Современная западная цивилизация     представляется настоящей аномалией в     истории человечества: она единственная,    которая избрала сугубо материальный     вектор развития, единственная, которая     не опирается ни на какой принцип     высшего порядка.

 К.-С. Льюис

 

Что такое либерализм как принцип?

 

Если спросить современного либерала, что такое либерализм, он сошлётся на декларацию прав и свобод человека: верховенство закона и равенство всех перед законом, подотчётность правительства народу, свобода слова и вероисповедания, свобода  предпринимательства, неприкосновенность частной собственности и т. п.

 

Казалось бы, что можно возразить против людей, которые за всё хорошее и против всего плохого? Возражений нет, но есть сомнение: какова плата за всё это великолепие, ведь, как известно, за всё хорошее надо платить. На этот вопрос у либералов  заготовлено два варианта ответа: с одной стороны, свобода это неотъемлемое врождённое право человека, то есть она бесплатна, с другой стороны, право на свободу завоёвано человеком в его многовековой борьбе за существование, за неё с лихвой заплачено жизнями многих поколений людей, и сейчас настало, наконец, время вернуть должок.

 

Есть, однако, иное мнение по поводу декларации прав человека: это просто фиговый листок, прикрывающий срам западного общества. Такое сомнение возникает, когда задаёшься вопросом: от чего (или от кого) либералу, собственно говоря, так не терпится освободиться, и против кого он так отчаянно отстаивает свои драгоценные права? На социальном уровне ответ вроде бы ясен: от угнетения со стороны репрессивной государственной машины. Но на самом-то деле проблема свободы коренится значительно глубже социального уровня: освободиться либералу необходимо от «категорического императива» - общечеловеческого долга перед Богом.

 

Либерализм как социальное течение имеет чёткую  мировоззренческую основу, своего собственного «Бога»: рационализм. Главный догмат религии рационализма состоит в вере во всемогущество, всеблагость и вездесущие человеческого разума. Рационализм заковывает живое течение жизни в цепь причинно-следственных связей, магически «заклинает» живую жизнь логическими понятиями, в полной уверенности, что тем самым приобретает неограниченную власть над жизнью. Эффективность логики как как силы, организующей и упорядочивающей «сырые» интуитивные прозрения, вводит её в соблазн возомнить себя единственной законной хозяйкой дома знания - это одно из проявлений бунта синтаксиса - Люцифера против Бога - смысла. Для рационализма живая традиция человеческой истории не имеет никакого значения, если она противоречит логически обоснованной схеме.  Поэтому поднаторевший в схоластических дискуссиях либерал легко отмахнётся от обвинений, к примеру, в кощунстве - на том основании, что эти обвинения логически  не  обоснованы (а они ведь  и  в самом  деле  логически  никак  не обоснованы).  И даже с гордостью добавит: «В моём словаре такого понятия вообще нет».

 

 

Что означает либерализм на социальном уровне?

 

В историческом плане либерализм - мировоззрение весьма экзотическое, даже неестественное, поскольку он предполагает первичность человека как индивида по отношению к обществу.  Неестественность заключается в том, что по своей биологической природе человек - существо коллективное, общественное. Собственно, и как человек-то он смог сформироваться лишь в обществе себе подобных.  Уже в силу биологической предзаданости выживание индивида определяется выживанием общества, а это означает, что общество как целое важнее индивида как его части.

 

Однако либералы - философские номиналисты, для них «общество» - пустая абстракция, с их точки зрения так называемое «общество» это просто сумма индивидов, объединившихся в некое квазиединство исключительно ради безопасности и взаимовыгодного сотрудничества. Именно так понимали общество первые протестантские  переселенцы в Америку, и теперь эта местечковая идеология (не зря Сергей Есенин назвал Нью-Йорк «Железным Миргородом») навязывается человечеству в качестве универсальной. Что касается противников либералов, то они являются  философскими реалистами, для которых общество - высшая по отношению в индивиду сущность: не обще¬ст¬во для индивида а индивид для общества - примерно так же, как в биосфере вид первичнее индивида.

