

Где, кто не пойман, тоже вор.

 

Был быт в разгаре коммунальный,

Где так привольно детворе.

И стойкий аромат фекальный,

Стоял, как смог, в любом дворе.

 

На табуретках и скамейках

Сидели бабки в телогрейках,

Перебирая, как сороки,

Все сплетни старые и склоки.

Документальное кино:

Бутылки, карты, домино,

Без масла хлеб, картошка в пепле,

Но всё же мы росли и крепли.

 

На всех углах «отец наш» Сталин,

Его соратники – койоты.

Страна вставала из развалин,

Жизнь набирала обороты.

 

Наш двор тянул на «образцовый»,

Кто пил, а кто гашиш курил,

И к нам товарищ участковый

Частенько в гости заходил.

 

Он не спешил, чтоб можно было

Убрать и карты, и вино.

И мы здоровались премило

И вынимали домино.

 

Скончался кормчий, наконец,

Не докурив злодейской трубки.

Как жаль, не дожил мой отец,

Пропал в жестокой мясорубке.

Свою мечту не пережил,

Он так покойного «любил».

 

Сказать был траур – это мало,

Страна в истерике рыдала.

Казалось, в мартовскую слякоть

Весь мир был должен с нами плакать

И в путь последний провожать.

Но долго не пришлось лежать

Ему с вождём пролетариата,

Пришла к «мудрейшему» расплата.

 

Что ложь чадит, и будет копоть,

Чекисты знали наперёд.

Полился буржуазный дёготь

На наш советский чистый мёд.

Полезли слухи по парадным,

Что вождь был очень кровожадным.

А друг его – Хрущёв Никита,

Наш миротворец от кувалды,

Тот вылил целое корыто

На пахана гнуснейшей правды.

Но наш народ не проведёшь,

Он отвергал и эту ложь!

 

  ***

Из-за дурного поведенья

Я покидал нередко класс

И по учительскому мнению

Был хулиган и лоботряс.

 

Но голова моя варила,

Когда хотел, я был речист.

Так что под маскою дебила

Был стопроцентный хорошист.

И хоть шалила наша «кроха»,

Но школу кончил я неплохо.

 

Как много радостей на свете,

Когда ты молод, полон сил,

И даже пятый пункт в анкете

Меня тогда не тяготил.

 

Прочь многолетняя нуда!

Я в жизнь бросаюсь без разминки.

Но кто подскажет мне куда

И по какой идти тропинке?

 

Вот первый трудовой успех:

Завод, его литейный цех.

Бывалый мастер мне, как брату,

Вручил совковую лопату

 

И предложил с блатной ухмылкой

В палатку сбегать за бутылкой.

Наверно это означало

Обмыть рабочее начало.

Вот так бутылочку распив,

Я влился в дружный коллектив.

 

Союз пыхтел и надрывался,

А Запад дальше уходил

И всё сытнее «разлагался»

И ароматнее «смердил».

 

Но был упрям кухаркин род

И защищал свою химеру,

А терпеливый наш народ

Уже терял былую веру.

 

Но был момент, и я, не глядя,

Хотел удрать на целину.

Отговорил покойный дядя,

Я низко кланяюсь ему.

Он мне сказал: «Совсем неумно

Бежать туда, где очень шумно.

Что голова моя пуста,

Хотя и кудри вьются лихо.

И что в приличные места

Все отъезжают очень тихо,

А там, где много пустословят,

Ни рыбок, ни мышей не ловят».

 

Всё чаще, но, увы, во сне

Я вижу нашу комнатушку:

Бумажный коврик на стене,

Кровать железную, подушку.

Вновь проплывают, как в тумане,

Родные, милые мне лица.

Вот мы на стареньком диване,

А вот ещё одна страница

Из той трагедии иль драмы,

Где нет уж ни сестры, ни мамы.

 

Хранят душевный мой покой

Две ваши ангельские тени.

Пред вашей памятью святой

Я опускаюсь на колени!

 

  ***

Ошеломлён двадцатый век,

Он рукоплещет эсэсэру:

Простой советский человек

Открыл космическую эру!

 

Дымились домны деловито

Давали шахты уголёк

И всем командовал Никита

Крутой шахтёрский паренёк

 

Неистовый адепт марксизма,

Он отметал сомнений грусть.