 

На это либералы отвечают, что они возвышают индивида не над обществом, а над государственной машиной. Но ведь государство как таковое - не какая-то особая сущность, а просто «хребет» общества, скрепляющий рыхлую массу населения в организованное единство. Противопоставлять государство обществу можно лишь в случае захвата власти в стране внешним врагом или внутренней хунтой, чуждой народной массе, в нормальных же условиях государство неотделимо от общества. То, что либерализм отстаивает права и свободы индивида от притязаний на них именно со стороны общества, а вовсе не только государства, становится очевидным на высшей стадии либерализма - в пост-модернизме.

 

 

Какова генеалогия либерализма?

 

Либерализм как идеология возник в конце 18 века, это был бунт окрепшей буржуазии против устаревших к тому времени устоев средневекового сословного общества.  И вот сейчас это локальное и вполне эпизодическое с точки зрения мировой истории явление возводится в ранг абсолютного общечеловеческого принципа, на котором должно основываться всё дальнейшее развитие человечества, этот принцип  стал «священной коровой» западного политического мировосприятия.

 

Все эти «права и свободы» греют наши индивидуальные души и неотразимо льстят нашему самолюбию. Но вот вопрос: откуда они берутся, кто их нам даёт? В любом случае, они не являются естественным продуктом эволюции: в животном мире всякое право есть право силы, а всякая свобода есть способность воспользоваться этим правом. У стадных животных больше всех прав имеет вожак как самый сильный из группы. В общине  первобытных людей важнее стала уже не физическая сила, а интеллектуальная и духовная, поэтому вожаком становился не самый сильный, а самый умный и волевой. Физическая сила членов общества обеспечивает выживание в краткосрочной перспективе (повседневный труд «в поте лица» и защита от непосредственной внешней угрозы), интеллектуальная - в среднесрочной (способность прогнозировать развитие текущих событий, что обеспечивает технический прогресс, облегчающий ежедневную борьбу за выживание), и, наконец, духовная - в долгосрочной перспективе, предполагающей достижение самого смысла существования.

 

Соответственно такой тройственной потребности человеческое общество, едва возникнув, сразу же разделилось на классы: трудящиеся, воины (они же администраторы) и жрецы. Это было самое общее «разделение труда» в плане достижения всех трёх целей, принципиально важных для выживания человечества. И хотя внешние формы классов в дальнейшем менялись, общий принцип сохранялся в течение десятков тысяч лет - вплоть до самого последнего времени.

 

 

 

Какие этапы прошла либеральная идея?

 

С подъёмом наук и ремёсел всё больше падал престиж некогда ведущих классов - воинов и жрецов, которые к тому времени уже успели морально разложиться. Руководимые ими «низы», наоборот, интеллектуально выросли на волне научно-технического прогресса, фактически ими же и созданного. Они почувствовали себя хозяевами жизни, и им стало невыносимо подчиняться людям, которые во всех отношениях оказались ниже них, поэтому «низы» постепенно перехватили военную и административную функции в обществе, оставив «благородное» сословие не у дел. Так произошла буржуазная революция - революция горожан - ремесленников и торговцев. Эти простые люди, долгое время почитавшиеся за тупое «быдло» стали так богаты, что оказались способными купить всё, от чего прежде они так зависели: злато победило и меч и кадило.

 

Это был бунт против естественного порядка вещей, который тысячелетиями воспринимался как данный от Бога, так что бунт этот был в первую очередь бунтом богоборческим. Такие бунты случались и прежде, достаточно вспомнить историю со строительством Вавилонской башни или историю «хакера» по имени Прометей, укравшего огонь у олимпийцев и передавшего его людям вместе с многими другими технологиями наук и ремёсел. Оба прежних бунта человека против мира богов были в своё  время беспощадно подавлены, но на этот раз бунт увенчался полным успехом - свержением богов и установлением гуманизма - религии самообожествления человека.

 

Гуманизм возник не на пустом месте, он стал вершиной «фаустовской» (по терминологии Шпенглера), т. е. западноевропейской, цивилизации. Все прежние цивилизации, включая античную, были статичными, изменения в них происходили столь постепенно, что в пределах одного поколения оставались совершенно незаметными. В «фаустовской» же цивилизации произошёл «перелом» экспоненты, скачкообразное увеличение её «основания»: условно говоря, экспонента стала не «двойкой в степени икс», а «тройкой в степени икс». В этой цивилизации развитие стало не родовым бессознательным, а индивидуально осознанным, оно стало принципом жизни не вообще, а той, которая происходит здесь и сейчас. Центр социальной жизни впервые сместился от запросов общества к запросам индивида.

 

Фаустовская революция была существенно усугублена лютеровской, в силу которой люди перестали быть стадом, пасомым пусть даже самым добрым пастырем. Им было разрешено индивидуальное толкование Писания, то есть каждому дано было право стать пастырем для самого себя. Это означало право выбора ценностной базы. В ходе Реформации произошла ценностная революция. Прежде всего был отменен запрет на ростовщичество. Этот строжайший библейский запрет был тормозом, препятствовавшим развитию производительных сил. Его отмена ознаменовала появление капитализма как общественно-экономической формации, основанной исключительно на ссудном проценте.

 

 

 

В чём заключается конфликт между либеральной

и коммунистической идеями?

 

Выстроить стабильное общество на противоречивой ценностной базе невозможно, поскольку в этом случае экономика вступает в конфликт с этикой: ссудный процент это ведь ничто иное как извлечение прибыли из эксплуатации одного человека другим. Для решения проблемы были предложены две различные модели устройства общественной жизни.

 

Наиболее естественной представлялась коллективистская – коммунистическая - модель, сформулированная Кампанеллой, Томасом Мором и другими утопистами и подхваченная позже Марксом.  В целом принимая библейскую ценностную базу,  эта модель сохраняла допустимость ссудного процента, необходимого для экономического развития. Совместимость несовместимого (сохранение целостности при изъятии части) была здесь достигнута весьма элегантным способом: запретом на частное присвоение дохода от ссудного процента. Однако в конечном итоге победила более радикальная либеральная модель,  отменявшая вообще всю библейскую систему ценностей: вслед за отменой запрета на ссудный процент постепенно были дезавуированы и все прочие запреты. Главным лозунгом либеральной модели стала свобода как право индивида самому выбирать себе ценностную базу, отрекаясь от любых традиционных запретов и заповедей, и наоборот, включая в свой катехизис любые новые ценности на своё усмотрение, исходя исключительно из сложившейся жизненной конъюнктуры.

 

Это окончательно устранило все моральные путы, до тех пор сковывавшие частную инициативу. Капитализм как общественно-политический строй, основанный на либеральной модели, победил благодаря социальному запросу на ускоренное производство материальных благ. Этот запрос был сформулирован двумя революциями: демографической - взрывной рост народонаселения потребовал взрывного роста производства, и демократической - многомиллионные низы потребовали для себя таких же благ, какие раньше могли позволить себе лишь привилегированные слои общества. Социальная природа – как и внешняя физическая - устремилась к выравниванию потенциалов. Убедившись в эффективности новой ценностной базы в области экономики, либеральный запад стал уходить от библейской ценностной базы всё дальше, переходя от экономики к морали: либеральная парадигма требует от нас абсолютной толерантности, что в конечном счёте означает уравнивание добра и зла во всех аспектах бытия.

 

Впрочем, сколько ни осуждать капитализм как экономическую ипостась либерализма, реакция либералов будет одна: «Если ты такой умный, то почему ты такой бедный?». Как ни странно, исчерпывающий ответ на это возражение был дан очень давно, ещё Джонатаном Свифтом: «Потому что не хочу быть подлецом. Если бы деньги на небесах ценились, они бы не давались таким негодяям». В конечном итоге, всё дело в жизненных целях, которые ставит перед собой человек, и конфликт капитализма (экономической ипостаси либерализма) и коммунизма это прежде всего конфликт ближних и дальних целей. Коммунизм направлен на достижение дальних целей: сознательно регулируя производство и потребление, он обеспечивает стабильность развития общества, не давая этому развитию уйти в разнос. К сожалению, реализовать эту благостную цель коммунизм не способен, так как проигрывает конкуренцию при достижении каждой из очередных ближних целей. Капитализм намного эффективнее именно в краткосрочной перспективе, что и обеспечивает его превосходство в каждый данный момент.