Моральный кодекс коммунизма

Учили в школах наизусть.

 

С каким нахрапом и наездом

Дурь перехлёстывала край

Был утверждён партийным съездом

Конкретный срок прихода в «рай».

 

Я не был храбрым Дон-Кихотом,

Был беспартийным, но в строю

И по прикидкам и расчетам

Я успевал пожить в «раю».

 

Пропагандистские дешёвки

Бальзам для нищих и калек.

Слепил Хрущёв свои «трущобки»,

Чем и прославился навек.

 

Прошла хрущёвская весна,

Вождей лубянских успокоя,

И началися времена

Днепропетровского героя.

 

Страна великая жила

Ещё уверенно, красиво,

И колбаса пока была

И даже бочковое пиво.

 

Пусть зарабатывали мало,

Не голодал народ простой.

На масло и на хлеб хватало,

И нам всем нравился «застой».

 

Не изобилье, это точно,

Но рулевой штурвал держал.

Тогда учился я заочно

И ничего не соображал.

 

Меня хвалили, между прочим,

И даже ставили в пример:

Вот, мол, еврей – простой рабочий,

Хороший будет инженер.

 

Шесть лет учений пролетели.

МИИТ – вуз очень непростой,

Мой факультет «Мосты – тоннели»

И путь прямой на «Метрострой».

 

Судьба – превреднейшая баба,

А был я парень холостой,

Схватила юного прораба

И увела на «Главмосстрой».

 

А там хоть караул кричи

И исходи в отборном мате:

Раствор, бетон и кирпичи,

Стакан под килечку в томате.

 

И снова творческие муки,

Их никому не избежать.

Здесь, понял я, умру от скуки

И, ноги в руки, и бежать.

 

Ещё я шустрый был мальчишка,

Вновь закрутил лихой вираж.

Толстела трудовая книжка

И рвался непрерывный стаж.

 

Я не монах и не развратник,

Не трус, хотя не слишком смел.

Забрался, как петух в курятник,

И кое-что в нём преуспел.

 

Я там не отличался в блуде,

Но эти талии и груди!

Так ваш невинный Дон-Жуан

Попал в расставленный капкан.

 

Почти Дюймовочка, но в теле,

И все подшучивали, как

Я смог узреть её в отделе

За кучей папок и бумаг.

 

Весь мир расцвёл и изменился,

Всё небо в звёздах до утра.

Наш Сеня, кажется, влюбился,

Ворчали мама и сестра,

Пытаясь выяснить спросонок,

Зачем мне «гойка» и ребёнок.

 

Ну, а со мной на эти темы

Был бесполезен разговор.

Любовь решила все проблемы,

Я счастлив с Раей до сих пор.

 

Коллеги, связанные делом,

Единое – хоть круть, хоть верть,

Мы двойники душой и телом

И нас разлучит только смерть.

 

Есть штаты – люди производства,

А есть оклад – его размер.

Мне пятьдесят, какое скотство,

Что я лишь старший инженер.

 

Мы все работали в отделе

И чем-то вроде занимались.

С утра будильники звенели,

Часы успешно продавались.

 

Но всё грустней, заделов мало,

Нет премий, нечего делить.

Жизнь потихоньку затухала

И я собрался уходить.

 

                        ***

Потом всё изменилось вроде,

Меня повысили экспромтом

И я остался на заводе,

Чтоб заниматься капремонтом.

 

Чем поднимаемся мы выше,

Тем наши подвиги видней.

Вот Сеня ползает по крыше,

Протечки Сеня ищет в ней.

 

Карьеру Сене подмочили,

Заслуги прошлого не в счёт.

Пятнадцать лет его учили,

Она всё, подлая, течёт.

 

Течёт, и исчезают грёзы,

Течёт, и не хватает слов,

И капли капают, как слёзы

На головы часовщиков.

 

***

Ломала практика теорию,

Сносила догмы Октября,

И кто как мог, тянул историю

Как одеяло на себя.

 

Прошедших лет лихие беды

Переставали волновать,

Но лавры славные победы

Кому-то не давали спать.

 

Мы любим правду без утайки,

Но ложь приятнее вдвойне,

И вождь рассказывал нам байки

О целине и о войне.

 

Скрипя протезными зубами,

Вещал, бровями шевеля,

Как у фашистов под ногами

Горела Малая земля.

 

Кропил солдатскою слезою

Колодки боевых наград,

Но где же битва под Москвою,

И где же Курск и Сталинград?

 

Пустыми длинными речами

Он утомлял и мучил нас,

Светился и гремел звездами

Его груди иконостас.

 

Во всех делах, во всех компаниях

Был наш генсек незаменим,

Страдал Ильич наградоманией

И был уже неизлечим.

Живой ходячий монумент,

Бери и ставь на постамент.

 

Забыт герой и его книжка,

Пыль улеглась, и смолкнул шум.

И целина была пустышка,

И вместо БАМа вышел бум.

 

 ***

Мечты желанной миг запредельный

Мы получили надел земельный.

Вознаграждён я за всё Всевышним,

И до участка сто сорок с лишним.

 

Журчит, ласкаясь, реки протока,

И шум, и город – всё так далёко.

Лишь лес, да поле, и ни души,

Житуха, братцы, «фонарь туши».

 

В грязи Можайской завязли ноги,

Куда ни взглянешь – длинны дороги.

Длинны дороги, коротки ссуды,

Отсюда сплетни и пересуды.

 

Долги считая, жена вздыхает,

Что будет завтра, никто не знает.

Расходов пропасть, не видно дна,

Бутылка спирта за воз говна.

 

На производстве, как вол, ишачу,

Таскаю гвозди, дощечки прячу.

Не одинок я, таких немало,

И каждый тащит всё, что попало.

 

Ночами мучат меня кошмары

И всё про кодекс, и всё про нары.

В поту холодном проснусь и плачу

И проклинаю судьбу и дачу.

 

                        ***

Плечо к плечу, к бедру бедро

Стоят «орлы» Политбюро.

Их ум в единый орган слит,

Какой прекрасный монолит!

 

Слепо безжалостное время

Стареет ленинское племя.

Рожденье – случай, смерть – закон,

«Бессмертный» тает гарнизон.

 

Уходят страстные ораторы

И мудрецы, и провокаторы.

Теряем «лучших» - ум и честь,

Мне всех имён не перечесть.

 

                        ***

Андропов резко начал править,

Рехнулся старый Вельзевул.

Хотел работать нас заставить,

Все закричали «Караул!»,

Такое страшно и представить.

Потом Черненко промелькнул,

В глазах со смертною тоскою

Поклялся партии служить,

Взмахнул дряхлеющей рукою

И приказал всем долго жить.

 

***

Он был мечтой, мечтой народной,

Непогрешимый и святой,

То окончательный, то полный,

То идиотски – развитой.

 

И хоть, задуман был великим

И, несомненно, мудрецом,

Но получился злым и диким

С нечеловеческим лицом.

 

К пустым прилавкам и витринам

Нас подвели ещё в строю.

Народ роптал и был строптивым,

Стоя у бездны на краю.

 

Мы возмущались по привычке:

Куда девались соль и спички,

Картошка, овощи и фрукты,

Мясные, рыбные продукты?

 

В аптеках прячут йод и вату,

Всё по звонку и всё по блату.

Счастливчик, кто имел подход

С запиской через чёрный ход

 

К тем фантастическим подвалам,

Где в закромах всего навалом,

За жизнь не выпить и не съесть

И где, как в Швеции, всё есть.

 

Там полный коммунизм, друзья,

Но смертным – стоп! – туда нельзя,

А «льзя» лишь избранным персонам

По спискам или по талонам.

 

Бывали, и нередко даже,

И на заводе распродажи.

Стихал в цехах обычный шум,

Завод наш превращался в ГУМ.

 

Шла по порядку клиентура:

Партком, завком, номенклатура,

За ними бугорки и сошки,

Чем ниже чин, тем меньше ложки.

 

И, наконец, совсем без чина

Рабочий класс – гуляй «рванина»

Под лотерейный спор и смех,

Три пары туфель на весь цех.

 

Так благородный «изм» великий

Стал недоступным и безликим.

Всё втихаря, всё шито-крыто.

Страна сплошного дефицита.

 

Пошёл антисоветский запах,

Как в плохо убранном сортире,

Ехидный буржуазный Запад

На нас помои льёт в эфире.