 

Беда однако в том, что он слишком эффективен, а это в долгосрочной перспективе губительно. Все те достижения европейской цивилизации (а они немалые), которые либерализм с полным на то основанием записывает себе в актив, можно рассматривать как эфемерные, не учитывающие отдалённых последствий. При капитализме неизбежен непрерывный рост производства независимо от реальных потребностей общества. Либеральное  капиталистическое общество устойчиво пока движется - подобно устойчивости движущегося велосипеда. Казалось бы, почему бы и нет? Беда однако в том, что для такого устойчивого движения приходится каждые десять лет удваивать производство, что возможно лишь в условиях неограниченных ресурсов. Поскольку в реальности ресурсы ограничены (это осознали совсем недавно), безоглядная растрата их означает жизнь за счёт будущих поколений. При этом столь же безудержно растёт загрязнение среды обитания отходами производства и безмерного потребления, что вызывает такую нагрузку на биосферу, которой она вскоре просто не сможет выдержать.

 

Очередное ускорение безумного прогресса произошло в рамках ещё одной - кредитной - революции. Вплоть до 19 века человечество было пронизано пафосом накопительства, а это требовало если не аскетизма, то, по крайней мере, известного воздержания. В наше время социальная парадигма изменилась, наступил век безудержного потребительства. Отсюда и главный механизм развития современной экономики – кредит. Жизнь в кредит ещё больше раскручивает спираль потребления, стирая грань между реальным и виртуальным.

 

 

 

Что такое «открытое общество»?

 

В 20 веке конфликт между либеральной и коммунистической моделями был переведён из экономической плоскости в ценностную - в конфликт между «открытым» (свободным) и «закрытым» (несвободным) обществами. Коммунистическая идея была объявлена не просто экономически неэффективной, но вообще античеловеческой,  удушающе тоталитарной - в противоположность либеральной модели открытого общества, возвышенной до светлого общечеловеческого идеала.

 

При всей своей увлечённости идеей индивидуальной свободы идеологи либерализма в глубине души осознают его вопиющую несправедливость: упомянутый выше первородный грех капитализма как экономической ипостаси либерализма - частное присвоение прибавочной стоимости, созданной всем обществом. Эта проблема в настоящее время снимается следующим простодушным аргументом: современная частная собственность на заводы и фабрики существует в акционерной форме, при этом крупнейшими акционерами являются пенсионные фонды, которые вкладывают сбережения многомиллионной армии трудящихся в акции, тем самым простые люди все без исключения становятся   юридически равноправными акционерами некоего ОАО - открытого акционерного общества, то есть маленькими капиталистами, так что попранная на ранней стадии капитализма справедливость оказывается восстановленной.

 

Проблема однако даже не в том, кто сколько получит при дележе акционерного пирога, а в том, кто, собственно говоря, управляет процессом социально-экономического развития каждой страны в отдельности и мира в целом. И здесь либеральная идея вступает в конфликт с демократической, поскольку управляет процессами как выпечки социального пирога, так и его дележом  вовсе не народная масса в лице избранных народом из своей среды представителей, управляют этим анонимные, никем не избранные и никому не подотчётные люди, держащие в своих руках контрольные пакеты акций. Эти анонимы образуют виртуальное, но, тем не менее, всемогущее правительство, компетенция которого распространяется на весь мир, и для которого не существует национальных границ. Подлинную власть в мире в настоящее время захватили транснациональные корпорации, и главная проблема современного мира это утеря национального суверенитета, что означает переход к «однополярному» миру, то есть миру, охваченному гигантским спрутом, щупальцами которого являются МВФ,  Пентагон, западные разведывательные сообщества, и не в последнюю очередь - либеральная пресса.

 

Скажут: да какая разница, кто нами управляет, если управляют  эффективно и всем во благо? Но вот в благостности этого процесса можно как раз и усомниться.  Да, либеральная модель даёт широчайший простор частной инициативе и тем самым обеспечивает технический прогресс. Но куда заводит нас этот прогресс? Очень уж он похож на дьявольский соблазн: «Поклонись мне и получишь власть над миром». Получишь, но счёт за услугу обязательно придёт, и он будет весьма неожиданным, как об этом говорится в притче «Обезьянья лапа», которую приводит в своей книге «Кибернетика и общество» Норберт Винер. Некто оказался владельцем обезьяньей лапы, исполнявшей любые желания, и на радостях пожелал себе миллион долларов. В ту же минуту почтальон принёс затребованные деньги - компенсацию от фирмы, в которой работал его сын, погибший в результате производственной аварии. Джинн либерализма, впущенный из бутылки, непременно исполнит твои пожелания, но при этом помимо затребованного добавит ещё от себя такое, чему особенно не возрадуешься.