 

Вот-вот начнутся забастовки,

Пусты желудки у людей.

Пришла пора корректировки

Всех светлых ленинских идей.

 

Трещали базис и надстройка,

С эстрады пел «Лесоповал»,

Была в разгаре перестройка,

И гласность била наповал.

 

Генсек был полон обаяния,

В народ распахнута душа,

Имел он два образования

И плюс, конечно, ВПШ.

 

Какое славное начало,

Но вот уже ползёт молва,

Что три диплома – это мало,

Нужна ещё и голова.

 

Заслуг его не перечесть,

Но люди требуют с излишком.

К тому же совесть, ум и честь

В одном вожде – уж это слишком.

 

Шустры цековские ребята,

Хитры приёмы Сатаны,

И вот они уж демократы

И снова у руля страны.

 

И, как в загрёбаной коммуне,

Опять во власти кто не чист,

И праведник идёт к трибуне

Под улюлюканье и свист.

 

Вновь те, кто искренни и честны,

Бескомпромиссны и умны,

Те никому не интересны

И новой власти не нужны.

 

Какой каскад речей крылатых,

Какой блистательный момент,

Когда на съезде депутатов

Был избран первый президент.

 

Нет, не развенчан миф любимый,

Союз великий неделимый.

Но, как учил товарищ Берия:

Коль нет ГУЛага – нет империи.

 

Под тяжестью нерасторжимых уз

Распался, рухнул наш Союз,

Рассыпался и превратился в прах

Колосс на глиняных ногах.

 

А дальше – ельцынская тема,

Как мы остались в неглиже.

Но это целая поэма,

Она написана уже.

 

***

Я полон веры, как в Мессию,

В освободившийся народ,

И обновлённая Россия

Пойдёт стремительно вперёд.

 

И молод я душой, как прежде,

Лечу мечтой за полюса,

Попутные ветра надежды

Мне надувают паруса.

 

Я слышу музыку скитаний,

Родные голоса друзей.

Лети, корабль воспоминаний

По волнам памяти моей!

 

                   Вюрцбург, август 2002 года.

 

 

 

 

  Молитва – сонет

 

Я благодарность хочу вознесть

За всё, что было и то, что есть.

Сказать спасибо, о Всемогущий,

Что ты послал мне сей край цветущий.

 

И дал работу – ведро и веник.

Добавь для счастья немного денег,

И чтобы больше не быть мне битым,

Пошли “холеру” антисемитам.

 

Ты, верно, занят не знамо как,

В аду ведь стачки, в раю бардак.

И там от грешных покоя нет,

Прошу прощенья за мой сонет,

Н всё-ж надеюсь, прикончив смуту,

Ко мне заглянешь хоть на минуту.

                                                     20.10.00.

 

 

 

Зазнавшемуся автору

 

Наверно глупо, не к лицу,

Читать морали мудрецу.

Высокий лоб, в глазах печаль.

Он не похож на нас, а жаль!

 

Но, если честно, по душам,

Ему бы нимбом по ушам,

Чтобы не думал, паразит,

Что он так свят и знаменит,

 

Что не имеет он проблем

Как тот чудак на букву эм.

И что, забравшись на Парнас,

Стал лучше и умнее нас.

                                           Январь 2001.

 

 

***

Нам с Богом было не по дороге,

Нам красный галстук был всем к лицу.

Мы шнапс немецкий пьём в Синагоге,

А в русском клубе едим мацу.

                                             Май 2000 г.

 

 

 

                       ***

Как спасти от убийства детей,

Как уйти из смертельного круга,

Помирить озверевших людей,

Чтоб они не сжирали друг друга?

 

 

                       ***

Мы из одной Великой Книги

И  иудей, и христианин.

На свете много есть религий,

Но Бог, естественно, один.

 

 

                      ***

Уважай, еврей, субботу,

Не ищи себе хлопот.

Захотелось на работу?

Ляг, поспи, и всё пройдёт.

 

 

***

Вопрос Всевышнему задал я, не робея:

«Так где же дом у русского еврея?»

И не нашлось ответа у Мессии,

Ошибся он, нас поселив в России.

 

Да, видно, стал умом и слаб и стар.

Прекрасный остров был Мадагаскар.

Но Он, антисемитам всем под стать,

В Биробиджан решил нас закатать.

 

Забылся, грешный, в облаках витая,

Что мать его нам всем родня прямая,

А если дальше потянуть клубок,

И папа не чужой нам «голубок».

                                              Сентябрь 2000.

 

 

 

 

К  десятилетию  ГКЧП

 

Давно не видели такого,

Чтобы ораторское слово,

Как орудийная болванка,

В толпу летело прямо с танка.

 

Повсюду «счастье» без просвета,

Страна без газа и без света,

Но у Чубайса и у Коха

Дела идут совсем не плохо.

 

Дав перестройке полный ход,

«Приватизаторы удачи»

обворовали весь народ

и до сих пор его дурачат.

 

Засев в «Российском нашем доме»,

В РАО  ЕЭСе и Газпроме

Две именитые персоны

Стригут народные купоны.

 

А мы, как глупенькие рыбки,

Под гром оваций и улыбки

С крючка заглатываем снова:

Сувернитет, свободу слова

И гласность.

Так вот без шу –шу

Нам всем навешали лапшу.

                                                19.08.01.

 

 

***

Я кавалер единственной медали,

Я ветеран труда тех «светлых» дней.

Я не кричал «Ура!» в Колонном зале

И не рыдал, глядя на Мавзолей.

 

Я был далёк от денег и от власти

И мой удел – в безвестности пропасть,

Колёсик, винтик, годный на запчасти,

Машины адской составная часть.

 

 

***

Друг, не охай и не ахай,

Что ты старый и больной,

А пошли свой возраст на х…

И живи, как молодой.

 

Помни притчу соломонову,

Не лечись как идиот,

Не бери болезни в голову,

А бери спиртное в рот.

                                        Июль 2002.

 

 

 

***

Мании величия

                         застарелый бред,

Вспоминаю вехи

                         славные побед.

Октябрю и Маю,

                         сил отдав немало,

Скромно доживаю

                         в мире капитала.

 

Социальный перепад,

                         рабские условия:

Сунешь Конту1) в автомат –

                         получай пособие.

Месяц «чахнешь» кое-как,

                         да простит мне Боже,

Не хватает на коньяк

                         и на рыбку тоже.

 

«Им, богатым, не понять, -

                          плачет тётя Двойра, -

как не хочется менять

                          доллары на ойро2)».

Братство, равенство – всё ложь,

                          в этом нет сомнения,

Но чем хуже ты живёшь,

                          тем левее мнения.

 

Злую зависть не унять

                          коммуняке – ворону,

Так и хочется опять

                          разделить всё поровну.

Пред глазами вновь пестрят

                           лозунги победные

И счастливые спешат

                           за халявой бедные.

                                                      Июль 2002.

_____________________________

 1) Здесь: банковская карта

 2) Ойро транслитерация от  [Euro] =  евро

 

 

                       ***

Опять испортилась погода,

В свинцовых тучах небосвод,

Трусливо замерла природа

И битвы предрешён исход.

 

Слышны раскаты громовые

И грозовой пугает фронт,

Сверкают молнии шальные

И падают за горизонт.

 

Но как изменится всё скоро

Под тёплым солнечным лучом,

Проснутся фауна и флора

И жизнь опять забьёт ключом.

                                        Июль 2002.

 

 

 

                       ***

Погаснет свет. И тьма придёт

В мои глаза, и я исчезну

И упаду, прервав полёт,

В всепоглощающую бездну.

 

 

 

***

До последней минуты расписан наш путь,

Но его не дано нам познать и измерить.

Из судьбы – колеи никуда не свернуть,

И, что ты её раб, так не хочется верить!

 

 

 

***

Велик в создании любом

Творец, и мир его прекрасен,

Но называться в нём рабом

Я даже божьим не согласен.

 

                                                Июль 2002.

 

 

                       ***

Ушло столетье страшных войн,

                              в крови одежды,

И новый век, войдя в наш дом

                              сулил надежды.

Года, как вёрсты скакуна,

                              пошли кругами.

Какие ждут нас времена

                              что будет с нами?

Звучат знакомые слова:

                              свобода, воля.

Какая выпадет судьба,

                              какая доля?

Пора б вмешаться Самому,

                              уже припёрло,

Ведь зло вцепилося добру

                              зубами в горло.

Вновь жизнь жестокости полна,

                              борьба в разгаре,

Опять ликует Сатана

                              и чёрт в ударе.

Придёт ли Бог спасти от зла,

                              увы, не знаю,

Но веру в торжество добра

                              я не теряю.

                                      Август 2002.

 

 

 

***

Надеюсь я, когда-нибудь

Высокий разум человека

Укажет нам тот верный путь

К порогу золотого века.

 

Отбросив пережитков лом,

Придём мы к истинам заветным,

И станет мир, как отчий дом,

Для всех людей простым и светлым.

 

 

 

                                           Р.Е.

Стекает воск с горящих свечек.

Она стоит, потупив взгляд,

Мой драгоценный человечек,

И что-то шепчет невпопад

 

Её молитвы не нарушу,

Летят слова надежды ввысь.

И что-то очищает душу

И смыслом наполняет жизнь.

 

 

                       ***

Успели наши лжепророки

И цвет, и взгляды поменять,

Но революции уроки

Всегда полезно повторять.

 

И хоть им незачем учиться,

Что у кого и как отнять,

Пусть не забудут поделиться,

Чтоб снова всё не потерять.

 

 

                       ***

Никому не в пример,

                   ни артист, ни художник,

Я простой инженер

                   и к тому же картёжник,

Ем мацу и кулич,

                   обожаю зверей,

Урождённый москвич,

                   обрусевший еврей.

 

 

 

***

Не даёт покоя эта благодать,

Получить чужое – не своё отдать.

Прихватил при случае, а душа болит,

Если совесть мучает – значит, инвалид.

 

 

***

Добрый нежный августовский вечер

Холодком ложится нам на плечи,

Каждый кустик, каждый лепесток

Освежает лёгкий ветерок.

 

Ни одно не светится окно,

Дом усталый спит давным-давно.

Льётся свет ночного фонаря,

Тихой грустью землю серебря.

 

А на небе звёзды и луна,

А кругом такая тишина.

Как прекрасно в этой тишине

Быть, мой друг, с тобой наедине.

 

 

 

     Поездка в Ваймар

 

Колыбель благородных идей,

Красота их большого полёта,

Ваймар – город великих людей:

Мартин Лютер, и Шиллер, и Гёте.

 

Бесконечный блистательный ряд

Музыкантов, поэтов, артистов.

Отчего же печален мой взгляд

Здесь в толпе любопытных туристов?

 

Оттого, что сквозь времени тьму

Снова вижу я банду шальную,

И извечный вопрос – почему?

Мою душу терзает больную.

 

Почему не рыдали Они

На гранитных своих постаментах

От безумия пьяной толпы

В пауках на коричневых лентах?

 

Как взирать преспокойно могли,

Находясь в непристойной к ним близости,

Где лишь только полоска земли

Отделяла величье от низости.

 

Там ещё кровоточит асфальт,

В ад земной приоткрыты ворота.

Бухенвальд, Бухенвальд, Бухенвальд!

Мартин Лютер, и Шиллер, и Гёте.

 

Как велик и как низок народ!

И приводят меня аналогии

В тот далёкий семнадцатый год

Нашей «славной российской истории».

 

Революция, лики вождей,

Залп Авроры, разбуженный Невский,

Озверевшие толпы людей,

Рядом Пушкин, Толстой, Достоевский.

                                                   Июнь 2002.

 

 

                      ***

Как часто я во сне крылатом

Лечу душой к родным пенатам.

Но стоит только мне проснуться,

Тотчас же хочется вернуться.

 

 

 

                      ***

Разбух номенклатурный сектор,

Самоуверенный, нахальный.

Куда ни плюнь –  везде директор,

К тому ж ещё и генеральный.

 

Лицо и бицепсы спортсмена,

Костюм и галстук от Кардена.

Всё решено и всё железно,

И с ним базарить бесполезно.

 

Я ж по доходам и привычке

Костюм ношу от «Большевички»,

Удобный, с дыркою в кармане,

Прикид для Сени и для Вани.

 

 

***

Опасен сладостный елей,

Старьё подсунут за обнову

И в приоткрытый Мавзолей

Подложат нам второго Вову.

 

 

***

Прислужники власти и рыцари лести

Поющие хором, идущие вместе,

Мы ваше «единство» с трудом пережили

Полвека назад, когда также ходили

С иконой вождя от Таганки и Пресни

В рядах и колоннах под марши и песни.

Вопили «Ура!» и чеканили шаг,

Страну превращая в великий ГУЛаг.

 

А тех, кто не верил в усатого Гения,

Клеймили позором без тени сомнения.

Вот так незаметно, в едином строю

Мы вырыли сами могилу свою.

 

Очистив анналы от грязи и пыли,

Истории правду от сказок и былей,

Суровый вердикт, хитромудрое племя,

Вам вынесет суд – беспристрастное время!

 

 

 

                            ***

На Русский остров Дальнего Востока

Где лишь волкам и змеям благодать,

Попал любитель Тютчева и Блока

Свой долг почётный Родине отдать.

 

Днём марш-бросок, солдатская котомка,

Сержантский мат в комплекте боевом,

А ночью «В ресторане», «Незнакомка»

И карменсита в танце огневом.

 

 

 

                            ***

Моча не бьёт, а лишь струится,

Пропали шарики в крови,

И часто голова кружится,

Увы, уже не от любви.

 

Лечусь я водкой или спиртом,

Переругался в пух и прах.

Вконец замучен редуциртом1),

Снежинкой таю на глазах.

 

Как дальше жить, не знаю просто:

Во мне уже под девяносто.

 __________________

1) Редуцирт – уценённый товар

 

 

 

***

Как сладко коммунисты пели,

Но где ж обещанные цели?

Миллионы жизней и все мимо

И каждая неповторима!

 

 

***

Я скучаю у окошка,

Водка кончилась в графине.

Моя муза – моя крошка

Редуцирт ждёт в магазине.

 

Надоело мне, не скрою,

Ждать её, в окно глядя.

То как зверь с тоски завою,

То заплачу, как дитя.

 

Просто «Болдинская осень»,

Всё никак не завяжу,

Каждый день часов по восемь

Я как Он стихи пишу.

 

 

 

   Кратчайшая история ВКП(б)

 в частушках

 

Добрый Ленин – божья милость –

Был борцом за справедливость,

Идеями победными

Сделал всех нас бедными.

 

Сталин Ленина хитрее,

Понимал, кто друг, кто враг.

Всех, кто был его умнее –

Под расстрел или в ГУЛаг.

Не несите ахинею,

Он всё делал правильно,

И поэтому, пигмеи,

Руки прочь от Сталина!

 

А Хрущёв – шахтёр наш куев

Очень не любил буржуев,

Взять хотел их на испуг,

У него Кузьма был друг.

Как мечтал он друга мать

Всем буржуям показать!

 

Брежнев делал всё в угоду

Пролетарскому народу,

Исповедовал застой,

От наград впадал в запой

Наш стратег, военный гений

Всех времён и поколений.

 

А за ним пришёл Андроп,

Не подумайте что поп.

Кагэбэшник, старый плут

Спрятал пряник, вынул кнут.

Натворил чекист бы дел,

Слава Богу, не успел.

 

Был Черненко стар и хил,

Даже года не прожил,

Середняк, не экстра-класса,

Так, ни рыба и ни мясо,

И, наверно, нет резона

Вспоминать про мудозвона.

 

А последний был Горбач

Реформатор и трепач,

Страсть беседовать любил,

Сам с собою говорил.

От рожденья меченый,

Контра засекреченный.

Не товарищ нам, а сэр,

Развалил СССР.

 

 

 

 Блошиный рынок

 

Здесь предлагают свой товар

И оптовик, и коробейник,

И букинист, и антиквар,

Гудит огромный муравейник.

 

Все что-то ищут, все при деле,

Кто шляпу старую, кто зонт.

Бушует страсть на Талавере,

Гуляет вюрцбургский «бомонд».

 

Смакуют слухи, передряги

Ловцы последних новостей,

Довольны бедные и скряги

И проходимцы всех мастей.

 

 

 

                       ***

Здесь преуспеть должна вполне

Себя непомнящая нация:

Чем мельче мысли в голове,

Тем глубже будет интеграция.